Геннадий Ананьев - Бельский: Опричник
Ответ дружный:
— Время мести настало!
Но вопрос за вопросом: как стрельцы? как вооружить озлобленный московский люд? как поступить с Басмановым, который верен Дмитрию Ивановичу и может его защитить? нужно ли брать арсенал, или князья и бояре, чтобы до времени не насторожить Басманова, поделятся своими запасами оружия и доспехов?
Князь Василий Шуйский успокоил всех:
— Я приведу в Москву из своих имений боевых холопов. Сделают это и другие князья. У нас в руках будет несколько тысяч. Что касается стрельцов, после потешного штурма ледяной церкви они озлоблены и на царствующего, и на наемников, его охраняющих. Сегодня стрельцы готовятся к походу в Низовские земли, большая часть их выведена из Москвы. Думаю, вернее, уверен, что они присоединятся к нам. Вот ляхов не стоит трогать прежде времени. Покончим с лжецарем, порешим и ляхов. Всех до одного!
Богдан узнал о сборе заговорщиков все, до каждой мелочи, но не поспешил к государю, даже не известил о нем воеводу Петра Басманова. Он твердо определил: как только свершится переворот, поспешит в Кремль, а оттуда на Красную площадь вместе со всеми боярами, первым возьмет слово, и народ, как было совсем недавно, изберет его правителем. От правителя до венчания на трон — путь не так уж долог.
«Если о себе сам не позаботишься, никакой царь не возвысит тебя по заслугам, не приголубит тебя».
Иначе бы повел себя Богдан, извести его либо тайный дьяк, либо кравчий, что состоялся еще один заговор князя Василия Шуйского с самыми его близкими сподвижниками, где они решили некоторых бояр, а Бельского в первую очередь, взять под стражу в момент переворота. Не арестовывать решили, не свозить в Казенный двор, а окольцовывать крепкой стражей их дома. Судьбу же их решать после убийства лжецаря, как они называли Дмитрия Ивановича, и избрания на царство достойного.
Мятежники готовились хотя и спешно, но основательно. Под их рукой оказалось около двадцати тысяч вооруженных воинов, да еще к ним присоединились стрелецкие сотни, злые на наемников за коварство, еще и за то, что царь не подлецов наказал, а их, честных служак, высылкой в Елецк. Вроде бы по ратной необходимости, но они-то понимали, для чего это делается. Их уже вывели из Москвы, разместив в специальном стане, чтобы дожидались они нового стрелецкого голову, а когда к ним приехал самолично князь Василий Шуйский, охотно откликнулись на его зов.
По Москве тем временем ползли упорные слухи, что царь намечает на конец мая потешные игры, но они для отвода глаз — их цель умертвить всех бояр и князей русских. Посекут их наемные телохранители царевы и шляхтичи, когда же покончат с боярами и князьями, примутся за всех москвичей, будут убивать мужей, насиловать жен и дев, грабить дома и православные храмы. А чтобы подобное не произошло, всем, кто не желает стать жертвой немцев и ляхов, идти, вооружившись у кого что есть, на Красную площадь к полуночи девятнадцатого мая.
Удивительное дело, в столице невероятного размера заговор, а царь Дмитрий Иванович беспечен. Он либо не знает о нем, либо не верит своим тайным секретарям, ибо ему не докладывали ни о чем ни великий оружничий, ни тайный дьяк. Спал он поэтому в ту роковую ночь в объятиях Марины, а охраняла их всего лишь полусотня телохранителей. Да еще воевода Басманов бдил в царском дворце, но почему-то без резервных сотен кремлевских стрельцов, хотя мог бы ввести в Кремль не сотни, а тысячи.
Спали по своим квартирам и ляхи. Беспечно спали.
Богдан же бодрствовал. Он послал нескольких верных слуг на Красную площадь, чтобы как только начнет собираться там народ, тут же известили бы его.
Вот и полночь. Но от слуг ни слуху, ни духу. И он даже не подумал, что их перехватили сразу же, как только они вышли за калитку: усадьбу Бельского окружили за час до намеченного срока сбора всенародного на Красной площади боевые холопы князя Василия Шуйского и даже не московские, которые знали великого оружничего и могли бы смалодушничать, а прибывшие из дальних княжеских вотчин.
Все жданки съел Богдан. Наконец послал на Красную площадь еще двоих, но и те словно в воду канули. Тогда он велел воеводе боевых холопов выяснить, в чем дело — не возвращаются слуги. А тот не прост, уже догадался, что, скорее всего, их перехватывают, и решил в этом убедиться — поднялся на маковку терема, глядит в подслеповатое окошко — ничего не видно. Но уж не успокоился, выпустил через калитку боевого холопа недюжинной силушки, к тому же и ловкого, велев ему обойти вокруг оплота усадьбы, а если что подозрительное заметит, тут же спешить обратно.
Десятка шагов тот не сделал — на него навалились, он, однако, расшвырял княжеских боевых холопов и успел юркнуть обратно в калитку.
— Худо дело, воевода. Густо холопов княжеских. Докладывай боярину спешно, может, ударим?
Отверг предложение воеводы пробиться в Кремль силой. Сник, понявший, худо дело, спета его песенка.
Полных трое суток держали оружничего под охраной в усадьбе, и Богдан не мог даже узнать, что происходит в Кремле и во всей Москве. Слышал иногда выстрелы, гвалт бушующей толпы, понимая, что переворот князю Василию Шуйскому удался, и с тревогой ждал, как поступят с ним.
Перепуганную насмерть жену успокаивал:
— Волхвы предрекли мне долгую жизнь. А если я буду жив, кто тогда посмеет тронуть вас?
Утром на четвертый день за ним прислали дворянина. Одного, без стражников Казенного двора. Обращается с поклоном:
— Тебя, великий оружничий, в Боярскую думу кличут.
— Кто? Государь?
— Да. Государь Василий Иванович Шуйский.
Сказано не с великим почтением, явно небрежно, это подстегнуло Бельского на откровенный вопрос:
— Венчан, выходит? В столь короткий срок?
— Он сам себя венчал. Верней, венчали его те, с кем он убивал царя. Да еще патриарх, забывший, что самолично венчал на царство Дмитрия. Теперь вот тебя, великий оружничий, похоже, выпроводят из Москвы.
— Поведай, о чем осведомлен, пока я одеваюсь.
Краток был дворянин: один воевода Басманов стал грудью за царя и посечен. Убит и государь. На Лобном месте тело его лежит. Сегодня решено его схоронить где-то за стеной Москвы. Ляхов изрядно побили. Наемников не тронули. Их выпустили, хорошо заплатив. Князь Василий Шуйский пообещал никого из русских князей и бояр не казнить. Разослать по своим имениям и — только.
— Поспешай, боярин. Дума ждет тебя.
Глава пятнадцатая
«Очередное лицемерие», — с такой оценкой произошедшего на Думе вышел из царского дворца Богдан. Всякий, кто садился на трон после Грозного, обещал клятвенно не лить крови, править по закону и справедливости, а сам тут же нарушал обещание. Вот и Василий Шуйский — не исключение. Справедливо ли опалять не нарушивших клятву крестоцелования, верой и правдой служивших Божьему помазаннику? Справедливо ли, что судьбу их решают клятвоотступники, убийцы самодержца, наместника Божьего на троне?
«Хорошенькие законы и справедливость!»
Подошел князь Григорий Шаховской, которому решением Думы определено заменять воеводу Путивля князя Бахтиярова.
— А ты, значит, в Казань воеводой?
— Да.
— И кто судит-рядит?!
Богдан промолчал. Он с князем Шаховским не был на короткой ноге, оттого считал невозможным быть откровенным. Да и не играл князь при Дворе ни при Грозном, ни при Федоре Ивановиче, ни при Борисе Годунове хоть какой-либо заметной роли, потому не сводили их вместе никакие дела. Только при Дмитрие Ивановиче приблизился Шаховской к трону, выказывая всемерную преданность. Богдан иной раз даже завидовал ему, не то чтобы идти на сближение. Он видел в нем соперника.
Не дождавшись мнения Бельского по поводу массовых ссылок, хотя и почетных, всех, кто честно служил государю, князь Шаховской продолжил вполголоса, заговорщицки:
— Как я считаю, великий оружничий, недолго Василию царствовать. Жив Дмитрий Иванович. Не глуп же он. Зная, что готовится переворот, мог ли он спокойно почивать в своем дворце, еще и без должной охраны? Да и труп убитого видел я на Лобном месте. Отчего-то бородатый…
— Я болел, — неопределенно ответил Богдан. — Потом был заперт в своем доме боевыми холопами князя Василия.
— Предлагаю, — пропустив мимо ушей слова Бельского, продолжал князь Григорий, — если государь наш, Дмитрий Иванович, жив и здоров, поддержать его. Я — в Путивле, ты — в Казани. Северские земли, на кои ты имеешь огромное влияние, станем поднимать совместно, объединив усилия.
— Поживем — увидим, — вновь отделался неопределенным оружничий, но Шаховской оставил за собой последнее слово:
— Глядеть — хорошо, но лучше действовать. Я дам тебе знать, если что узнаю.
Князь Шаховской сдержал слово. Не сразу, а спустя несколько месяцев. Богдан, казалось, забыл о том разговоре, полностью поглощенный ознакомлением с новым воеводством, все более в дорогах из города в город, какие подчинялись Казани. Но он не только ревизовал, как большой начальник, но и помогал малым городам посильно деньгами, оружием, присылал плотников и каменщиков для подновления оборонительных сооружений, обретая тем самым уважение не только воевод городовой рати, но и самих ратников. Разве до Шаховского ему? А тот, выходит, не забыл — прислал своего слугу с коротким словом:
