Вельяминовы. За горизонт. Книга 4 - Нелли Шульман

Адель не сомневалась, что матери бы их решение не понравилось:

– Мама посчитала бы нас обязанными спасти несчастную сироту. Но речь идет не о таком человеке, как Пауль. Пауль словно ребенок, он был и останется безобидным. Фрейлейн Брунс обыкновенная умалишенная убийца. Нельзя вводить ее в семью, нельзя поддаваться на грязный шантаж…

Рядом с кабинкой болталась медсестра, дежурящая в приемном покое:

– Она еще и уши навострила, – поняла Адель, – ладно, я не собираюсь вести с Брунс долгие разговоры…  – чиркнув что-то в блокноте, она заметила, что Брунс открыла рот:

– Вы действительно наняли мне адвоката, – обрадованно сказала девушка, – спасибо вам, большое спасибо…  – из разговора со Штрайблем Адель уяснила, что он тоже не намерен защищать Брунс:

– Я кое-что слышал о деле, – признался адвокат, – судья выдал ордер на запрет публикаций в прессе, но новости в нашей среде путешествуют быстро…  – о подробностях дела Штрайблю рассказал его бывший подчиненный, адвокат Краузе. Штрайбль с аппетитом жевал мильфей:

– Говоря откровенно, фрау Майер-Авербах, – он смахнул крошку с лацкана костюма, – ни один приличный адвокат за ее защиту не возьмется. Денег в этом нет, славы тоже…  – юрист развел руками, – в общем, ни одной причины для работы…  – он отпил кофе:

– Но дело и не дойдет до суда, ее признают сумасшедшей…

Адель оставила мысли о том, что фрейлейн Брунс может оказаться сестрой Генрика:

– Я зря сюда приехала. Она похожа на Генрика, но это ни о чем не говорит…  – ее голос дышал холодом:

– Никакого адвоката мы не нанимали и не собираемся, – Адель бросила блокнот с ручкой обратно в сумку, – прекратите преследовать моего мужа, фрейлейн. Вы преступница и предстанете перед судом, а если нет…  – Адель встала, – то вы никогда не покинете стен этой лечебницы…  – Магдалена не успела ничего сказать. Шпильки женщины простучали по полу приемной. В раскрытой двери кабинки появилась мощная фигура медсестры:

– На выход, Брунс, – скомандовала она, – время свидания закончено…  – Магдалена, пошатываясь, брела перед служительницей обратно по лестнице в подвал:

– Свидание закончено, все закончено…

Замигала красная лампочка, железная дверь отъехала в сторону. Сгорбленная спина в сером халате исчезла в сумрачном коридоре закрытого отделения больницы

Эпилог

Висмар, июнь 1962

Начальник Главного Управления Разведки Министерства Государственной Безопасности ГДР, генерал Маркус Вольф с аппетитом кусал свежую булку с луком и маринованной селедкой. В фаянсовой мисочке дымился рыбный суп:

– В столице у нас хорошая рыба, но речная, – Вольф отпил пива, – а ваша селедка выше всяких похвал…

Столовую военно-морской базы устроили в рыбацком стиле, отделав стены темным деревом, водрузив у входа старый штурвал. По стенам развесили фотографии маяков. Вольф приехал в Висмар на служебной черной «Волге», в джинсах и легкомысленной рубашке поло, с раскрытым воротником:

– Я здесь не ради допроса, – сказал он офицеру, отвечающему за внутреннюю безопасность базы, – всех, кого надо допросить, мы допрашиваем…  – вытащенных из трюма «Барракуды» неудавшихся беглецов на запад отвезли в Берлин:

– Пару детей мы пока сунули в интернаты, – Вольф взялся за суп, – если родители заупрямятся, мы их используем. В любом случае, своих матерей и отцов они больше не увидят…  – все пытавшиеся прорваться через Стену или границу ГДР получали долгие тюремные сроки. Вольф больше всего хотел допросить проклятую Каритас. Неделю назад, появившись на ее садовом участке, Штази наткнулось на опустевший домик:

– Она даже сняла со стены распятие, упрямая сука…  – он с шумом хлебал суп, – она тоже жестоковыйная, хотя это о евреях сказано…  – Вольф, сын еврея и немки, всегда говорил, что он только коммунист. В Берлине была синагога:

– Но это как в Москве…  – он вытер мисочку куском ржаного хлеба, – мы содержим лавочку ради иностранных корреспондентов и туристов. Пожалуйста, приходите на молитву, встречайтесь с общиной…  – община большей частью состояла из вернувшихся из концлагерей стариков. Евреям ГДР выезд в Израиль тоже был закрыт:

– У нас свобода религии, – хмыкнул Вольф, – для нашего имиджа, как выражаются американцы, это важно…  – сестра Каритас не имела никакого отношения к официальной, разрешенной в ГДР, церкви:

– Она католичка. Гитлер не доверял католикам и правильно делал. Она явилась сюда по заданию Ватикана, мутить воду…

Труп Каритас, как и тело бывшего хозяина лодки, лежал в морге. Мертвые, как известно, не разговаривали, а трюмные пассажиры, сколько бы их не допрашивали, не сумели ничего сказать о парне, найденном в закутке капитанской каюты. Светловолосый мальчишка, лет пятнадцати на вид, завернутый в грубое одеяло, носил стальной католический крестик:

– Подонки вроде слышали крики с палубы, про человека за бортом, – вспомнил Вольф, – но Балтику штормило, они могли ошибиться, не понять чего-то…  – за чисто вымытым окном столовой простирался спокойный, лазоревый простор моря:

– Я заодно искупаюсь, – заметил Вольф за кофе, – плавки я привез, а полотенце у вас найдется…  – морской капитан кивнул:

– Непременно. Что касается парня, он пошел на поправку, температура у него спала, но он все еще молчит. Радио или газет он не требует, попросил только книги…  – Вольф подался вперед: «Какие?». Моряк широко улыбнулся:

– Жюль Верна, товарищ Вольф. «Пятнадцатилетний капитан», «Таинственный остров» и так далее…  – Вольф подвинул ему сигареты:

– Угощайтесь. «Пятнадцатилетний капитан», это хорошо…  – генерал задумался. Парень мог приехать с Каритас из Берлина:

– Это еще лучше, – понял Вольф, – он может вывести нас на других участников ее сборищ…  – столичные арестанты пока описали только несколько давно известных Штази священников:

– Тоже западные визитеры, – поморщился Вольф, – но это дела давно минувших дней. Теперь мы этих мерзавцев на восток не пускаем, но к ней ходили и наши верующие, то есть подпольные верующие…  – Вольф поднял глаза на моряка:

– С каким акцентом говорит парнишка…  – коллега развел руками:

– Не с берлинским, это точно. Он здешний, уроженец севера…

Вольф почесал подернутый серебром висок:

– Мне нет сорока, а я поседел. Но с моей работой иного ждать не стоит…  – он напомнил себе, что надо будет подготовить операцию по внедрению товарища Рабе обратно на запад. Москва не могла нахвалиться на немца:

– Но Комитету я его не отдам, – решил Вольф, – Рабе мой выученик, мой воспитанник. Пусть поработает под моим крылом пару лет и мы пошлем его в ФРГ. Он талантливый парень, из него выйдет отличный разведчик…  – ткнув сигаретой в пепельницу, Вольф поднялся:

– Мальчишка местный, говорите…  – это разрушало стройную картину операции, – хотя, если его нашли голым в одеяле, то он не мог быть берлинцем. Или «Барракуда» подобрала его в море…  – сунув в карман сигареты, Вольф подытожил:

– В любом случае, мне надо с ним встретиться…  – коллега покачал головой:

– Он отворачивается, стоит завести речь о его имени, адресе, или родителях…  – Вольф поднял бровь:

– Значит, он не хочет об этом упоминать, на что у него есть свои причины. Именно ради них я сюда и приехал…  – он потрепал коллегу по плечу:

– Пошли, познакомите меня с вашим пятнадцатилетним капитаном…  – расхохотавшись, он пропустил коллегу вперед.

Парня обрядили в полосатую пижаму, из тех, что выдавали больным в армейских или флотских госпиталях. Краем глаза Вольф заметил на тумбочке стопку романов Верна и плетеное лукошко со свежей клубникой. Мальчишка смущенно покраснел:

– Я не просил ягод, но мне принесли. Меня очень вкусно кормят, большое спасибо…

У него действительно был северный говор. Вольфу понравился упрямый очерк подбородка, высокий лоб парня. По носу и щекам успели рассыпаться веснушки, он загорел:

– Лицо у него обветренное, руки рабочие, – Вольф успел внимательно рассмотреть неизвестного, – но рыбацкий парень не стал бы читать Жюля Верна. Он бы вообще ничего