Время умирать. Рязань, год 1237 - Баранов Николай Александрович
Очередной залп камнеметов закончился страшным грохотом – то обрушился изрядный кусок первого яруса стены. Исклеванный камнями, он сполз в ров, рассыпаясь на бревна, комья глины и камни. Ров в этом месте сразу заполнился. Работы невольникам осталось совсем чуть. Похоже, Гунчак оказался прав: к темноте от участков стены, там, где назначен приступ, останутся рожки да ножки.
Один из камней ударил неожиданно близко. Буквально в нескольких саженях. Ударил в крышу второго яруса, пробив которую врезался в стену третьего. Пол боевого хода рванулся из-под ног. Несколько человек упали. Ратислав на ногах удержался. Обернулся, крикнул:
– Все со стены! Нечего судьбу пытать!
Защитники города послушались: хоть и недовольно ворча, но потянулись к лестнице, ведущей вниз.
– Пойдем и мы, – обратился Ратьша к ближникам. – Ничего нового тут больше не увидим, а камень поймать можем легко. – И сам первым направился вниз со стены.
Остаток дня просидели в осадной клети, стенки которой вздрагивали от ударов, передающихся от попаданий камней в крепостные стены. Сверху с потолка тонкими струйками сыпалась земля. Здесь же поужинали. Время от времени Ратислав выходил из клети, поднимался на башню. Дважды приезжал великий князь. Горестно смотрел, как рушатся рязанские стены.
Обстрел воротных башен татары почти прекратили, слишком мощными те оказались, проще было порушить стены рядом с ними, что они и делали. У башен оказались снесенными крыши, разбиты заборола, кое-где выбиты бревна из их тела, и только. Окованные железом ворота почти не пострадали. А вот стена с обеих сторон башен неумолимо разрушалась.
Понятно стало, что защитники будут иметь дело с пятью проломами в напольной части стены. Четырьмя с боков башен, не слишком широкими, саженей в пятнадцать-двадцать каждый, и большим проломом между Исадскими и Ряжскими воротами. Здесь пролом обещал быть шириной не меньше сорока саженей. Еще один громадный пролом саженей в пятьдесят пороки проделывали левее Южных ворот. Дело в южной части Стольного града двигалось медленнее, но к ночи, судя по всему, татары добьются своего и там. Два тарана встали напротив ворот в проеме, открытом для них в татарской городне, саженях в ста от города. Почему-то дальше они не двигались, чего-то выжидая.
В напольной части города камнеметы прекратили свою страшную работу, когда совсем стемнело. В южной части пороки еще стреляли, оттуда раздавались скрип натягиваемых канатов и удары камней, крушащих бревна. А здесь, в местах, предназначенных для штурма, между Исадскими и Ряжскими воротами, а также с обеих сторон от них, стена возвышалась над гребнем вала где на сажень, где на полторы.
Собственно, стены как таковой там уже не было. Была куча бревен, перемешанных с глиной и камнями бутовки. Бревна попадали в ров, часть их застряла на валу, облегчая подъем на него врагам. Часть упала внутрь города, на крыши осадных клетей и дальше, мешая защитникам быстро добираться до проломов, когда начнется приступ. А главное, торчащие во все стороны бревна мешали держать в проломе сомкнутый строй. Потому, как только закончился обстрел, Ратислав распорядился растащить обломки бревен на остатке стены.
Застоявшиеся и измученные томительным ожиданием вои рьяно взялись за работу. Им на подмогу подоспели мужики, горожане и беженцы с окрестных сел и деревень. Они успели. К началу приступа в проломах стало можно встать сомкнутым строем.
Сам Ратислав с ближниками все это время стоял на уцелевшем участке стены рядом с самым большим проломом, то поглядывая, как идет дело с разборкой завалов, то вглядываясь в сторону татарского стана. А там царили гнетущая тишина и неподвижность. Ровно горели россыпи огоньков лагерных костров. Никаких подозрительных звуков или признаков передвижения войск. Даже у пороков, освещенных татарскими факелами, никого не было видно. Затихли и татарские стрельцы за городней, ни одной стрелы в работающих на стене защитников не летело.
Было во всем этом что-то жутковатое. Казалось, уж лучше бы самый жестокий приступ, чем такое вот странное затишье. Вызвездевшее небо безучастно смотрело сверху на обреченный город. Луна пока не взошла, и темноту рассеивал только свет многочисленных факелов на стене и татарской городне.
Приступ начался ближе к полуночи. В стороне татарского стана как-то разом вспыхнуло множество факелов. Факелы не слишком быстро двинулись в сторону города, приблизились к внутренней стороне татарской городни. Здесь у открытой для приступа ее части остановились. В свете бьющегося под резким ветром пламени факелов поблескивали доспехи и оружие врагов. То же происходило у остальных четырех проломов напольной части крепостной стены. Со стороны Южных ворот все еще слышался грохот камнеметов.
Все это Ратислав наблюдал с непорушенной части стены, совсем близко к большому пролому, тому, который находился между Ряжскими и Исадскими воротами. Услышав, что в татарском стане началось движение, он и его ближники белками взлетели наверх. Андрей со своими меченошами тоже не отставал. Ратьша даже не пытался запретить ему подниматься на стену: знал, что без толку.
Неподалеку у бойниц пристроились стрелки, уже начавшие пускать в застывший строй татар стрелы. Бесполезная трата припаса: далеко, а враг хорошо одоспешен. Ратислав крикнул вдоль боевого хода, чтобы прекратили стрельбу. Его послушали. Заскрипела натягиваемая тетива затинного самострела. Вот из него можно. В самый раз. Щелк! Громадная стрела, мелькнув оперением в свете настенных факелов, упорхнула в сторону татар. Попала в кого или нет, не разобрать: темно и далековато.
Через какое-то время татарский строй зашевелился, а потом раздался в стороны. К чему бы это? Ага, понятно, из темноты со стороны лагеря показались невольники, тащившие что-то тяжелое. Двигались ватажками по полтора-два десятка. И ватажек таких было много. Что это такое они несут? Невольники приближались. Уже преодолели места, где когда-то стояли ряды надолбов. Скоро окажутся совсем рядом с засыпанным рвом.
Наконец стало понятно, что несут невольники. Лестницы! Длинные, широченные и, должно быть, весьма тяжелые, сколоченные из толстых жердей, почти бревен. Тащили они их явно из последних сил, шатаясь, оскалив зубы от страшного напряжения, – теперь в свете факелов крепостной стены загнанных, еле живых мужиков видно было достаточно хорошо. Ни один рязанский воин не выпустил в своих ни одной стрелы.
Невольники пересекали засыпанный ров, ставили лестницы на попа и роняли их на скат вала. Плотно, одна к одной. Получалось это у них, несмотря на всю их изможденность, довольно ловко, похоже было, что татары их где-то заранее натаскали. Лестницы со стуком падали на обледенелый склон вала, а защитники города безмолвно смотрели на это.
Воин, стоящий неподалеку от Ратислава, крикнул:
– Что же вы! Лезьте по ним сюда к нам!
И кто-то услышал этот призыв. Тот, кто еще не совсем отупел от голода, мороза и непосильной работы. С десяток человек, пригибаясь, бросились к лестницам и, подгоняемые страхом, стали быстро карабкаться вверх к гребню вала. Тут же проявились затихшие было татарские стрелки за городней. Видно, относительно бегства невольников у них было строгое приказание, чтобы другим неповадно было. Скрип луков, щелканье тетив. Невольники один за другим покатились с лестниц вниз. Малость запоздало со стен ответили, заставляя татар спрятаться за укрытием. До верха успели добраться только двое. Они упали на руки укрывавшимся до времени за остатками стены воям. Кто-то поволок их к ближайшему входу в осадную клеть.
Больше никто из невольников попыток бежать не делал. Они уложили лестницы плотно, одна к другой на скат вала и, повинуясь приказаниям своих хозяев, убрели за татарскую городню, скрывшись в ночной темноте. Длина лестниц была хорошо рассчитана, и ее хватало до самого верха остатка стены. Ширина каждой из них позволяла биться в ряд не менее чем трем воинам. Как уже было сказано, лестницы лежали одна к одной, и это позволяло наступать находникам плотно, бок о бок.
