Загадочная пленница Карибов - Вольф Серно
— Меня зовут Мароу, — приступила целительница. — А кто ты? И кто тебя ко мне послал?
— Buenos dias[94]. Меня никто не посылал.
Голос под накидкой звучал глухо. И все-таки Мароу сразу определила, что посетительница не была испанкой. И не португалкой — слишком сильный акцент. Может быть, француженкой? Нет, акцент был бы элегантнее. Скорее всего, англичанкой. Да, именно англичанкой.
— Франсиска Оэлос рассказывала, что благодаря твоей помощи она смогла забеременеть. Она так расхваливала твое искусство, что я подумала: может быть, и мне ты сможешь помочь.
— Да ну? Ты тоже хочешь забеременеть с моей помощью? Почему? Может, ты уже отчаялась? — Мароу снова заколыхалась от смеха.
— Нет-нет! — воскликнула незнакомка, которая была не кем иным, как Луизой, и замолчала.
— Ладно. Я просто пошутила.
Молодая женщина определенно уже познала мужчину, и он не был ее мужем. Может быть, даже и не любовником. По крайней мере, ребенка она явно не жаждет. Значит, ее заботы совсем другого рода. А это скрывающее все тело одеяние…
— Полагаю, все дело в… твоей коже?
— Откуда ты знаешь?
Мароу довольно хрюкнула:
— Я знаю больше других. Если бы это было не так, я не была бы целительницей.
— Да, дело в моей коже, — пролепетала Луиза. — И ты моя последняя надежда!
— Подойди ближе, я уже не так хорошо вижу. Не бойся. Думаешь, я не заметила, что ты не хочешь назвать мне свое имя? Да, имена — это шелуха. В счет идет то, что под ним прячется. И только это! Ладно, давай, подойди. Если кто и поможет тебе, так это я.
Луиза подпорхнула к ней. В свете очага Мароу увидела, что у девушки зеленые глаза в опушении густых золотистых ресниц.
— Если твое лицо так же красиво, как глаза на нем, то Бог многим одарил тебя с колыбели.
— Мое лицо не красиво. Оно уже давно безобразно.
Одним решительным движением Луиза сбросила накидку через голову.
Мароу лишилась дара речи.
Еще никогда она не видела ничего подобного. Лишь губы, нос и веки оказались нетронутыми, все остальное было покрыто иссиня-красными, большей частью водянистыми пустулами. Между ними не осталось и лоскутка чистой кожи. Гнойное высыпание простиралось до точеной шеи и, словно в насмешку, обрывалось резкой границей, уступая место нежной, безупречно белой, бархатистой коже.
Мароу собралась с духом. На ее морщинистом лице отчетливо проступало сочувствие.
— Болит?
— Да, страшно! — В голосе Луизы звучало отчаяние. — Словно огнем жжет. Недели через две-три подживает, а потом начинается снова. А боль не отпускает никогда. Как будто постоянно хлещут бичом.
— Понимаю. Твои страдания вдвойне тяжелы. Из физических мук произрастают душевные терзания. Скверная болезнь, очень скверная.
— А как она называется? Она излечима?
Луизе вдруг отказало самообладание — она заломила руки, глаза наполнились слезами, — но всего лишь на мгновение. Минутная слабость прошла, и она снова распрямилась, глаза высохли. Мароу тут же ухватила, что перед ней человек, способный на борьбу. Это хорошо.
Она не спешила с ответом. Внимательно осмотрела каждую гроздь высыпаний, обнюхала отдельные пузырьки, потрогала мокнущие выделения, рассмотрела подсохшие кое-где корочки, ощупала лимфатические узлы за ушами. Медленно, очень медленно, обдумывая каждое слово, целительница сказала:
— Тысячи роз цветут на белом свете, где только Господь всемогущий повелел чему-то произрастать. И из всех них Он наградил тебя самой безобразной. Это ползучая роза, дитя мое.
— Ползучая роза? — Луиза попыталась улыбнуться.
— Да, другими словами, опоясывающий лишай.
Девушка задумалась.
— О такой болезни я слышала, но не знала, что она может появиться на лице.
Мароу вздохнула:
— Ползучая роза коварна, дитя мое. И может появиться где угодно на теле.
— А ты сможешь меня вылечить?
— Только с твоей помощью.
Луиза бросилась перед целительницей на колени и схватила ее руку:
— Я буду делать все, что ты скажешь, все! Скажи, что я должна сделать?
— Хорошо. Для начала расскажи мне историю твоей болезни. Когда она появилась впервые? При каких обстоятельствах? И что ты предпринимала против нее.
Девушка немного помолчала и, запинаясь, начала:
— Ну… в первый раз она проявилась во время моего бегства… Ах, откуда, к делу не относится! Да… во время моего бегства…
— И все-таки где это было?
— Э-э… на одном острове… а потом на море. Я хотела по морю добраться до Гаваны, чтобы сесть на корабль, отплывающий на мою родину.
— В Англию, не так ли?
— Да. А откуда ты знаешь?
Мароу промолчала. Ее взгляд упал на костюм для верховой езды, в который была облачена девушка. Кожа изысканного одеяния потерлась и выцвела, но внимательный глаз мог подметить, что она тончайшей выделки и хорошего пошива, — дорогой костюм. А если вглядеться пристальнее, то на левой груди можно еще различить поблекший герб.
— Ты англичанка и из аристократической семьи, так ведь?
— Ну, я…
— Послушай, дитя мое, — жарко заговорила целительница. — Только что ты мне сказала, что сделаешь все, чтобы вылечиться, что сделаешь все, чтобы помочь мне тебя вылечить, а теперь не хочешь ответить даже на самые простые вопросы. Замкнулась, как устрица. Если ты не расскажешь мне откровенно о твоей жизни, я ничего не смогу для тебя сделать. Ничего! — Она взяла огромный глиняный кувшин и плеснула себе полную кружку воды.
— Я… мне… мне так стыдно, — прошептала Луиза. — Я наделала столько ошибок! Я все испортила. Все! И больше никогда не буду счастлива! Даже если мы одолеем мою болезнь…
— Как его имя? — коротко спросила Мароу.
— Этого я не могу сказать!.. Что, надо, да? Ладно, расскажу тебе все, что и как случилось.
Мароу поднесла кружку ко рту:
— Слушаю.
День уже клонился к вечеру, когда Луиза окончила свой рассказ. За это время ей не раз приходилось справляться со слезами, и каждый раз успешно.
Мароу погладила посетительницу, которая больше не была незнакомкой, по роскошным золотисто-медового цвета волосам.
— Я многое
