Александр Антонов - Государыня
Но Елена, придя в возбуждение, не могла успокоиться. Она ходила взад–вперёд по зале, руки её не знали покоя, а в сердце бушевали ярость и материнское горе.
Илья подошёл к ней, взял за плечи:
— Успокойся, моя дорогая. Твоё сердце — славный вещун, но ты не показывай виду, что маешься. Мы возьмём его измором, я сам приложу к нему руки.
— Спасибо, дорогой. Мне и впрямь надо держаться. Но ты не сказал, с чем он приехал?
— Говорит, что король предлагает нам мену: Бреславль на любой город, который нам по душе.
— И грамоту от короля привёз Сапега?
- Пока не привёз. Король якобы просит твоё письменное согласие на обмен. Ежели бы он отдал Смоленск…
— Не тешь себя надеждами, дорогой. Тут кроется какой‑то обман: отобрал же у меня Сигизмунд Могилёв. Ладно, мы поведём речь об обмене и попросим Смоленск. Но только потом, когда про Иванушку всё узнаем.
Наступили сумерки первого октябрьского дня. В это время Сапега и десять всадников въехали во двор замка Миндовга. Илья встретил Сапегу и повёл его во внутренние покои, а воинов слуги увели на хозяйственный двор, где жили ратники. Княгиня Елена приняла Сапегу в трапезной. Она не приветствовала его и многозначительно сказала:
- Тебя, пан Сапега, привела в мой дом судьба, но ты не сетуй на неё, она не виновата в твоих злодеяниях.
Матушка–королева, о каких злодеяниях вы меня обвиняете?
— Ты их знаешь лучше меня, но спрошу я лишь об одном: куда дели из бельского монастыря моего сына? Не старайся лгать.
Ивана Сапегу пробил холодный пот. Он почувствовал пустоту в груди, ноги задрожали от слабости. «Господи, как же это я сам себя загнал в смертную яму? Да, я исполнял волю короля и изгонял монахов в Краков, но был ли с ними сын Елены? Я видал только двух молодых баб–услужниц с младенцами. Но их ли были дети?» Однако самообладание и на этот раз вернулось к Сапеге, и он ответил, как ему показалось, хладнокровно:
— Матушка–королева, если вы считаете, что в дни вашего изгнания я был в Вельске, то это не так. Меня в нём не было.
— Не изворачивайся. Я говорю не о Вельске, а о Серафимовой обители. Ты был там дважды: когда охотился за моим достоянием и когда изгонял монахов. Я хорошо знаю королевскую свиту. В ней лишь ты можешь вершить самые грязные злодеяния.
— Я способен и на благие дела, с чем и прибыл в Бреславль.
— Мы ещё не знаем, благое ли поручил тебе король. Скажу твердо одно: ты не вырвешься из замка, пока не признаешься, где наше дитя. Отпустим же, когда наш сын будет в замке.
— Великая княгиня, вы не имеете права задерживать меня, — сорвался Сапега. — Я королевский посол, и вы не хотите, чтобы сюда пришёл с войском король. Пишите грамоту, что вы готовы обменять Бреславль на любой другой город — я должен предстать перед королём. Я — посол!
— Почему ты не положил на стол королевскую грамоту? Послы с пустыми руками не появляются.
— Государыня, это только предварительные переговоры. Отвезу вашу грамоту и вернусь с королевской. Даже могу вас порадовать: выпрошу у короля для вас Смоленск, он для вас дороже моей жизни.
— Хватит напрасных разговоров, — вмешался князь Илья. — Или выкладывай всё, что знаешь о нашем сыне, или я посажу тебя на цепь в подвале, и ты будешь сидеть, пока не одумаешься.
Неожиданно эта угроза успокоила Сапегу. Он ждал чего‑то подобного, чтобы остаться в замке. Теперь у него появилась хоть какая‑то возможность исполнить обещание, данное королю. Он отрешённо сказал:
— Я ничего не знаю о судьбе вашего сына. Может быть, ведает о том лишь король. Если так угодно судьбе, ведите на цепь, а добавить мне нечего.
Илья посмотрел на Елену. Она поняла его вопросительный взгляд.
— Он лжёт. Отправь его в темницу. Он знает, куда увезли нашего сына. Посидев рядом с мерзкими тварями, он одумается и скажет, — произнесла Елена и ушла.
Ивана Сапегу в тот же час посадили в каменный каземат под замок. В цепи его не заковали, но от этого ему не было легче. Из каменной подвальной твердыни с железными дверями и с оконцем в две ладони наверху, перехваченным железным крестом, убежать было невозможно. В каземате стоял деревянный топчан, на нём лежали соломенный тюфяк и овчинная полость.
Потекло время заключения. Два раза в день узнику приносили пищу. Страж каждый раз спрашивал, не передать ли что‑либо княгине Елене. Сапега постоянно отвечал одно: «Нет!» Дворецкий мог бы вселить в Елену некую надежду на возвращение сына, но он не хотел делать это. Он всё чего‑то ждал и держался: страж, приносивший пищу, заболел, и вместо него пришёл человек, которого Иван Сапега с первого часа появления в Бреславле мечтал увидеть. Это был его человек, Митька Фёдоров. Сапега благословил его пребывать при великой княгине ещё в Вильно. Митька был в неоплатном долгу у Сапеги. В Кракове, будучи слугой, Митька дерзнул украсть золотое блюдо, но был пойман и только благодаря Сапеге король Александр миловал его и сослал на конюшню, отменив казнь.
Увидев Фёдорова, Сапега воскликнул:
- Митенька! Выходит, Бог‑то милостив ко мне. Как долго я тебя ждал! Уже зима, поди, на дворе.
- Январь, батюшка, январь. А меня прости, ясновельможный, со дня твоего появления в замке рвусь в каземат. Да око недреманное за мной ходит, вот и боялся открыть себя. Митька подал Сапеге в оконце пищу и спросил:
— Что повелишь, вельможный? Готов служить.
Сапега испугался, что Митька может больше не прийти, заторопился, суетливо достал из‑под рубахи ладанку, в которой прятал зелье, и подал Митьке.
— Надень, Митенька, спрячь на груди да в сыту, кою готовят королеве, и опорожни. А большей службы от тебя не прошу. И помни: сей замок будет твой. Сам король отпишет и титул баронский даст.
Митька радовался. Он уже пол года ходил в слугах при великой княгине, а дело ему поручили вовсе пустяковое: горшки по утрам выносил из опочивален. Но проныра много раз приносил в те же опочивальни кубки с сытой, передавая их Пелагее или Анне Русалке. Замок ему нравился и титул барона, величание тоже.
— Спасибо, благодетель. А сидеть‑то тебе тут день-другой осталось, — отозвался Митька.
— Ты слушай: как выпьет сыту Елена, в ту же ночь и приходи, выручай меня. И воинов моих приготовь в ворота прорваться. Елена же умрёт лишь на четвёртый день, так мы уже будем далеко. И близ Пелагеи будь осторожен, лови миг передать сыту Анне Русалке.
— Всё исполню лучшим образом, батюшка ясновельможный пан, — заверил Митька Сапегу и покинул каземат.
Днём 20 января 1513 года в церкви Пречистой, что высилась неподалёку от замка Миндовга, состоялось венчание побратима Ильи, боярского сына Карпа, и неразлучной с Еленой многие годы боярыни Анны Русалки, вдовствующей со времён войны с Литвой 1503 года. Они были уже немолоды: Анне — за тридцать, Карпу — около сорока — а любил Карп Анну с той самой далёкой поры, как она появилась в Вильно при Елене. Но так уж повелось среди россиян и россиянок, что по разным причинам они скрывали свою любовь годами, и если бы не великая княгиня, знавшая их страдания, не быть бы им в супружестве, пока служили Елене.
Во время венчания случилось событие, которого Елена и Илья ждали пять лет. В храм вошли два монаха и молодая женщина, державшая за руки двух мальчиков, очень похожих друг на друга, только у одного глаза были тёмно–вишнёвые в пушистых ресницах, а у другого — голубые под белёсыми бровками и ресницами.
Пришельцы прошли к амвону и разом встали на колени перед Ильёй и Еленой. Один из монахов достал с груди крест и поцеловал его. Перекрестившись, он сказал: Матушка великая княгиня, князь Ромодановский, мы выполнили волю игумена Нифонта, святого отца нашего, и сохранили ваше дитя. Вот один из отроков ваш. Ищите его.
Князь и княгиня лишь глянули в тёмно–вишнёвые глаза малыша, как оба опустились перед ним на колени, и Елена воскликнула:
— Сыночек, Иванушка! Господи милосердный, спасибо, что дал выстрадать его. Я счастлива! — И Елена прижала сына к груди.
После венчания в замке Миндовга было большое пированье. В трапезной зале собрались все обитатели замка от придворных до челяди и дворни. Никто никого не чурался, все пили крепкие меды за здоровье и счастье молодых, за боярского сына Карпа, за боярыню Анну. Ещё пили за княгиню и князя, которые сидели во главе стола. Между ними восседал вновь обретённый княжич Иванушка.
Княгиня Елена тоже пила хмельное вместе с Ильёй, а захмелев, отведала медовой сыты, кою на сей раз ей подала боярыня Мария Сабурова. Выпив сыты, Елена почувствовала, как к ней прихлынуло веселье. Она даже в пляс пошла вместе с Карпом и Анной, обнимала их и желала им счастья. Потом она вдруг ощутила блаженную слабость и зашаталась. К ней поспешил князь Илья, и Елена попросила его: