Юрий Смолич - Мир хижинам, война дворцам
Одет был Тютюнник в армейскую форму, в какой теперь, во время войны, ходили чуть ли не все лица, мужского пола: солдатская гимнастерка без погон и заправленные в высокие сапоги галифе. На сапогах звенели шпоры, как у кавалериста. Походка у Тютюнника была быстрая и решительная,
Тютюнник остановился в двух итогах от стола и громко произнес:
— От души приветствую, пан добродий генеральный секретарь! Моя фамилия Тютюнник, имя — Юрко. Разрешите сесть?
Петлюра кивнул, сказал «здравствуйте» и «прошу», но все это уже после того, как Тютюнник придвинул к себе стул и сел.
— К вашему сведению, пан секретарь: я не принадлежу ни к одной партии. Считаю, что все нынешние многочисленные украинские революционные партии мало революционны и совсем не украинские. Вместо всех этих партий сейчас нужно бы создать единую организацию украинских государственников, так как…
— Простите, что прерву ваше красноречие, — холодно проговорил Петлюра: добродий, видимо, собирался захватить в беседе инициативу, а позволить это генеральный секретарь новорожденной украинской державы никак не мог. — Я обременен делами, добродий… Тютюнник, кажется? А ваши соображения о методах организации партийной жизни на Украине вы имеете возможность изложить в любом органе прессы. Должен только довести до вашего сведении, что украинские партии, против которых вы возражаете, как раз и имеют целью создание украинской держаны от Дуная и до Кавказа!
Он сунул палец за борт френча и посмотрел на собеседника сверху вниз.
Глаза Тютюнника блеснули, и Петлюра почувствовал почти физическую боль, пронзенный стальным лезвием острого взгляда.
— Государственность может зародиться и на территории одного человеческого поселения — об этом свидетельствует история, — сказал Тютюнник. — Но подлинной державой государство становится только тогда, когда его вожди стремятся к мировой империи. Эта также засвидетельствовано историей. Римская империя пошла из Рима, в котором было всего несколько тысяч жителей. Византия возникла из Акрополя, занимавшего территорию не бльшую, чем усадьба Киевского политехнического института. Александр Македонский завоевал полмира, оседлав своего коня в селении поменьше софийского подворья. Империя Чингисхана имела своим зародышем одну хазу…
— Простите! — прервал Петлюра, повысив голос. — В Звенигородской школе вы, очевидно преподаете историю? Однако прошу изложить ваше дело…
— Мое дело — ваше дело. Вы взялись строить государство, но не имеете армии. Строить государство без армии — химера и нонсенс.
Он попал не в бровь, а в глаз, Петлюра поежился. Кто перед ним — ясновидец? Ведь именно эта проблема и составляла главную заботу генерального секретаря… Но чтобы умалить впечатление от проницательности чуднго посетителя, Петлюра решил смазать остроту больного вопроса:
— Вы говорите общеизвестные истины, добродий… Вы пришли…
— Я пришел предложить вам армию, пан секретарь!
Это граничило с наглостью, если не было издевательством, Петлюра настороженно посмотрел на Тютюнника: не маньяк ли перед ним, из тех, что изобретают перпетуум мобиле?
Тютюнник встретил осторожный взгляд Петлюры блеском своих точно панцирем покрытых глаз. Потом встал, подошел к окну и указал рукой на улицу:
— Прошу, взгляните, пан секретарь!
Это было произнесено как приказ, и хотя Петлюра ни в коем случае не собирался подчиняться чьему бы то ни было приказу, он машинально сделал два шага к окну.
Дождь почти прекратился, сеялась лишь мелкая изморось, затянувшая частой сеткой дальнюю перспективу улицы. Но на близком расстоянии туман не мешал видеть. Зрелище, открывшееся Петлюре, и в самом деле не могло не привлечь к себе внимания.
Вдоль тротуара, под густолистыми каштанами, выстроились в ряд десятка два конников. Резвые, горячие копи нетерпеливо переступали под всадниками. Но что это были за всадники! Они, казалось, сошли с древних курганов Дикого поля Запорожской сечи и галопом прискакали сюда, в столицу Украины двадцатого века. Все как один в желтых сафьяновых сапогах, в широченных, запорожского кроя красных шароварах и синих жупанах; на головах — черные смушковые шапки, с шапок свисают чуть не до пояса ярко–малиновые шлыки. И пояса поверх жупанов тоже красные — витой шерсти. На боку имел каждый казак старинную кривую саблю, однако вместо мушкета висел за его плечами легкий картин современного кавалерийского образца.
Таких казаков Петлюра видел только и театре Садовского, в исторических пьесах.
— Что это за… люди?
— Это мой конвой, — спокойно ответил Тютюнник.
— Ваш… конвой?.. Звенигородская самооборона?
Тютюнник усмехнулся — усмешка была недобрая.
— «Самообороной» мы именуемся для комиссара Временного правительства. Иначе он не выдал бы нам разрешения на создание вооруженной организации. Для себя мы называемся «вольное казачество».
— Гм! — Петлюра кашлянул. Казаки были на диво хороши. Завидно было смотреть на них. — Но ведь их всего двадцать. А для армии нужно…
— Нужен миллион, — спокойно сказал Тютюник. — Я и предлагаю миллион.
Петлюра посмотрел на Тютюнника. Этот нахальный господин отнимал у него драгоценное для государства время.
— Вы… — начал было Петлюра, но запнулся, так как за этим просилось слово «сумасшедший», а произнести его Петлюра не решился: кто его знает, может, он и в самом деле буйно помешанный? — Вы… фантазер, пан Тютюнник!
— Нет, — спокойно ответил Тютюнник, — я не сумасшедший. — И Петлюре стало жутко: Тютюнник читал его мысли. — И я сейчас докажу, что предложение мое вполне реально. — Тютюнник опять улыбнулся. Когда он улыбался, глаза его в этом не участвовали. — Если вы на полчаса отложите дела, которые так настойчиво требуют вашего внимания…
И тут Петлюра почувствовал, что не способен противится воле человека, который с ним говорит.
— Пожалуйста… — промямлил Петлюра, отходя от окна. Он сделал жест, приглашая собеседника сесть, но, как и в первый раз, приглашение запоздало: тот уже уселся сам.
Тютюнник не стал ждать и приглашения изложить дело. Он заговорил:
— Я — кошевой атаман звенигородского коша «вольного казачества». Каждое село на Звенигородщине имеет свою сотню вольных казаков, а волости — курени. Всего под моим началом более десяти тысяч вольных казаков…
— Десять тысяч?.. И… все такие? — Петлюра недоверчиво кивнул головой в сторону окна.
— Пока не все. Но будут все. По вопросам экипировки, пан секретарь, поговорим после того, как я доведу до вашего сведения самый принцип организации вольных казаков. Статут «вольного казачества» таков: вольным казаком может быть каждый украинец от шестнадцати лет и хотя бы до ста, пока он в силах носить оружие. Цель: стоять на страже национальной свободы и государственности. Идейные предпосылки: свободу и независимость украинская нация имела в прошлом, не имеет в настоящем, будет иметь в будущем. В первую очередь необходимо возродить наше прошлое: социальный уклад, воинский дух, бытовые традиции — все, вплоть до живописной одежды с красными шароварами и синими жупанами… — Тютюнник улыбнулся одними губами. — Разумеется, время средневековья для всех наций миновало, но наша свобода погибла в средние века и возрождение наше должно начинать с того места, где мы остановились в своем развитии на историческом пути.
— Так это же… орден? — неуверенно спросил Петлюра.
— Да, если хотите, орден, пан секретарь: рыцарский орден во имя достижения исторической цели. Вспомните вековую историю Украины: на орденских основах жило и действовало все наше казачество.
— Почему же вы считаете…
— Что «вольного казачества» будет миллион? Имею два аргумента: статистика и опыт первого эксперимента.
— Не понимаю вис, — откровенно признался Петлюра.
— Прежде всего — опыт. В то время, как повсеместно бесчинствуют дезертиры, у нас на Звенигородщине воинское присутствие не зарегистрировало ни одного дезертира.
— В самом деле? — удивился Петлюра. — Так хорошо действует ваша самооборона, то есть я хотел сказать — «вольное казачество»?
— Действует очень хорошо, Все дезертиры надели красные шаровары и вписались в наше «вольное казачество» наряду с сознательными элементами, которые сдерживают их страсти, цементируя весь орден на принципах, близких сердцу каждого.
— Какие же это принципы?
— Погодите, пан секретарь! Покончим сперва со статистикой. Если распространить звенигородский опыт на всю Украину, то у нас и будет миллион отборного войска «вольных казаков».
— Простите, какую статистику имеете вы в виду?
— Данные переписи населении Украины, пан секретарь.
— Не понимаю. К чему они?
— Вот к чему. На Звенигородщине — триста тысяч населения, а в рядах звенигородского «вольного казачества» — свыше десяти тысяч. Это — три процента. Во всей Украине населения тридцать миллионов. Значит, три процента это и будет миллион.
