Вечная мерзлота - Виктор Владимирович Ремизов
По трапу сверху вниз, нервно и быстро перебирая ногами, спускалась овчарка. Спрыгнула на берег и рванула за нелепым беглецом.
— А-а-а-й! — раздался страшный женский визг.
Белов не понял, откуда он, овчарка как раз налетела на мужика и повалила на землю.
— А-а-а-й-яй! Помогите! Люди! Лю-у-ди-и-и! — Николь кричала и бежала вдоль борта.
К зэку стрелой подлетела вторая овчарка, и два обученных зверя яростно закрутились вокруг лежащего. Вгрызались, тянули, рвали.
— Ой! Ой! А-а-а! — негромко стонал мужик, закрывая голову.
— Да что же вы делаете?! Звери! Урки поганые! — орала от камбуза Нина Степановна, грозя в воздухе огромным ножом.
Николь добежала до трапа, но чего-то испугалась и осела, как и мужик, закрывая голову руками. Белов схватил ее в охапку, она отпихивалась с безумными глазами... Офицер стоял совсем недалеко, на носу баржи, и, улыбаясь, смотрел на Белова с Николь. Солдаты неторопливо шли к своим овчаркам. Лагерник уже не отмахивался и не кричал, сжался в комок. Штаны изорваны, ноги в крови, ботинок валялся в стороне. Один пес устал и отошел в сторону, другой все рвал беглеца. Наконец бойцы взяли их на поводки и отвели, разглядывая работу собак.
Николь трясло, Сан Саныч силой поднял ее, она оказалась легкой, и он, крепко обняв ее, повел в носовой кубрик. Оттуда уже выбирались разбуженные криками матрос Санька и Йонас... Нина Степановна помогла Белову спустить девушку по металлической лесенке.
— Ну иди, иди, Сан Саныч, я тут сама! — она пыталась уложить Николь на кровать, но та не ложилась, качала головой, будто не веря тому, что видела, и закрывала руками лицо.
Белов поднялся наверх. Вокруг изорванного уже собрались конвоиры и кто-то с соседних барж. Тряска Николь передалась Белову, он глядел на случившееся ее глазами, он видел ее бесстрашный порыв бежать на помощь и понимал, что она француженка! На помощь русскому мужику бежала слабая француженка! И ему становилось невозможно стыдно за свою родину и за всех русских.
Возле мужика все было спокойно. Он лежал в окружении таких же мужиков, над ними поднимался табачный дым. Сверху по ермаковскому взвозу спускались двое в белых халатах. На «Полярном» многие уже были на палубе. Грач негромко внушал молодежи:
— И не надо туда лезть, не наше дело, а вдруг он преступник?! Да с ножом! Чего он побёг? Никто не знает! И не лезьте, ребята, конвойные стрельнут — им за это ничего не будет!
Сан Саныч взял у Фролыча папиросу, после бессонной ночи и нервов голова сразу закружилась, он стоял, напряженно думая о чем-то, но вдруг отдал Фролычу дымящееся курево и решительно пошел к трапу. По дороге фуфайку сбросил. Спустился и неторопливо двинулся к истерзанному. Тот лежал на спине и тихо стонал, кто-то в белом халате обрабатывал раны. У заключенного были изорваны ноги и кисти рук, лицо серое, будто окаменело в боли, и только синий рот открывался для стона-выдоха. Взгляд был ненормальный, ни на ком не останавливался, словно вокруг него совсем не было людей.
— Так, разошлись все! — раздался властный молодой голос.
К беглецу шел младший лейтенант, начальник конвоя, тот, что командовал стрелками и овчарками. Лицо вблизи оказалось очень обычным, не злым, как ожидал Белов. Светло-русый чуб, падающий на лоб, толстоватые щеки... Деревенский, судя по говору:
— Бегать не будет! Берите его!
— Если умрет, отвечать будете вы, гражданин лейтенант! Я составлю рапорт... — врач осторожно ощупывал окровавленную голову заключенного.
— Кого... отвечать! Мы его стрелять могли! — офицер снисходительно, но и чуть трусливо улыбнулся.
Врач не слушал офицера, сказал что-то санитару, и они стали перевязывать ноги беглеца. Белов увидел лицо врача. Это был тот фельдшер, с которым он сцепился в прошлом году.
— Я обязан забрать его в санчасть... — фельдшер спокойно крутил бинт. — Заключенного сильно изорвали, гражданин лейтенант. Это вы распорядились?
— Чего ты?! — недобро оскалился младший лейтенант. — Побег был! Собак пустили...
— Я не из особого отдела... — фельдшер распрямился и посмотрел в глаза начальника конвоя.
— Я все видел! — твердо заговорил Белов, поддерживая фельдшера. — Они специально его затравили! Я капитан буксира «Полярный», могу подтвердить! — Сан Саныч зло волновался, еле сдерживался, чтобы не сцепиться с лейтенантом.
— Ну вот, видите, гражданин лейтенант! Будет лучше, если он выживет...
В конце концов, после препирательств — младшему лейтенанту было бы выгоднее, если бы зэк околел в трюме, где сидели еще полтысячи таких же, — искалеченного увезли на телеге в санчасть. Начали разгружать остальных.
Белов вернулся на судно, все уже занимались своими делами. В командирском кубрике завтракали, Сан Саныч не мог есть, выпил остывшего чаю. Его тянуло сходить к Николь, но было неудобно и перед командой, и еще почему-то... Он страшно хотел спать, за все эти бессонные дни... уснул, не раздеваясь.
Проснулся после обеда, заглянул к кокше на камбуз:
— Как она, Нина Степановна?
— Съешь супу, Сан Саныч, не завтракал, не обедал! Спит она. Все о людях горевала... прямо как с ума спятила. Но ничего вроде... — Степановна взяла с полочки недокуренную папиросу и вышла на палубу. — Намучаетесь вы с ней, Сан Саныч, помяните мое слово!
Белов молчал.
— Съешьте хоть рыбы... На подсолнечном масле жарила!
— Думаешь, не надо будить? Она тоже не ела.
— Как знаете, больно нежная, нашей сейчас водки полстакана, и спала бы до утра, а с этой — не знаю. Идите посмотрите...
Белов кивнул и двинулся к носовому кубрику.
— Там нет никого, я не велела... — обронила вслед Степановна.
Николь лежала тихо, без света. Не спала. Белов спустился осторожно, присматриваясь к негустой темноте, увидел устремленные на него глаза. Сел на кровать напротив.
— Куда он бежал? — спросила негромко.
Белов пожал плечами. В голове было пусто. Николь пристально, со множеством вопросов смотрела на него. Он это чувствовал, ответить было нечего.
— Он бежал к людям?! Его мог кто-нибудь спасти? — спросила Николь, сбросила с себя одеяло и села на кровати, прямо перед ним. Не стеснялась, платье задралось, коленки торчали, с плеча сползло.
— Нет, — мотнул головой Белов, — его никто не
