Кредиторы эшафота - Алексис Бувье
— Бог всегда слышит голос того, кто его зовет.
— Винсент, — сказал Андре, — благодарю вас. Оставьте меня наедине с духовником и возьмите эту свечу, на которую мне больно смотреть.
Винсент подчинился и поставил свечу в отдаленный угол комнаты, затем опустил занавеси рядом с постелью, чтобы свет не попадал больному в глаза. Монах опустился на колени около больного, говоря:
— Молись, сын мой, — и сам стал молиться.
Затем, поднявшись и придвинув кресло, он сел у изголовья больного и сказал:
— Сын мой, я слушаю вас.
Прежде, чем рассказывать дальше, мы скажем читателям, что происходило в гостинице после приезда Винсента.
Глава VII
В СЕРДЦЕ АНДРЕ БЕРРИ ЕЩЕ ОСТАЛОСЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ЧУВСТВО
Винсент приехал в гостиницу "Добрые ребята" утром того дня, когда Панафье ездил за исповедником в монастырь.
Приехав в гостиницу, он сразу же пошел к Андре и сказал ему:
— Мы должны с тобой серьезно переговорить.
— Я хочу этого от всего сердца, — проговорил насмешливо негодяй.
Винсент не обратил на это никакого внимания, взял кресло и знаком указал Андре тоже сесть.
— Во-первых, ты должен понимать, что здесь ты полностью в моей власти. Вдали от всех, в незнакомой для тебя местности, где о тебе никто не знает, я мог бы отделаться от тебя, не боясь, что кто-то тебя будет разыскивать.
— Ты ошибаешься, — сказал Андре, чувствуя, что похолодел от слов шурина. Я был не один в Лионе, и меня должны искать.
— Нисетта в настоящее в Париже, куда я отослал ее три дня тому назад, очень счастливая и опасающаяся только встречи с тобой.
Андре прикусил губу и ничего не сказал.
— Я не буду повторять имена твоих жертв. Я не буду ни за кого мстить. Я хочу только восстановить честь моего отца. Я надеялся, что в тебе нет склонности к убийствам. Я думал, что побежденный преступник вспомнит, что у него есть жена и сын.
Андре вскочил с места.
— Молчи, Винсент, молчи! Не говори мне о них! Я не хочу думать о них!
— И в этом все твое несчастье. Если бы ты почаще думал о них, то не совершал бы таких преступлений.
— Мой сын… — повторил Андре, закрыв лицо руками. — Они считают меня мертвым.
— Мы должны были подумать о них, и именно им ты обязан тем, что мы не выдали тебя в руки правосудия, так как ты был настолько подл, что придумал ужасный план. Ты был связан с ними таким образом, что мы не могли выдать тебя правосудию. Мы не могли возвратить честь нашему отцу, не обесчестив его дочь.
Андре снова упал на стул.
— Слава Богу, Маргарита и Корнель спасены. Нам остается только спасти честь нашего отца. И если ты чистосердечен в своих чувствах, то ты должен помочь нам восстановить честное имя отца.
— Говори, — прошептал Андре.
Винсент не чувствовал ни малейшего сострадания к этому позднему раскаянию. Он слишком ненавидел и презирал злодея!
Он рассказал о последней воле своего отца, поручившего разыскать убийцу, из-за которого он был казнен, и запрещающего им выдавать этого убийцу правосудию. Затем он прочел письмо Корнеля Лебрена.
— Что ты хочешь делать? — спросил Андре, когда Винсент окончил чтение. — Я буду повиноваться тебе, но ты спасешь мою жену и ребенка.
— Вот что мы сделаем.
Андре внимательно слушал, опустив голову и не смея смотреть в глаза своему шурину. Человеческое чувство победило его дикую натуру. Он думал только о том, чтобы спасти свою жену, а главное — ребенка, от позора, который пал бы на них, если бы о его преступлениях узнали.
— Нужно доказать, что убийцей Мазель был не Корнель Лебрен, но в то же время — скрыть, что это был Андре Берри. Андре Берри умер для всех. Он был убит на дуэли с человеком, который говорил о его жене в непочтительных выражениях, намекая на смерть ее отца. Этот человек смертельно ранил его. Когда его переносили в Ларибуазер, он умер и был отнесен в морг, где его и признал шурин. Я приказал перенести тело к себе домой, отдал ему последние почести и похоронил в семейном склепе. Так что Андре умер, оставив вдову, которая его оплакивает и воспитывает сына в уважении к его имени. Таким образом, будущее обеспечено, остается спасти прошлое. Ты называл себя аббатом Пуляром, или Раулем де Ла-Гавертьером. Ты понимаешь?
— Да, — сказал Андре, явно ничего на понимая.
— Нужно было расплатиться с наследниками твоих жертв. С помощью найденных драгоценностей и денег, о которых не знала твоя жена, а также моего личного состояния, мы уже все им выплатили. Остался только долг моему отцу, и вот что ты сделаешь. Так как конец твой близок, ты позовешь священника и признаешься ему в преступлении, совершенном на улице Фридлань. Ты расскажешь о нем во всех подробностях. Расскажешь, что выдавал себя за аббата, что был тайным любовником Мазель, которая жила на содержании нашего отца. Ты расскажешь все, но изменишь свое имя. Ты попросишь его заявить в полицию через два дня, которых будет тебе достаточно, чтобы уехать за границу, что Корнель Лебрен, казненный по приговору суда, был невиновен в преступлении, в котором его обвинили.
Винсент ждал ответа Андре, но тот молчал, пристально глядя в пространство, и в его взгляде читалась только одна мысль.
— Ты мне не отвечаешь? — спросил Винсент. Андре точно проснулся ото сна.
— Что же тебе сказать? Маргарита и ребенок будут спасены. Это все, на что я могу надеяться.
— Ты сделаешь то, что я тебя прошу?
— Да, и клянусь, что свою последующую жизнь я буду работать на тех, которых разорил и погубил.
Винсент взглянул на своего зятя с меньшей ненавистью.
— Нужно побыстрее заканчивать. Здесь можно найти священника.
— Да, но до того мы подготовимся к приходу монаха, за которым отправится Панафье.
— Монаха? — переспросил Андре.
— Ты не можешь понять наших предосторожностей, а это очень просто. Если бы мы это делали в Париже, то не было бы рядом границы, за которой ты можешь спрятаться. Мы бы взяли священника, который, веря в твою смерть, рассказал бы все друзьям. Здесь этого бояться нечего. Мы вдали от всех, и твоя исповедь потеряется в стенах монастыря.
— Вы пошлете за монахом из соседнего монастыря?
— Да, из монастыря траппистов. Шарль уже был в этом монастыре и навел справки. Он сказал, что один из наших друзей умирает от странной болезни и хочет приехать лечиться в Гильон. По всей вероятности, у этого несчастного была
