Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
— Ты смотри, холоп, — стрелец потянулся за саблей, — ты, видно, давно в монастырской тюрьме не сидел. Сейчас отправим тебя туда гнить, до скончания дней твоих.
— Ну, тогда сами Белый Город и достраивайте, — пожал плечами зодчий, и, развернувшись, пошел обратно к лесам.
— Если ты его прячешь тут где-то, — рванулся за ним стрелец.
— У меня тут почти десять верст стены одной, — ответил ему зодчий, поднимаясь по лестнице.
«И башни еще. Как раз сейчас искать зачнете — к Успению закончите».
Стрельцы рассыпались по лесам, но, увидев тонкую, хлипкую жердочку, что вела на самый верх, замялись.
— Сие просто, — смешливо крикнули им, — главное — вниз не смотреть.
Начальник отряда, было, попытался взобраться по набитым на жердь перекладинам, но первая, же хрустнула под его весом и разломилась надвое.
— Ничего, пост скоро, — захохотали рабочие. «Похудеете, ваша милость!».
Стрелец плюнул, и, вытерев пот со лба, прокричал: «Ну, смотрите у меня!».
Зодчий проводил глазами отряд и тихо сказал десятнику: «Завтра вернусь, присмотри тут, чтобы все в порядке было».
— Так, а что с башней-то, — спросил тот. «Обычную делать будем, или ту, что Федор Петрович придумать хотел? Не получается она у него что-то».
— Получится, — уверенно сказал Федор Савельевич, и, легко сбежав с лесов, пошел в сторону Китай-города.
— Я вам тут прибрала немного, — смущаясь, выжимая тряпку, сказала Лиза. Она была в простеньком сарафане из пестряди, короткие кудри — прикрыты платочком.
— По дороге купили кое-чего, — угрюмо сказал Федор. «Не в кафтане ж мужском венчаться.
Только для сего, Федор Савельевич, — помощь нужна ваша будет».
— Ну, рассказывай, — велел зодчий, и разлил водку по стаканам. Федя выпил, и, захрустев луковицей, ухмыльнулся: «Вот что я придумал».
— Неплохо, — протянул зодчий, выслушав. «Ну, идите с Лизаветой на Бережки, а я возьму кое-кого в помощь себе — и за вами. Стрельцы уже нас навещали — искали тебя».
Лиза, выливавшая грязную воду на двор, обернулась и ахнула.
— Сказал я, что нареченный твой в Новгород уехал, — рассмеялся Федор Савельевич. «И вы тако же — ночь тут, у меня, в избе будете, я там, на Бережках посплю, а на рассвете — уходите».
— Куда идти-то нам? — испытующе взглянул на него Федор.
— Есть у меня человечек знакомый в Смоленске, проведет вас в Польшу, — Федор Савельевич вздохнул. «Языки знаете, не пропадете там».
— Ну как же это, Федор Савельевич, — вдруг, горько сказал Федя. «Моя же это страна, я строить тут хочу, со времен стародавних предки мои ей служили, а я получается — бегу отсюда».
Зодчий обвел глазами чистую избу, и, помолчав, ответил: «Доблесть не в том, Федя, чтобы умирать, а в том, чтобы жить, и делать то, что должно. А сейчас должно тебе о Лизавете заботиться, — он понизил голос, — или потерять ты ее хочешь?
Федя краем глаза взглянул на девушку, что аккуратно раскладывала вдоль стен кипы чертежей, и ответил: «Лучше пусть я погибну, чем хоша пальцем единым кто ее тронет».
— Ну вот, — Федор Савельевич чуть подтолкнул юношу. «А уляжется все, — сюда и вернетесь, коли захотите».
С Москвы-реки тянуло прохладой, и митрополит облегченно стер с лица пот.
— Ну как же это, Федор Петрович! — сказал он, подняв голову. «Как это — запили?».
— Там именины у кого-то, ваше высокопреосвященство, — Федор рассматривал дыру в крыше и брошенные леса. «Ну, сами знаете, зачали гулять, так теперь не остановишь их».
— Ну, так кого-нибудь другого найдите, — потребовал митрополит. «Троица на носу, Федор Петрович, вы же обещали до сего времени закончить все».
— Так, где я найду-то? — Федор пожал могучими плечами. «Сами знаете, от Пасхи до Покрова заняты все, работают уже, никакой десятник своих строителей просто так не отпустит. А на Ярославскую дорогу отправиться, где людей нанимают — там сейчас тоже всякая шваль болтается, достойные люди при деле уже давно. А те, с Ярославки — задаток возьмут и тако же — запьют».
— Да что же делать теперь! — вскричал митрополит. «Это же, разорение мне от патриарха будет, в немилость впаду, Федор Петрович»
— Вот если бы вы мне, святой отче, помогли, — задумчиво сказал юноша, — то к вечерне уже б у вас крыша новая тут стояла».
— Говори, — потребовал митрополит.
Вверху, на крыше, перекликались рабочие, которых привел с собой Федор Савельевич.
Митрополит, недовольно что-то бурча, посыпал песком опись о венчании и протянул Федору.
«Федор Петров Вельяминов и Лизавета Петрова Воронцова, — прочел юноша и улыбнулся.
— Сначала грешат, а потом думают, — митрополит оглядел стройную фигурку Лизы: «Уже и непраздна, небось. Истинно — кровь молодая, что с ними делать? Ох, Господи, за сие меня, чувствую, по голове не погладят, ежели узнают. Ну да ладно, запру эту опись куда-нибудь подальше, — митрополит поднялся. «Зато патриарх доволен, останется, а сие главное».
— Ну, к алтарю-то пойдемте, встали что, — сухо проговорил он.
— Венчается раб божий Феодор рабе божией Елисавете, — услышал Федя голос митрополита.
Сверху, из уменьшающейся дыры, сыпалась на них кирпичная пыль.
— Венчается раба божия Елисавета рабу божьему Феодору, — у Лизы была тонкая, нежная рука, и легла она в его руку — так, как будто Господь ее для этого и предназначил.
Они выпили вина — по три глотка каждый, и митрополит сказал: «Ну, пойдемте вкруг аналоя-то».
Когда они поцеловали иконы, митрополит закинул голову вверх и сказал: «Ну, ежели сии строители так работать будут, то к вечеру все закончат».
— Там вам, святой отче, сам Федор Савельевич Конь дыру заделывает, — рассмеялся Федя, и, наклонившись, поцеловал алые, красиво вырезанные, сладкие губы Лизы.
Китай-город тонул в нежном сумраке начала лета. С Москвы-реки был слышен скрип весел, мычали загоняемые в хлев коровы, в церкви Всех Святых, по соседству с избой зодчего, били к вечерне.
— Ты никуда не ходи, — велела Лиза, поднимаясь. «Ты вон какой — тебя за версту видно, а я — девушка одернула подол сарафана, — никто и не узнает меня. Я быстро».
— Да я потерплю до завтра-то, — угрюмо сказал Федор. «Вон, луковиц тут пара есть, да и водку не всю допили».
— Одной водкой сыт не будешь, — вздохнула Лиза и на мгновение прижалась сзади, обняв мужа за плечи. «Ты ж с утра не ел, и неизвестно, когда завтра поедим».
— Как заберем в сторожке все, что надо, — Федя взял ее руку и поцеловал, — так лошадей купим, в деревне какой, подальше. По Смоленской дороге не поедем, там стрельцами все утыкано, пущай подольше проскачем, зато в безопасности.
— Я завтра с утра соберусь, — Лиза подняла с пола холщовый мешок. «Еще хорошо, что Федор Савельевич сие отдал, хоть будет, куда вещи положить, хоть их и немного у нас. Ну, все, — она завязала платочек, — я до кабака и обратно, мигом обернусь. Не хочется, конечно, деньги тратить, но тут и готовить не из чего, — вздохнула она, обводя глазами чистую, но заброшенную избу.
— А что, мил человек, требуха-то свежая у тебя? — спросила Лиза целовальника, восседавшего в грязном, многолюдном кабаке поближе к Яузе.
— Что, бабенка, — усмехнулся тот, — цельный день язык чесала, а сейчас, как мужик домой идет, спохватилась, что кормить его нечем?
Лиза покраснела и потупила глаза.
— Свежая, свежая, — целовальник принял горшок, что протянула Лиза, и навалил туда дымящейся требухи с луком и морковью — от души.
— И хлеба еще, — распорядилась Лизавета.
— Смотри-ка, — весело крикнули из-за стола, — и хлеба у нее нет! Была б ты моей женой — ухвата бы отведала за лень такую.
— А может я, чем другим угождаю, — Лиза подхватила горшок и половину буханки хлеба, и, рассмеявшись, выбежала на улицу.
— Да, — задумчиво сказал кто-то, — коли сия задница рядом, так и хлеба не надо, мужики.
— Да там и грудь хороша, — присвистнул кто-то. «Была б у меня жена такая — пусть хоша день-деньской ничего бы не делала, все равно ночью свое бы отработала».
— Днем тоже можно, — рассудительно заметили из-за соседнего стола и мужчины расхохотались.
Федор вытер хлебом дно горшка и оглянулся, ища что-то на столе.
— А более и нет ничего, — грустно сказала Лиза, что сидела напротив. «Возьми, — девушка подвинула ему свою горбушку, — я не голодная все равно.
— А ну ешь, — приказал муж и разлил по кружкам остатки водки.
— А мне зачем? — закраснелась Лиза. «Я и не пробовала никогда».
— Пей, пей, — ласково сказал юноша. «А то вон — пока бегала, продрогла вся, вечера-то свежие еще».
Лиза выпила, — залпом, закашлялась и сказала, избегая его взгляда: «Ночи тоже».
— Ну, — Федя сел рядом с ней, — сего, Лизавета, ты не бойся, потому как я с тобой, и теперь так всегда будет.
Девушка встряхнула короткими, вьющимися волосами, и вдруг сказала, смотря на свечу, что оплывала на столе: «Матушка мне говорила кое-что, только я не уверена, что у меня получится».
