Семен Скляренко - Святослав
— Боги! — вырвалось у Малуши. — Так спасите, спасите же меня!
Но боги и на небе и на земле молчали — им не было дела до Малуши.
А разве она не обращалась к ним раньше? О, сколько раз еще тогда, когда Малуша была на Горе, — а особенно позже, когда судьба забросила ее в Вудутин, — сколько раз просила она их, умоляла.
Молила Перуна, Даждьбога, Ладу, пращуров, лесовиков, домовых помочь дать ей капельку счастья. И сейчас маленькое изображение богини Роженицы было с нею.
Но боги молчали, как молчат и сейчас, не хотят помочь Малуше. Да и могут ли? Что может Перун или Даждьбог, Лада или Роженица сделать для Малуши?
Необъятен и чудесен мир, когда ты можешь глядеть и любоваться небом и землею, цветами и заходом солнца. Но как тесен и темен этот мир, если у тебя никого в нем нет, если ты только песчинка на берегу, порошинка, которую среди тучи пыли несет ветер. Малуша была только песчинкой, порошинкой на этой большой земле.
И Малуше казалось, что у нее остался только один путь. Кругом ночь, из-за Днепра налетает холодный резкий ветер, у ног сердито кипит черная вода… Один миг — кинуться в омут, в черную воду… и все будет кончено. Никому не нужна Малуша, и ей самой ничего больше на свете не нужно. Она подошла ближе к воде и почувствовала, как неумолимо тянет ее к себе, зовет черная пропасть…
Но что это? Среди ночи далеко-далеко зазвучало пение. Пел не один человек, многие голоса тянули грустный, как эта ночь, однообразный, как это небо, но неодолимо призывный напев. Что это могло быть?
Малуша словно пробудилась. Пение среди ночи? Кто может петь в эту страшную пору, почему так властно затронула ее душу эта песня? Куда, куда ты идешь, Малуша?!
Но она уже отошла от воды. Вот ее ноги, погружаясь в сыпучий песок, ступили раз и другой по берегу Почайны. Вытянув руки, словно боясь в темноте на что-то наткнуться, Малуша шла вперед, туда, откуда доносились призывные слова песни.
Так она очутилась у церкви христиан над ручьем. Об этой церкви Малуша знала еще тогда, когда работала в княжьем тереме на Горе. Несколько раз ночью она провожала в церковь княгиню Ольгу. Но тогда Малуша не задумывалась, куда они ходят. Княгиня Ольга всегда оставляла Малушу во дворе, в храм заходила одна. Помолившись, княгиня Ольга выходила из церкви, звала Малушу, и они молча возвращались по тропинке на Гору.
«Как же я сейчас очутилась тут? — подумала Малуша. — Что я здесь найду?… Но ведь меня будто кто-то сюда позвал?*
Она стояла в небольшом дворе у церкви, откуда доносилось многоголосое пение. Вокруг было темно, из церкви струился отсвет многих свечей. В их лучах Малуша увидела неизвестную ей женщину, которая сидела в стороне, на траве, и делала рукой однообразное движение — поднимала и опускала руку, а потом касалась ею правого и левого плеча.
Женщина тоже заметила Малушу и вглядывалась в нее горящими глазами.
— Ты чего тут стоишь? — спросила она.
— Мне почудилось, что меня позвали, — ответила Малуша. — Только я не знаю зачем. Что тут делается?
— Молимся, жено, — сказала женщина и тихо добавила: — Христиане мы.
— А о чем вы молитесь? — поинтересовалась Малуша. Сидевшая на земле женщина посмотрела вдаль и, едва шевеля запекшимися губами, произнесла:
— На Горе боги деревянные, они не помогут. Я молилась Перуну и Даждьбогу, а муж утонул в Днепре, детей унесла моровая язва, хижину и землю бояре забрали. Нет мне места на земле, ничего у меня теперь не осталось.
Она пошевелила рукой, раскрыла ворот сорочки, и. Малуша увидела темное тело, острые ключицы, высохшую грудь. А на груди у женщины крестик на тоненьком шнурке.
— Поняла? — спросила женщина и тотчас прижала руки к груди, поглядела на церковь, в которой затеплилось еще больше желтых огоньков, и заговорила каким-то другим голосом: — Крест ношу, жено, и за это мне Христос воздаст и не забудет. Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй! Только Христос может, — запричитала женщина, — он всеблагий, многомилостивый, он все даст…
Малуша со страхом смотрела, как женщина, произнося эти слова, дрожит всем телом. Но в ее словах о том, что Христос всеблагий, всемилостивый, все может дать, было что-то заманчивое, слышалось обещание, надежда.
— Где же даст Христос? Когда? — торопливо спросила Малуша, чувствуя, что и сама начинает дрожать.
— Здесь, на земле, — тотчас ответила женщина, и было видно, что она вот-вот заплачет. — Я молюсь, мы молимся: «Господи, помилуй, Господи, помилуй…» А если не тут, то там, в раю, где нет ни болезней, ни печали, а жизнь бесконечная… Господи, помилуй, Господи, сподоби, Господи! — крестясь и кланяясь до земли, повторяла она.
— Где же там? В каком раю? Где не будет ни болезней, ни печали, а жизнь бесконечная? — взволнованно спросила Малуша.
— На том свете! Человек не умирает, а вновь рождается… Там рай, там жизнь бесконечная… Господи, помилуй… Господи, сподоби! — снова запричитала женщина.
Над Днепром было темно. Мрак окутал все вокруг, и тем заманчивей, тем теплее мерцали среди окружающего мрака и безлюдия желтые огоньки в церкви над Почайной.
И Малуша вдруг позавидовала сидевшей рядом с ней женщине. Она потеряла мужа, детей, хижину, землю, у нее ничего не осталось на свете, но есть что-то большее — она верит.
А разве у Малуши не то же самое? Она потеряла отца, мать, родной дом, землю, она любила, имела сына — и все утратила… Так что же остается у нее на этом свете? Ничего! Она думала об этом и раньше, но сейчас будущее вставало перед ней как черная бездна. Жизнь кончена, ни Перун, ни Даждьбог не помогут. Верить — но во что?!
Однако эта женщина верит! Вот она рядом — черная, высохшая, голодная, но она счастливее Малуши, ибо верит, что есть жизнь вечная, она спасена, потому что верит…
— Господи, помилуй! — вырвалось у Малуши. — Господи, сподоби! Сподоби, Господи!
— И крест сотвори! Твори, твори крест! — властно, схватив костлявыми руками Малушину руку, приказывала женщина. — Твори крест!
— Господи, сподоби! — промолвила Малуша и перекрестилась.
— Вот тебе и стало легче. Ведь легче, легче?
— Легче, — ответила Малуша, утирая слезу.
— Тогда пойдем туда, — женщина схватила Малушу за руку. — Пойдем!
Малуша почувствовала, что не может больше противиться, и пошла за женщиной.
Без этой женщины Малуша, наверное, не попала бы в церковь. В глубине церкви горели свечи перед писаными на дереве дивными образами, было много мужчин и женщин, некоторые стояли на коленях на пороге церкви. Малушу встретили два бородатых мужа. Они преградили ей путь толстыми палками.
Женщина, которая вела за собой Малушу, приблизилась к бородачам, раскрыла пазуху, где на шнурке висел блестящий крестик.
— Иди, сестра, — промолвил один из бородачей. — А это кто? — И он взглянул на Малушу.
— Оглашенная, — ответила женщина.
Но вопрос бородача оказался лишним, потому что второй, стоявший по ту сторону двери, отвел палку и дал Малуше дорогу.
Она вздрогнула. Что-то очень знакомое было в лице этого человека, на которое падал отсвет свечей. Высокий, перерезанный шрамом лоб, глаза, рот… Глаза, правда, угасли, седина покрыла голову, усы, бороду, и рот уже не тот. Но она видела все это раньше, знала этого человека…
— Тур, — едва слышно прошептала Малуша.
Кто знает, может быть, он услышал это слово, может быть, просто понял, что она его узнала. Но Тур склонил голову и промолвил:
— Иди и ты, Малка!
И Малуша с легким сердцем переступила порог и вошла в церковь.
В церкви Ильи над ручьем молились христиане. Они приходили сюда тайком с Горы, где перед Перуном целый день горел огонь; с Подола, где непрестанно приносили жертву Волосу, — христианам ходить в свою церковь и молиться было опасно.
Когда служба закончилась, женщина повела Малушу к священнику Григорию и оставила их.
— Дочь моя, — сказал священник, — я вижу, тебе тяжело, знаю, как много ты пережила, знаю — думаешь ты, что и жить тебе не стоит. Ведь так?
— Так, отче, — ответила Малуша, — жить уже не стоит…
— Бедная, заблудшая душа! — сочувственно промолвил священник. — Как жестоко ты ошибаешься! Что твое горе перед тем, какое пришлось пережить Христу! Что твои муки в сравнении с теми, какие перенес он! Почему ты думаешь о грешной жизни, если она вечна?
— Жизнь вечна? — повторила Малуша, не понимая, о чем говорит священник.
— Да, дочь моя, жизнь вечна! — властно подтвердил он. — Слушай! Много людей на свете, но что их жизнь? Все мы ходим под Богом, по его, Божьей, милости. В его воле дать одному богатство — золото и серебро, скотину и жито, другому не дать ничего, — на то его Господня воля. Разными он создает и людей: одного — князем, другого — воем, третьего — смердом, рабом. И на то его Господня воля…
