Колин Маккалоу - Травяной венок. Том 2
К несчастью для Мария, командир наемников был очень дальнозорким человеком, и как только шлюпка попала в поле его зрения, он тут же узнал Мария среди шести гребцов, склонившихся над веслами.
– Быстрее! – закричал он, – на лошадей, ребята! Оставьте этого болвана, он нам не нужен. Мы последуем по берегу вон за той лодкой.
Сделать это оказалось совсем нетрудно, поскольку хорошо накатанная дорога огибала бухту через солончаки, которые гноились в устье реки Лирис. Всадники действительно выгадывали в скорости по сравнению с лодкой и потеряли ее из виду только тогда, когда она исчезла в камышовых зарослях, шелестевших в илистых низинах Лириса.
– Не убивайте этого старого негодяя, мы поймаем его!
Наемники Секста Луцилия действительно поймали его два часа спустя и как раз вовремя. Марий, измученный и ослабевший, потерял одежду и по пояс увяз в липкой, черной грязи. Вытащить его оттуда было не так-то легко и лишь постепенно, общими усилиями, удалось преодолеть сопротивление засосавшей Мария грязи, которая неохотно выпустила свою жертву. Один из наемников снял свой плащ и пошел было к Марию, чтобы предложить завернуться в него, но командир не позволил.
– Оставь. Пусть старый калека идет голый. Минтурны должны увидеть, что из себя представляет прекраснейший из людей, великий Гай Марий! Целый город знал, что он был здесь. Пусть помучаются за то, что предоставили ему убежище.
И старый калека пошел обнаженным в середине толпы преследователей, спотыкаясь, хромая, падая всю дорогу до Минтурн.
Когда они подошли к городу и вдоль дороги показались дома, командир стал громко призывать каждого выйти и посмотреть на пойманного беглеца Гая Мария, который вскоре лишится своей головы на минтурнском форуме.
– Приходите каждый, приходите все, – громко взывал он.
В полдень солдаты подъехали к форуму, сопровождаемые большинством населения города, слишком удивленного и потрясенного поимкой великого Гая Мария, чтобы протестовать; тем более что все знали о его осуждении за великую измену. И все же, медленно и постепенно, где-то и их подсознании закипал гнев – ведь наверняка Гай Марий не совершал этой великой измены!
Два главных магистрата, стоя, поджидали процессию у лестницы, ведущей в зал собраний; они были окружены городскими жителями, настойчиво призывавшими их дать понять этим надменным римлянам, что Минтурны вовсе не в их власти и что, если потребуется, Минтурны смогут дать отпор.
– Мы поймали Гая Мария в тот момент, когда он готовился отплыть на минтурнском корабле, – угрожающе заявил командир наемников. – Минтурны знали, что он был здесь, и Минтурны помогли ему.
– Город не может нести ответственность за действия отдельных его жителей, – твердо ответил главный городской магистрат. – Тем не менее у вас есть ваш пленник. Забирайте его и уезжайте.
– О, мне не нужен он целиком! – злобно ухмыльнулся командир наемников. – Мне нужна только его голова. А вы можете получить остальное. Здесь имеется прекрасная каменная скамья, на которой можно сделать эту работу. Мы только наклоним его – и мгновенно отделим голову.
Толпа раскрыла рты от удивления, потом зарычала. Оба магистрата выглядели опечаленными, а их помощники обеспокоенными.
– На каком основании ты хочешь казнить на форуме Минтурн человека, который был консулом в Риме шесть раз, героя? – спросил главный из магистратского дуумвирата. Он надменно оглядел с ног до головы начальника и его солдат, чтобы хоть немного дать им почувствовать то, что испытал он сам, когда они нагло вторглись к нему рано утром. – Вы не похожи на римскую кавалерию. Откуда я знаю, что вы те, за кого себя выдаете?
– Мы были наняты специально, чтобы сделать эту работу, – ответил командир, понижая тон, поскольку увидел лица толпы и то, как стражники магистрата передвинули ножны, чтобы легче было доставать мечи.
– Наняты кем? Сенатом и народом Рима? – спросил дуумвир на манер адвоката.
– Совершенно верно.
– Я не верю вам. Представьте доказательство этому.
– Этот человек осужден за perduellio! Ты знаешь, что это означает, дуумвир. Его можно лишить жизни в любом римском или латинском поселении. У меня не было приказа привести его в Рим живым. Мне было приказано доставить только его голову.
– Тогда, – спокойно сказал старший магистрат, – тебе придется сразиться со всеми Минтурнами, чтобы получить его голову. Мы не грубые варвары. Стоящий здесь римский гражданин Гай Марий не будет обезглавлен, как раб или peregrinus.[65]
– Строго говоря, он не является римским гражданином, – зло ответил командир. – Однако, если ты хочешь, чтобы эта работа была выполнена хорошо, предлагаю тебе сделать ее самому! Я привезу тебе из Рима все доказательства, которых ты требуешь, дуумвир! Я обернусь в три дня, и лучше, чтобы Гай Марий был к тому времени уже мертв, иначе весь город ответит перед сенатом и народом Рима. И через три дня я отсеку голову у мертвого тела Гая Мария, согласно своему приказу.
Все это время Марий стоял, пошатываясь, в толпе солдат, похожий на призрак, и многие не могли смотреть на него без слез.
Рассердившись на промедление, один из солдат достал свой меч и уже готовился было пронзить Мария, как толпа стремительно бросилась между лошадьми и отбила пленника, выведя его из пределов досягаемости солдатских мечей. Все были готовы драться, особенно помощники магистратов.
– Минтурны заплатят за это, – проворчал командир наемников.
– Минтурны казнят пленника согласно его dignitas и auctovitas, – отвечал старший магистрат, – а теперь уезжайте!
– Подожди! – зарычал охрипшим голосом Гай Марий, который выступил вперед в окружении толпы минтурнийцев. – Ты можешь дурачить этих славных сельских жителей, но тебе не одурачить меня! У Рима нет кавалерии, чтобы вылавливать осужденных людей, и ни сенат, ни народ Рима не нанимали тебя. Это могло сделать только частное лицо. Кто тебя нанял?
В голосе Мария было столько властности, что язык командира наемников развязался прежде, чем он вспомнил об осторожности.
– Секст Луцилий, – проговорил он.
– Благодарю! – сказал Марий. – Я запомню.
– Я плюю на тебя, старый дурак, – презрительно отозвался командир наемников и дернул за поводья. – Ты дал мне свое слово, магистрат! Я надеюсь, что к моему возвращению Гай Марий будет трупом, а его голова готова для отсечения!
Через минуту солдаты скрылись, а дуумвир кивнул своим стражникам:
– Отведите Гая Мария и заприте на замок.
Помощники магистрата вывели Гая Мария из толпы и вежливо повели в единственную тюремную камеру, находившуюся за подиумом храма Юпитера, обычно используемую для того, чтобы запирать там буйных пьяниц на ночь, или тех, кто сходил с ума. Помещения, более подходящего для тюрьмы, еще не было построено.
После того как Мария увели, толпа разбилась на группы, которые что-то горячо обсуждали и не расходились дальше таверн, расположенных по периметру площади. Здесь был и Авл Белае, который стал свидетелем всего происшедшего, а теперь переходил от группы к группе и что-то настойчиво говорил.
Минтурнам принадлежало несколько государственных рабов, и среди них был исключительно полезный парень, которого город купил у заезжего торговца два года назад и никогда не жалел о заплаченной за него порядочной сумме в пять тысяч денариев. Тогда ему было восемнадцать, теперь исполнилось двадцать, и это был огромный германец из племени кимвров по имени Бургунд. Ростом он был на целую голову выше самого высокого из жителей Минтурн. Бургунд обладал могучими мускулами и поразительной силой, которая полностью искупала отсутствие каких-либо проблесков интеллекта, что, впрочем, было совсем неудивительно для того, кто был захвачен в плен в битве при Верцеллах, когда ему было шесть лет, и с тех пор вынужден был вести жизнь порабощенного варвара. Не для него были привилегии и заработки просвещенного грека, который сам продался в рабство, ибо это увеличивало его шансы на процветание. Бургунд получал жалкие гроши и жил в полуразрушенной хижине на окраине города. Вероятно, он решил, что однажды его посетила божественная Нерфус, когда одна женщина разыскала его там, любопытствуя узнать, какой любовник получится из гигантского варвара. Бургунду никогда не приходило в голову бежать, и он даже не считал себя несчастным; напротив, он наслаждался двумя годами жизни, проведенными в Минтурнах, где он почувствовал свою значимость и узнал себе цену. Временами ему давали понять, что ему будет позволено жениться и иметь детей. И если он будет продолжать хорошо работать, его дети будут считаться свободными.
Другие общественные рабы использовались для уборки, чистки, мытья и украшения зданий и общественных сооружений, но Бургунд, единственный, выполнял работу или самую тяжелую, или требующую сверхчеловеческих усилий. Именно Бургунд прочистил дренажные канавы и канализационные трубы, засоренные наводнением; именно Бургунд переносил трупы лошадей, ослов и других крупных животных, когда они погибали в общественном месте; именно Бургунд ломал деревья, считавшиеся опасными; именно Бургунд ловил бешеную собаку и копал канавы одной рукой. Как и все гиганты, германец был мягким и покорным человеком, сознающим свою собственную силу и не испытывающим необходимости пробовать ее на ком-то еще. Он также понимал, что если вздумает, играючи, ткнуть кого-нибудь, то этот бедняга умрет на месте. Он приобрел особую сноровку, управляясь с пьяными моряками или чересчур агрессивными людьми, которые пытались победить его – и заработал несколько шрамов благодаря своей снисходительности, но вместе с ними благожелательную репутацию среди горожан.
