От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
Князь Серебряный, внимательно отслеживая все передвижения противника, ночью, под носом у османов, провел свои суда в Астрахань, оказав тем самым великую услугу защитникам. Без тяжелой артиллерии полководец османов не рискнул штурмовать город. Он укрепил свой лагерь, постоянно посылал в разведку небольшие отряды, они досконально изучили окрестности, но так и не нашли слабые места в обороне русских. Это очень опечалило османов и, главное, их союзников, крымчан. Воины хана Девлет-Гирея хорошо знали, какие суровые в этих краях зимы, они не хотели оставаться здесь до весны. Паша (полководец у османов) долго не реагировал на волнение в стане союзников, пока крымчане в отчаянии не взбунтовались. В тот же день по лагерю пошли слухи о том, что в Астрахань из Москвы спешит на подмогу князю Серебряному крупное войско.
В конце сентября османский полководец повелел сжечь укрепления и дал приказ отступать. Союзники спешно исполнили приказ и той же ночью бежали из-под Астрахани. На обратном пути вел их Девлет-Гирей. Позже, оправдываясь перед русским царем, он хвалился тем, что специально завел войско в безводные степи на землю черкесов, в результате чего османы потеряли чуть ли не всю свою армию.
Действительно, паша привел в Азов лишь горсть измученных людей. Ему понадобилось много золота, чтобы смягчить приговор Селима и спастись от его гнева, но данный поход и поведение в нем Девлет-Гирея, который все еще мечтал воссоздать Золотую Орду, должны были подсказать Ивану IV, что на южных границах страны Московии нарастало напряжение, а значит, русскому царю нужно было уделять больше внимания этим вопросам, а не борьбе с родом Рюриковичей.
Девлет-Гирей
Девлет-Гирея, конечно же, нельзя сравнивать с великим Ганнибалом, вписавшим в анналы истории блистательные победы над римлянами, но так и не победившим Рим. Обидится карфагенянин за такое сравнение, ругаться будет. Да, Девлет-Гирей и как полководец, и как личность, устремленная к великой, но недостижимой цели, заметно уступает Ганнибалу, но на некотором промежутке времени крымский хан являлся для Москвы и ее обитателей таким же грозным и опасным противником, каким был всю свою сознательную жизнь (а она началась еще в детстве, после данной отцу клятвы бороться с Римом) Ганнибал для Вечного города. Девлет-Гирей своим предательством во время османского похода на Астрахань доказал, что он всегда держит камень за пазухой и всегда готов обрушиться на Москву.
Впрочем, Ивана IV это мало волновало. В конце 1569 года он вывел из игры Владимира Андреевича, не без оснований опасаясь, как бы тот не сбросил его с престола. Василий Грязной и Малюта Скуратов явились в хоромы сего князя, обвинили его в том, что он покушается на жизнь царя, доставили близкого родственника самодержца вместе с женой и двумя сыновьями к повелителю. Владимир Андреевич просил у брата пощады, разрешения постричься, уйти в монастырь. Царь был неумолим в своем желании сгубить одного из самых главных Рюриковичей. «Вы задумали отравить меня ядом, так выпейте его сами», – сказал он спокойно. Владимир Андреевич с мольбой смотрел на брата, тот равнодушно оглядывал обреченных. Тогда слово взяла женщина, супруга Владимира Андреевича, Евдокия. «Лучше принять смерть от царя, чем от палача!» – сказала она твердо, и муж ее, уже спокойный, выпил яд. Затем, также спокойно отравили себя Евдокия и двое ее сыновей. После этого против царя восстали боярыни и служанки Евдокии. Увидев своих господ мертвыми, они, по-бабьи не боясь и не стесняясь, высказали царю все, что думают о его изуверствах. То был бунт! Иван IV приказал содрать с дерзких женщин одежду и расстрелять их. А уж после этого утопили в реке Шексне инокиню Евфросинию, мать Владимира Андреевича.
Продолжая расширять и углублять опричнину, Иван IV Васильевич в 1569-1570 годах нанес сокрушительные удары по Пскову и Новгороду, а чтобы его верные слуги не зазнавались, он повелел казнить самых любимых своих собак-грызунов: Алексея Басманова, его сына Федора и Афанасия Вяземского. Чтобы не скрывать от народа дела свои важные, отчитаться перед ним по всей форме о проделываемой трудной работе, он повелел устроить 25 июля 1570 года образцово-показательную, массовую казнь на большой торговой площади, где были поставлены триумфальные арки побед царевых – 18 виселиц, аккуратно разложены орудия пыток и подвешен над огромным костром столь же огромный адский котел с водой, быстро закипевшей. Народ московский в ужасе разбежался по домам. Подобные отчеты о работе людей пугали. Иван IV очень этому удивился и послал слуг зазывать жителец на спектакль на котором разыгрывалась жизнь 300 сограждан.
Не всех казнили в тот день.
Многих царь миловал – и народу это очень понравилось, зато те, кто должны были умереть, претерпели страшные муки. Их обвинили во всех тяжких грехах, пытали и лишили жизни…
Удивительный был род Рюриковичей. Их губили сотнями, тысячами, а они, даже на смертном одре, оставались верны самим себе. Они так и не восстали против изверга и его грызунов. Лишь некоторые из них перед смертью, уже в руках палача, давали волю своим словам. Но – не более того. Молчан Митьков отказался выпить с Иваном IV Васильевичем чашу с медом – царь во гневе воткнул в него жезл. Молчан молча перекрестился и отдал Богу душу.
«Таков был царь, таковы были подданные! Ему ли, им ли должны мы наиболее удивляться? Если он не всех превзошел в мучительстве, то они превзошли всех в терпении, ибо считали власть государеву властью Божественною и всякое сопротивление беззаконием; приписывали тиранство Иваново гневу небесному и каялись в грехах своих; с верою, с надеждою ждали умилостивления, но не боялись и смерти, утешаясь мыслию, что есть другое бытие для счастия добродетели, и что земное служит ей только искушением; гибли, но спасали для нас могущество России: ибо сила народного повиновения есть сила государственная»[120].
Не все согласятся с выводом отца русской истории, но вряд ли
