Кир-завоеватель - Владимир Максимович Ераносян
Не проявила терпения, подогнали ее жаждущие мести и бойни на непримиримую войну с народом строптивым и ненадежным, склонным к надменности и в кровожадности не уступающим варягам. Муж ее не был ангелом, но и убили его не святые!
Когда отступившие древляне укрылись за стенами своей столицы и опустили ворота, Домаслав уже взял бразды правления обороной в свои руки. Варяги обманули, они изначально готовились к войне. Заложники стали лишь прикрытием, и наверняка все они мертвы, как и тысячи тех, что остались на поле у кургана, загородившего древлянское солнце.
– Лучники на стену! Все, способные держать оружие, все без исключения, отроков и молодых женщин это тоже касается, получить мечи и сулицы в кузне отца моего Горыни! – отдавал приказы Домаслав.
Варяги добивали раненых, одновременно вкапывая заграждения из ощетинившихся клиньев для своей ставки. Готовились к долгой осаде. Домаслав разглядел со сторожевой башни мальчика на белом жеребце, он еле держался в седле. Оруженосец держал коня за уздцы, иначе бы мальчуган, по всему было видно, что это и есть Святослав, свалился. Он смотрел на деятельное управление неприятельских воевод, на их четкие и устрашающие своей синхронностью построения, на их стройные ряды и сверкающие металлом дорогие доспехи, на грамотное передвижение флангов, оценивая их число.
Объединенная дружина Свенельда и Асмуда – сокрушительная сила, но ее было явно недостаточно для молниеносного штурма городских стен. И у варягов не было осадных орудий – возможно, баллисты и осадные приспособления застряли в пути. Но это всего лишь дело времени. У древлянских врагов сильный флот. Они получат все необходимое в ближайшие дни.
Придет и подкрепление от лебезящих перед иноземными захватчиками северян, уличей, тиверцев и полян, особенно когда они прослышат, что древляне заперлись в своей «норе» и боятся высунуть нос, что томятся они в страхе и неоткуда им ждать подмоги, что морят их голодом и одолевают их болезни. И тогда они захватят город, еще не успевший обзавестись достаточным количеством катапульт и снарядов для них, подготовить свою рать для отпора грозного врага, и перебьют все население…
Эх, еще бы немного времени, и Домаслав построил бы сотни баллист, окружил бы город более высоким частоколом. Лес бы позволил и дал сырье плотникам. Он расширил бы ров и залил бы его водой из реки, чтоб наверняка обезопасить город, призвал бы на помощь воинственных вятичей, подговорил бы через послов печенегов, а если пришлось бы, отдал бы все что есть и подкупил кочевников, чтоб ударить разом по ослабленному Киеву и сохранить независимость. Наконец, выпросил бы ссуду у хазар и нанял бы на хазарское серебро целую рать славянскую, что ненавидела пришлых хозяев и мечтала о прежней вольнице, временах, славных своей лютостью и злобой, но насыщенных свободой, верностью своим богам и преданиям народным. Времени на все это не хватило…
– Будем атаковать врага, пока он не укрепился для осады, – призвал свое племя вождь. – Если они окопаются, мы их не выкурим! А завтра их рать умножится! Пойдем на них теперь! Не будем ждать! Убьем их наследника и его обманщицу-мать! Разорвем главного притеснителя нашего народа – проклятого Свенельда, как князя Игоря! Отомстим за женщин наших и детей зарубленных! Отстоим нашу свободу! Если придется, сгинем за нее!
Из Коростеня вышла древлянская рать, в десять раз многочисленнее, чем дружина варяжская, но разношерстная и неорганизованная. Впереди – лучники, за ними – всадники, следом – легковооруженные пехотинцы в шлемах, но без щитов, среди них и сотни отроков, даже воительницы с измазанными грязью для устрашения лицами, в шкурах волчьих и беличьих.
Малыш на белом жеребце при поддержке оруженосца выдвинулся из заграждения. По бокам от него ехали воеводы Свенельд и Асмуд. Ольга под защитой гридней все еще молилась на кургане. Княжич Святослав бросил ритуальное копье в сторону древлянского воинства. Бросок получился слабый, иного от дитяти никто и не ждал. Дротик, пролетев меж конских ушей, упал у копыт жеребца.
– Иду на вы! – пробормотал мальчик заученную фразу своим детским голоском, исполнив священный бросок в честь Одина и посвящая ему все жертвы кровавой тризны в память о своем отце. Так его научили, и он ждал одобрения в глазах взрослых, ведь мамы рядом не было.
– Князь уже начал! Последуем, дружина, за князем! – обступили княжича лучшие воины, подбадривая молодежь.
Варяжские сапоги затопали в такт барабану по древлянской земле навстречу превосходящим в числе оборванцам, которые отчаянно бежали навстречу своей гибели. Ведь обернуть ярость в умение может только время.
Тактика открытого боя в чистом поле – наука, приходящая с опытом и при наличии хороших командиров, с детальным анализом прошлых побед и особенно поражений, – присуща лишь тем, кто живет набегами. Варяги злорадно смеялись, выдавая свое презрение вооруженному наспех сброду.
Древляне просачивались ручейками сквозь выставленную стену щитов, полагая, что пробивают ее. Уловка же состояла в том, чтобы пропускать древлян дозами, а затем закрывать стену, поэтому сперва воевода издавал команду «Открыть щиты!», потом «Сомкнуть ряды!».
В тылу у варягов древляне оказывались в меньшинстве, их истребляли частями и на флангах, и в центре. Все это было хорошо видно со сторожевой башни. Там стоял Мал и рыдал, как младенец, ощущая всю безысходность положения его бедного народа. Домаслав же бился среди своих сородичей, врезавшихся в глухую оборону варягов, которые то и дело открывали «двери смерти», проглатывая щепотками, чтобы удобнее было переваривать десятки его соплеменников.
Вождь старался сохранять хладнокровие, но видел, что войско его тает, так и не пробив стену щитов. Под ним самим пала лошадь, пронзенная стрелами, но он остался невредимым и продолжал бой, взобравшись на гору трупов. В какой-то момент, когда количество жертв измерялось тысячами, Домаслав осознал, что идти на варягов было ошибкой: «Так этот удав проглотит всех и не подавится!»
– Отходим! – прокричал он свой приказ об отступлении. Беспорядочная толпа, казалось, ждала лишь сигнала, чтобы дать волю своей панике.
Домаслав прикрывал отступающих с горсткой своих соратников. А варяги вывели лучников и стреляли залпами в спину бегущим, сокращая попавший под жернова истории народ и убивая даже дух сопротивления.
Его друзья падали рядом с ним, скошенные варяжской стрелой. Их искромсанные топорами тела засыпали поле. Он тонул в них, карабкаясь к небу и уже приготовившись разделить с лучшими из соплеменников свою горькую судьбу, с именем любимой на устах, унося с собой ее облик и представляя образ их еще не родившегося дитяти.
Нет! Не бывать этому. Домаслав опомнился, отмахнувшись от минутной слабости. Он сбрасывал трупы
