Элизабет Гилберт - Происхождение всех вещей
Прошло четыре дня, и утром Альму разбудили радостные крики банды Хиро. Она вышла за порог своей фаре, чтобы узнать причину суматохи. Пятеро ее сорванцов носились по пляжу, ходили на руках и перекатывались колесом в свете утреннего солнца, что-то восторженно выкрикивая по-таитянски. Увидев женщину, Хиро с бешеной скоростью понесся к ее двери по кривой дорожке, идущей зигзагом.
— Завтра утром приехал! — воскликнул он. Его глаза сияли такой радостью, какой она прежде не видела даже у этого весьма восторженного малыша.
Альма в недоумении взяла мальчугана за руку, пытаясь заставить его говорить медленнее, чтобы хоть что-то понять из его сбивчивого рассказа.
— Что ты такое говоришь, Хиро? — спросила она.
— Завтра утром приехал! — прокричал он снова, не в силах сдержаться и подпрыгивая на месте.
— Скажи по-таитянски, — велела ему Альма на родном языке.
— Э завтра утром! — прокричал Хиро в ответ, что означало ту же бессмыслицу, что и на английском: «Завтра утром приехал».
Альма подняла голову и увидела, что на берегу собралась толпа. На крики детей к берегу сбежался весь поселок. Явились жители и соседних деревень. И все были взволнованы не меньше ее мальчуганов. Она увидела, как преподобный Уэллс бежит к берегу, смешно перебирая своими кривыми ножками. Сестра Ману тоже бежала, и сестра Этини, и несколько местных рыбаков.
— Смотри! — Хиро показывал на залив, и глаза Альмы обратились в сторону моря. — Завтра утром приехал!
Альма повернулась к заливу и увидела — как она сразу не заметила? — небольшую флотилию длинных каноэ, с удивительной быстротой рассекающих воду по направлению к берегу и управляемых десятками темнокожих гребцов. За все время, проведенное на Таити, она не уставала поражаться проворству и мощи этих каноэ. Когда флотилии, подобные этой, приплывали с залива, Альме всегда казалось, что она наблюдает за прибытием Ясона и аргонавтов или кораблей Одиссея. Но больше всего ей нравился момент, когда у самого берега управлявшие каноэ мужчины собирали все силы для последнего рывка, и каноэ вылетало из моря, подобно стреле, пущенной из огромного невидимого лука, и в одно мгновение оказывалось на песке.
Это происходило и сейчас. Альма хотела было расспросить обо всем Хиро, но тот уже бросился навстречу каноэ, как и остальные жители поселка — казалось, целая толпа островитян, как по команде, вышла из леса, откликнувшись на зов неожиданных гостей. За все время, что Альма жила на острове, она не видела на пляже столько людей. Поддавшись всеобщему возбуждению, женщина тоже побежала к лодкам. Раньше она никогда не видела таких великолепных каноэ. Самое большое из них, должно быть, было футов шестьдесят в длину, и на мысу его стоял мужчина высоченного роста и могучего телосложения — очевидно, глава этой экспедиции. Он был таитянином, но, подойдя поближе, Альма увидела, что одет он в безупречный европейский костюм. Деревенские жители окружили его, распевая приветственные гимны, и вынесли из каноэ на руках, как короля.
Незнакомца поднесли к преподобному Уэллсу, и двое мужчин пожали друг другу руки. Альма протискивалась сквозь толпу, стараясь подобраться к ним как можно ближе. Мужчина склонился к преподобному, и они прижались носами друг к другу — традиционное приветствие, свидетельствующее о глубочайшей нежности. Она услышала, как преподобный Уэллс дрогнувшим от слез голосом проговорил:
— Добро пожаловать домой, благословенный Божий сын.
Незнакомец разомкнул объятия. Он повернулся к толпе, и тут Альма впервые смогла взглянуть ему прямо в лицо. И если бы в тот момент ее со всех сторон не окружало так много людей, она бы рухнула на землю от столь сильного потрясения.
Слова «завтра утром», которые Амброуз написал на обороте всех рисунков Мальчика, не были секретным кодом. Это была не туманная мечта об утопическом будущем, не анаграмма, не запутанный шифр. Единственный раз в жизни Амброуз Пайк высказался прямо и недвусмысленно. Завтра Утром — это было просто имя человека.
И Завтра Утром действительно приехал.
* * *Альма пришла в ярость. Почему же она никогда не слышала ни одного упоминания об этом человеке с царственной осанкой, этом обожаемом госте, чей приезд заставил весь северный Таити сбежаться на берег и выкрикивать восторженные приветствия? Почему никто никогда не произносил его имени, не намекал даже вскользь на то, что такой человек существует? Альма ни разу ни от кого не слышала слов «завтра утром», если только речь действительно не шла о том, что планируется на завтрашнее утро. Ей совершенно точно никто никогда не говорил: «А знаете, сестра Уиттакер, есть один человек, очень могущественный и любимый всеми, который однажды может приехать на этот остров, и вы поразитесь, как сильно мы его любим; мы будем прижиматься лбами к песку, преклоняясь перед ним, и рвать на себе одежду от радости, дети наши будут кричать „ура“, а женщины плакать, ибо для нас он самая почитаемая фигура в этом мире, и без него мы не представляем нашего существования».
Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал ей нечто подобное, она бы запомнила.
Но об этом человеке никогда не ходило даже слухов. Как может столь важная персона просто взять и появиться ниоткуда?
Вся толпа огромной, ликующей поющей массой двинулась к церкви миссионерского поселка, а Альма осталась молча стоять на берегу, пытаясь осмыслить, что же произошло. Все ее прежние домыслы и предположения рухнули. Человек, на поиски которого она приехала сюда, действительно существовал, но он был отнюдь не Мальчиком, скорее он оказался кем-то вроде короля. Что связывало Амброуза и островного короля? Как они встретились? Какими были их отношения, в какой момент между ними возникла любовная связь? Почему Амброуз изобразил Завтра Утром простым рыбаком, хотя тот явно был человеком, обладавшим большой властью? Шестеренки ее упрямой, неумолимой внутренней мыслительной машины снова завертелись. Это лишь сильнее ее разозлило. Она так устала думать. Ей было невыносимо изобретать новые теории. Всю свою жизнь, казалось ей, она только и делала, что думала. Единственное, чего она всегда хотела, — знать наверняка, но до сих пор, спустя столько лет неустанных поисков, она по-прежнему терялась сомнениях и догадках.
Хватит ломать голову. Хватит. Она должна была узнать все. Она найдет ответ.
* * *Из церкви доносились голоса. Пение это было непохоже на все, что Альме приходилось слышать раньше. Это был воодушевленный, радостный хор. Некоторое время Альма стояла снаружи и просто слушала. Внутри ей все равно не хватило бы места: слишком много людей набилось в здание; оставшиеся столпились у двери, чтобы слушать и петь вместе со всеми. Мощные голоса окружали ее со всех сторон. Песни, что Альма слышала в этой церкви прежде — голоса восемнадцати прихожан миссионерского поселка преподобного Уэллса, — казались слабым писком по сравнению с тем, что она слышала сейчас. Впервые она поняла, какой на самом деле должна быть таитянская музыка и почему для исполнения местных гимнов требуются сотни ревущих в унисон голосов — ведь эта музыка была призвана перекричать шум океана. Именно этим сейчас и занимались жители округи, выражая свое благоговение перед прибывшим мужчиной оглушительным ревом, который был прекрасен и ужасен одновременно.
Наконец пение смолкло, и Альма различила мужской голос, уверенный и громкий, разносящийся над головами собравшихся. Человек говорил по-таитянски, и слова его звучали как песня. Альма протолкнулась ближе к двери и заглянула внутрь: Завтра Утром, высокий и прекрасный, возвышался над кафедрой, воздев руки, и взывал к прихожанам. Альма не настолько хорошо знала таитянский, чтобы уловить смысл всей проповеди от начала до конца, но поняла, что этот человек говорил о бесспорных свидетельствах воскресения Христова. Но он не просто читал проповедь — он покорял своей силой собравшихся прихожан подобно тому, как ребятишки из банды Хиро покоряли волны, чему она сама не раз была свидетелем. Его пыл и отвага были непоколебимы. Альма видела, что его слова вызывают у собравшихся смех и слезы, тихую печаль и безудержную радость. Чувствовала, как тембр и сила его голоса затрагивают струны и в ее душе, хотя многие его слова были ей непонятны.
Его выступление длилось больше часа. По его повелению люди вдохновенно пели и неистово молились; казалось, с рассветом аборигены готовы были броситься в атаку. «Моя мать бы сочла это зрелище достойным презрения», — подумала Альма. Беатрикс Уиттакер никогда не была падкой на евангелические страсти; она была уверена, что когда люди впадают в религиозный экстаз, то забывают о манерах — что в таком случае ждет нашу цивилизацию? Энергичное выступление Завтра Утром, несомненно, ничуть не напоминало другие проповеди, которые Альме приходилось слышать в церкви преподобного Уэллса. Это были не простенькие назидания сестры Ману; это было ораторское искусство. Альма закрыла глаза и услышала бой военных барабанов, увидела Демосфена, защищающего Ктесифона, Перикла, воздающего почести павшим в Афинах, Цицерона, осуждающего Катилину.
