Убитый, но живой - Александр Николаевич Цуканов
– Ты глянь-ка, Вань, ветер поутих. И мороз спадает.
Развиднелось, крутится лишь мелкий снежок, и жить сразу веселей. Заколготились снова вокруг машины, часть солярки из бака слили и стали ее в бочке подогревать, а после того теплую, парящую, в бак сливать. Факелочком поддон масляный и трубопроводы прогрели… «Ну, давай, выручай, родной!» И ведь завелся, заработал как ни в чем не бывало. Жить можно, о страхе пережитом Малявину вспоминать уже не хочется.
В Артыке их не ждали.
– Знаю, что был с Тамановым разговор, но без меня, – открестился начальник автобазы.
– А где главный механик?
– В больницу увезли. Сердчишко прихватило…
На следующее утро Малявин пришел в кабинет начальника с командировками в руках:
– Отмечайте, да мы поедем. Через неделю по всей якутской трассе будут знать, что артыкский начальник слово не держит.
– А ты меня не пугай. Я от слов не отказываюсь. Вон две «Татры» стоят – забирай.
– Одну развалюху с буксира завели, а вторая и вовсе из калашного ряда. Дурнее себя искать не надо!
– А ты язык придержи. Сопляк еще!..
– Я механик с тамановской артели, а не сопляк вам. От вас, может, козлом пахнет, так я же не кричу.
– Что?! Да я тебя!..
Начальник артыкской автобазы чуть не сломал столешницу и вывернул такую матерщину, какой Малявин отродясь не слыхал. Тут бы выскочить сразу, а он, уцепившись за стул, стоял и слушал две, три, возможно, десять минут, пока выговорится начальник.
– Будет комедию ломать. Две нормальные «Татры» – и дружба навек, – резко меняя тон, предложил Малявин.
– Десять дней подождешь? – спросил начальник автобазы так, будто и не крушил только что собственный стол.
– Нет, сочтут за самоуправство. Пять дней от силы…
– Ох и сукин сын! – прозвучало почти как похвала. – Ладно, будут вам путные самосвалы.
– Не обманете?
– Да ты что, парень, раз сказал – закон. Слово колымчанина!
Позже, в Алдане, Малявин рассказывал артельщикам об этом со смехом, обыгрывая голосом и мимикой ситуацию: «Мужик здоровенный, как носорог… вон Серега его видел. Думал, прибьет насмерть, за стул держусь, чтоб не упасть от страху».
– Механик наш новый… – поясняли артельщики тем, кто приехал к сезону с материка, и в этом не звучало той прежней усмешки, что видали, мол, мы таких, перевидали.
Когда сезон промывочный раскрутился на полную катушку в две смены, Малявин вовсе раскрылился, подгонять не надо. До второго промприбора от базы километров пять, так он чуть ли не бегом туда и обратно за нужной запчастью, лишь бы не стояли артельщики, не бухтели напрасно: «Ну вот, опять ополовинили съем». Случалось, намаявшись за день, он ночевал прямо в балке под гул дизель-генератора и спал провально, без сновидений.
Иногда, обычно под утро, возникала бутылка с золотым песком, она бередила, напоминала о себе с непонятной настойчивостью. Случалось, втянувшись в ремонт двигателя, он начинал перебирать всевозможные варианты с продажей золотого песка, и те ситуации, которые могли бы возникнуть, и как бы он их лихо раскручивал… Шло это независимо от его хотения, как бы само собой, словно золото обладало магической силой. Поэтому Малявин даже обрадовался, когда Таманов отозвал в сторонку, где никто не мог их подслушать, и пояснил, что бутылка лежит на старом месте, но с кварцевым песком…
– Прикрыл, как было. Если кого там заметишь – не суйся. Сразу ко мне.
Малявин кивнул и неудачно пошутил, подражая блатным:
– Что за базар, начальник, все сделаем.
Таманов шутку не принял. Из-за краденого «металла» прижилась тревога, мнилось за всем этим подстава, о чем Малявину он говорить не хотел, а лишь опасался, что если начнут крепко крутить и вертеть, то не угадаешь, как оно вывернется. Можно добавлять к съему ежедневному, но вдруг только того и ждут. Всей артели тогда хана… А если шестерки тропу набили, тоже хреново, добром это не кончится.
И нет-нет, а возникало: как парня проверить? Что сын Цукана – это точно, но вдруг крапленый?
Таманова не раз пытались свалить местные начальники и республиканские, потому что он спину не гнул, в глазки махровые не заглядывал. А если денег давал, то говорил без экивоков: «На! И не мешай работать». Поэтому зудела шальная мыслишка, не высыпать ли чертов металл в старый шурф? Мысль на первый взгляд глупая, а если вникнуть получше, то самая трезвая.
Не стал рассказывать раньше времени Ивану Морозу, лишь попросил повнимательней к Малявину приглядеться, но ненавязчиво, вскользь, как умел это делать Мороз, ни разу не сфальшивив, что более всего остального ценил в друге Таманов.
Малявину хотелось отличиться, показать себя настоящим спецом, а шла тягучая каждодневная работа по двенадцать-четырнадцать часов кряду без выходных. На одной из планерок, куда приглашались звеньевые, Иван Мороз, а последнее время и он как механик, шел обычный короткий разговор:
– Что с мотором лебедочным?
– Подшипник греется на валу. Нужна замена. Да вот еще шланг сифонит…
– Знаю.
– Может, у пожарников списанный пока выпросить? – поторопился Малявин с дельным предложением.
– Уже разговаривал. Завтра полста метров дадут, – ответил Таманов и строго сдвинул брови, давая понять, что не даром хлеб ест.
Таманов и Мороз сидели долго в столовой и под чаек негромко перебирали разные варианты.
– Может, не надо подмену бутылки делать? – вырвалось неожиданно у Таманова. – Черт бы с ним!
– Он же у нас ворует. Так получается? – возразил Мороз. – Вот зря ты мне раньше не рассказал, а на парнишку стал грешить.
– Зря. Старею, выходит. Нюх притупился.
Ничего дельного придумать им в эту ночь не удалось. Но за съемом стали следить вдвое против прежнего. Данные по каждой смене в таблицу заносить, помечая свое присутствие на съеме золота. Тут и прояснилось, что недобор идет стабильно в бригаде Воронина, когда ни Таманова, ни Мороза нет во время смывки шлиха.
Кто конкретно, сам Воронин с кем-то или за его спиной?
– Давай тезку моего сунем туда временно? – предложил Мороз. – Про бутылку без того знает…
– Лишь бы не выдал себя ненароком, а то пришьют.
– Обучим. А для
