Александр Антонов - Государыня
- Виноват, ваше величество, помилуйте глупого, — кланяясь, оправдывался наместник.
- Злоумышленник ты! Вместе со вдовой королевой в пользу Глинского живёшь! Хватит каяться, веди к вдове Елене! — всё так же грубо бросал слова Сигизмунд.
— Вот её палаты, ваше величество, — показал Остожек на дом Глинского и поспешил к ним.
Сигизмунд направился следом, за ним потянулись гетманы и вельможи. Среди них были граф Гастольд, гетман Острожский и дворецкий Сапега. Впереди короля шли телохранители–гвардейцы, вооружённые и в латах.
Гвардейцы забарабанили в закрытые двери. Вскоре они распахнулись. На пороге стоял Дмитрий Сабуров. Его мгновенно оттеснили, и за гвардейцами в дом вошёл Сигизмунд. Он направился по лестнице на второй этаж и был остановлен только перед дверью, ведущей в покои Елены. Страж догадался, что перед ним король, но сказал:
— Ваше величество, сюда нельзя!
- Прочь с дороги! — крикнул Сигизмунд и повелел воинам: — Эй, уберите его!
Вмиг два гвардейца оказались рядом и, схватив стража под локти, оттащили его от дверей. Перед спальней королевы Сигизмунда встретили Пелагея и Анна Русалка.
— Ваше величество, что вам угодно? — спросила Пелагея без трепета и загородила дверь в спальню.
Отойди с дороги, боярыня! — мрачно произнёс король.
— Но к государыне нельзя!
— Пусть она выйдет сюда.
— Она немощна и без памяти.
— Что ещё за причуды! Знать, Бога прогневила. Да и чего от неё ожидать, если в обман и предательство пустилась!
- Перед Господом Богом она чиста, на том и крест целую пред иконой Богоматери.
Пелагея перекрестилась.
— А я так не считаю. Она изменила державе и королю, и суд мой будет коротким и жестоким.
Сигизмунд сделал жест воинам. Вновь выскочили вперёд телохранители, под руки унесли Пелагею в угол, посадили на лавку и остались при ней.
— Побойтесь Бога, король! Гнев его падёт на вашу голову! — крикнула Пелагея.
Король, будто не слыша слов боярыни, вошёл в опочивальню. Он приблизился к постели и увидел Елену. Ему показалось, что она спит. Возле неё сидела повитуха Варвара, король велел ей:
— Разбуди королеву, тётка!
Варвара встала, поклонилась Сигизмунду и ответила:
— Невозможно, государь. Она сомлела от болей.
Сигизмунд подошёл ближе и присмотрелся к лицу Елены. Оно было словно отбелённое полотно, под глазами — синева, губы запеклись от жара. Король спросил Варвару:
— Что с ней, лекарка?
— В горести она была. Лихоманка случилась. Вот лечу да не ведаю, подниму ли на ноженьки.
Сигизмунд прошёл раз–другой по спальне, о чём-то размышляя, и покинул её. Гетману Острожскому он сказал:
— Поставь стражей, и чтобы никого к ней не пускали.
— Исполню, государь, — ответил гетман.
Вскоре воины короля выгнали всех обитателей палат Глинского из левого крыла в правое, и Сигизмунд расположился там. Он бы покинул Бельск, оставив в городе сильный гарнизон, но его удерживали два обстоятельства. Он должен был обязательно свершить суд над Еленой и уже придумал ей наказание. И ещё ему нужно было отобрать у Елены золото, серебро, драгоценности, меха — всё, что хранилось в монастыре Святого Серафима. Война, которую он задумал вести с Русью, требовала денег. Все налоги, какие возможно, он уже выкачал из народа, а казна была пустой. Сигизмунд понял, что без денег Елены, без её состояния он не сможет вести войну с великим князем Василием. Всё это заставляло короля задерживаться в Вельске, и он терпеливо ждал, когда
Елена придёт в себя. От неё надо было потребовать сведений, где искать в монастыре тайные подземные каморы, потому как Сигизмунд знал, что монахи не выдадут тайну хранения достояния королевы.
Елена открыла глаза лишь на другой день, близко к полудню. Ещё в туманной дымке она увидела Пелагею, наконец, дымка рассеялась.
— Что со мной, голубушка? Никак я сомлела? — спросила она.
Пелагея попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. Её серые большие глаза смотрели на Елену печально, по–матерински.
— Теперь уже всё позади, матушка, скоро и на ноженьки встанешь.
Елена вспомнила о родах. В глазах у неё появился страх. Она спросила:
— А где дитя? Я ведь рожала. Господи, где дитя, Пелагея? Покажи мне его сию минуту!
— Успокойся, матушка, и не надо громко кричать. Дитя крепенькое, сынок, и при кормилице, — ответила Пелагея.
— Но я прошу принести его ко мне! Господи, да что тебе мешает, Пелагея?! Ты что‑то от меня скрываешь!
— Пелагеюшка, дай я слово скажу, — вмешалась повитуха Варвара и обратилась к Елене: — А ты, матушка, потерпи, увидишь ещё дитя. Молоко надо сцедить. — Она засуетилась, полезла в свою суму, поторопила Пелагею: — Ну‑ка, помоги матушке сесть да махотку подай.
Той порой в покои Елены в сопровождении гетмана Острожского пришёл Сигизмунд. Он спросил у стража:
— Как там королева? Что слышно?
— Разговаривают, ваше величество. А королева в себя пришла, — ответил гвардеец.
Сигизмунд взглянул на Острожского.
— Константин, иди же, объяви мою волю. А я на хворых женщин смотреть не могу. Так что уважь короля.
— Иду, государь, и выражу твою волю, да и свою добавлю. Я ведь за год натерпелся от её батюшки в полоне.
Гетман подошёл к двери, распахнул её, но войти не успел. На пороге его встретила Пелагея.
— Не пущу! — вымолвила она жёстко и вышла из опочивальни, закрыв за собой дверь. — Срамники! Сказано же вам, что королева в болести пребывает и к ней нужда пришла.
— Пустишь! — возразил гетман. — На то воля государя мне дана.
Он попытался оттеснить Пелагею. Она вцепилась в косяки и прошептала в лицо Острожскому:
— Не пущу, срамник! Королева на горшке сидит.
Гетман не ожидал такого поворота и, растерявшись, развёл руками.
— Просто не знаю, что сказать. Я должен выразить волю короля.
— Вот и приходи, когда нужду справит.
— Но когда? Когда? — разозлился гетман на свою минутную слабость. — Через час, через два?
— Иди, иди! Я дам знать, когда приходить.
Король не слышал разговора боярыни и гетмана, и, подойдя к Сигизмунду, Острожский вынужден был всё пересказать.
— С дьяволом они заодно! — выругался Сигизмунд. — Моё терпение иссякло, через два часа я войду к ней сам. А ты скажи дворецкому, чтобы приготовил кареты и повозки для всех её придворных и челяди. До вечера я отправлю их в изгнание.
— Исполню, как велено, ваше величество.
Иван Сапега в этот час встречался с конюхом Митькой Фёдоровым, предателем, и было передано то, что поломало жизнь великой княгине на многие годы и принесло ей новые тяжкие страдания.
— Ты, вельможный пан, возблагодари меня за верную службу, — говорил Митька Сапеге на конюшне в каморе. — Королева немощна потому, что дитём опросталась, а дитя‑то, мальчишку, увезли в Серафимов монастырь.
— Быть тебе, Дмитрий, в чести у короля! — воскликнул Сапега, радуясь добытому.
Он тут же вышел из конюшни, поспешил доложить королю о том, что узнал. В пути он повторял:
— Вот и сочтёмся, госпожа–схизматичка, когда
твоего отпрыска в латинство окрестим. Дай‑то Бог только найти его. Сигизмунд выслушал Сапегу с вниманием и не сдержал своего слова: сей же миг помчался в покои Елены. Короля вновь встретила Пелагея. Он крикнул:
- Прочь с дороги, хитрая бестия, если дорога жизнь!
Пелагея, к удивлению короля, не дрогнула и спокойно сказала:
— Ваше величество, государыня может с вами поговорить.
Она повела Сигизмунда в спальню. Елена сидела в кресле у камина, её всё ещё знобило. Рядом стояло другое кресло, но государыня не пригласила короля сесть.
- Чего вы добиваетесь от меня, ваше величество? — спросила она. Я покинула Вильно, не вмешиваюсь в ваши дела.
У Сигизмунда ещё не схлынул гнев, он почувствовал в вопросе Елены пренебрежение, ответил жёстко:
— Я ничего не добиваюсь, но выражаю свою волю и наказываю вас за измену державе.
— Чем же я дала повод винить меня в таком злодеянии, ежели я в стороне от дел?
— Вы хорошо понимаете сами, но, если нет, скажу. Восстание на Туровщине не обошлось без вашей на то воли. Вы главный советник у князя Михаила Глинского. На ваши деньги он покупал и покупает оружие, коней и нанимает разбойников. Разве этого недостаточно, чтобы судить вас? А грамоты брату Василию, побуждающие идти на меня войной? А обман бельского наместника, которому пообещали набрать семьсот воинов, но ваш супруг увёл их в стан нашего врага? Есть ли у вас всему этому оправдание?
- Есть. Но я не буду перед вами оправдываться. Сие оправдание вынесут мне Русь и Всевышний.
