Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея
Капитан предложил собраться в столовой команды. Он послал за матросами, которые замешаны в происшествии, а Эверсол пригласил колонистов.
Вскоре картина того, что случилось, стала более-менее ясной.
…Борис Ильин, один из старших колонистов, и матрос-стюард затеяли состязание по борьбе. За поединком наблюдало много зрителей. Не только японцы и колонисты, но и бывшие военнопленные. Чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону. Атмосфера постепенно накалялась.
Услышав шум, воспитатель Котовский пробрался сквозь толпу зрителей и попытался остановить поединок. Он схватил японца за плечи, уговаривая отпустить подростка. Видя, что это не помогает, воспитатель оттолкнул матроса.
То, что кто-то посторонний вмешался в ход борьбы, привело японца в ярость. Он замахнулся на воспитателя и даже ударил одного из мальчиков. Но на этом не успокоился. Побежав к трюму с углем, стюард схватил доску и швырнул в толпу. К счастью, она ни в кого не попала. Друг Ильина Николай Егоров схватил японца в охапку, стараясь утихомирить.
Тем временем еще один из колонистов, Алексей Буренин, толкнул другого матроса, за что получил в ответ. Началась драка. Австрийцам и прибежавшим на крики японским офицерам удалось утихомирить драчунов.
Еще не успела рассеяться толпа, а стюард появился снова, на этот раз в руке у него был огромный кухонный нож. Но оружие у него отняли.
Такими были свидетельства со стороны колонистов. Теперь осталось выслушать главного виновника, который сидел здесь же, в столовой.
— Всему виной русский учитель, — сказал стюард. — Борьба велась честно, согласно японским правилам. И ничего плохого не случилось бы, не вмешайся он.
Рассказывая обо всем этом, молодой матрос очень волновался. Он ударял рукой о стол и размахивал полотенцем в сторону Котовского, сидевшего за столом напротив.
Потом слово попросил Котовский. Он постарался как можно спокойней объяснить капитану и матросу, как все выглядело с его точки зрения.
— Борьба принимала нехорошее направление. И я решил прекратить поединок. Некоторые мальчики поддержали меня. «Пора идти на танцы», — сказали они. Ильин послушался и встал. А матрос, оставшись один, прыгнул на колониста, и оба они упали на палубу. Мне показалось, что японец душит Бориса. А ведь это мой воспитанник, и я отвечаю за него. Вот почему я и применил силу. Иначе неизвестно, чем бы все закончилось.
Все разошлись. Столовая опустела. Остались капитан и начальник колонии.
— Я думаю, — сказал Эверсол, — инцидент связан с обоюдным непониманием языка. Воспитатель и колонисты кричали: «Довольно!», а матрос продолжал бороться, не понимая сказанного.
— У нас, японцев, с раннего детства воспитывают высокое чувство собственного достоинства. А ваш учитель, похоже, был невежлив и груб.
— Но это не давало права вашему матросу вернуться с ножом. Палуба была полна детей. Представьте на минуту, что произошло бы, пусти он в ход холодное оружие…
— Я уже распорядился, чтобы нож принесли сюда. Я его спрячу в сейф, а скорее всего, выброшу за борт.
— Это верное решение. Вы хозяин на судне, а матрос — ваш подчиненный. И первое, что он должен был сделать, прийти к капитану и доложить о случившемся.
— Он совсем молодой человек.
— Очень несдержанный и не знающий дисциплины. У меня до сих пор дрожат руки. Представляете, что могло произойти?!
Каяхара покачал головой, что-то обдумывая.
— К сожалению, — сказал он, — команду набирали срочно. Так же быстро, как переоборудовали «Йоми Мару». Мне подсунули несколько молокососов. На работе от них мало проку. Да вот еще и неприятности…
— Подумайте, капитан, какой бы разгорелся международный скандал, если бы с кем-то из моих детей, а ваших пассажиров, случилась беда. На берегу пароход ждет толпа голодных до сенсации журналистов.
— Что говорить, с таким грузом мне еще не приходилось иметь дело.
— Если хотите, я попрошу врачей, чтобы они осмотрели вашего парня…
— В этом нет необходимости, мистер Эверсол. Он моряк. Негоже мужчине обращать внимание на царапины. Я дам указание матросам, чтобы они больше не устраивали соревнований по борьбе. Отныне отношения экипажа с пассажирами будут только официальными.
Последние слова капитана обрадовали Эверсола. Но не успокоили. Врач по профессии, он знал: страсти так быстро не утихают. Конфликт может повториться. И не ошибся.
На другой день колонисты заметили, что стюард прохаживается по судну, кого-то высматривая. Увидев Котовского, который спокойно сидел у левого борта, он взял в руки метлу и стал ею размахивать перед лицом воспитателя, явно провоцируя его.
Котовский повернулся спиной. Тогда матрос обошел кругом и вытащил нож. Воспитатель по-прежнему вел себя спокойно и даже невозмутимо. Кто-то спугнул японца, и он направился в другой конец судна.
Чуть позже к Эверсолу обратились несколько мальчиков. Матрос угрожал ножом и им.
Подростки были взволнованы и вели себя нервно. Они собирались группами и громко обсуждали происходящее. Эверсол подошел к ним и попросил разойтись, чтобы не усугублять ситуацию. Дети послушались и вместе с воспитателями спустились в трюм.
Положение становилось нетерпимым. Эверсол и Бремхолл уединились и больше получаса совещались: что предпринять?
Десять минут спустя Эверсол покинул свою каюту. Он был строго одет. И лицо его тоже было строгим и непроницаемым. Так выглядят дипломаты, которым предстоит сделать важное заявление.
Переступив порог капитанской каюты, он сказал следующее:
— Мистер Каяхара, не прошло еще и суток, как мы с вами обсуждали положение, создавшееся на «Йоми Мару». Мы его нашли весьма серьезным. И вы обещали уже в ближайшие часы навести порядок на судне и призвать некоторых членов экипажа к соблюдению дисциплины. Я, со своей стороны, тоже взял обязательства. И выполняю их. Детям запрещено собираться группами, запрещено вступать в разговоры с матросами, велено сдать перочинные ножи. На палубе и в некоторых других местах дежурят воспитатели, а также, по моей особой просьбе, и бывшие военнопленные. Это люди с военным опытом. Как видите, мы предпринимаем все возможное. Чего нельзя сказать о вашем экипаже.
Прежде чем продолжить, Эверсол посмотрел на Каяхару. Тот сидел не шелохнувшись.
— Вам известно, капитан, что в отсутствие полковника Аллена, вплоть до прихода судна в Нью-Йорк, я выполняю обязанности начальника экспедиции. Следовательно, несу ответственность за жизнь и благополучие восьмисот детей. Вот почему вынужден вам заявить следующее. Если кто-либо из членов экипажа будет приставать к русским детям или воспитателям без всякого повода, а тем более угрожать оружием, то я прикажу пристать в одном из кубинских портов и сдать нарушителя спокойствия под строгую американскую охрану. О чем сделаю соответствующую запись в журнале. Все дополнительные расходы, понесенные Красным Крестом, будут отнесены на счет вашей компании.
Я не исключаю и другого — при необходимости я попрошу военного присутствия и на борту парохода. В этом случае по приходу в Нью-Йорк договор о фрахте будет прерван.
— Мистер Эверсол, — сказал капитан, выдержав паузу, — я вас вполне понимаю и разделяю ваше беспокойство. Я намерен прямо сейчас пригласить к себе старшего офицера, боцмана и свободных от вахты матросов. Мы исправим положение.
— Убежден, вам это удастся, мистер Каяхара. Нужно лишь проявить волю. Мы должны предотвратить не только мятеж на борту, но и мировой скандал. Я имею в виду Москву.
Сказав слово «мятеж», Эверсол запнулся. Ему невольно вспомнился разговор с Алленом в Нью-Йорке.
Вечером капитан, увидев Эверсола, стоявшего на палубе в окружении детей, спустился к нему. Они испытующе посмотрели друг на друга, а затем улыбнулись — двое мужчин, у которых хватит терпения и ума, чтобы преодолеть любые трудности.
Они вместе прошлись по судну. Пусть видят: их союз и согласие встанут на пути любого беспорядка.
— Час тому назад, — сказал Каяхара, — ко мне постучался стюард и извинился за свою несдержанность. Это его первый рейс. Только теперь он понял, что в море себя ведут не так, как на берегу, а по другим правилам. Его очень испугал возможный арест и высадка на чужом берегу. Он обещает, что подобное не повторится и готов извиниться перед вами и воспитателем.
Понедельник, 23 августа 1920 г.
…Команда осознала серьезность ситуации и принесла Красному Кресту свои извинения за происшедшее. Японские моряки приложат все усилия, чтобы «Йоми Мару» шел быстрее и раньше закончил путешествие. Похоже, они держат свое слово. За последние сутки скорость увеличилась. Судно прошло 257 миль. Я поблагодарил капитана.
…Вечером мальчики и девочки пели на палубе. Светила полная луна, и море было спокойным. Это выглядело очень живописно. А главное, не было того напряжения, что в предыдущие два дня.
