История Германии в ХХ веке. Том I - Ульрих Херберт
Облегченное и восхищенное одобрение было, однако, одновременно связано со вновь растущим страхом перед войной: «Во всех кругах, даже среди национал-социалистов, главной темой разговоров является угроза войны», – говорится в отчете СДПГ в изгнании из Вестфалии. Признается также связь между аннексией Рейнской области и перевооружением: «Проницательный наблюдатель заметит, что все так называемое создание рабочих мест и стимулирование экономики – это одна большая афера. Это государственные заказы, и не более того. Все это прекратится в один прекрасный день, когда не будет войны»[67].
События марта 1936 года изменили положение Гитлера в нацистской системе правления. С каждым внешнеполитическим переворотом пропагандистская машина Геббельса, теперь работавшая виртуозно, звучала все громче; Гитлер представал как гениальный лидер, посланный судьбой, чтобы вернуть немцам хлеб и достоинство. Стилизация Гитлера как спасителя народа и отечества приобрела почти мифические масштабы и встречала горячее одобрение со стороны его последователей. Такие проявления восторга не оставили равнодушными и иностранных наблюдателей, например Дени де Ружмона, швейцарского эссеиста, очевидца выступления Гитлера во Франкфурте-на-Майне в марте 1936 года: «Сотни тысяч человек осаждают стены зала. Несколько женщин падают в обморок, их уносят, и это создает немного пространства для дыхания. Семь часов. Никто не проявляет нетерпения, никто не шутит. <…> Но вот по толпе проносится гомон, снаружи слышны звуки труб. Светильники в нижней части зала гаснут, а на потолке зала загораются стрелки, указывающие на дверь на первом ярусе. Зажигается прожектор, и на пороге появляется невысокий человек в коричневой одежде, с непокрытой головой и экстатической улыбкой. 40 тысяч человек, 40 тысяч рук поднимаются в едином движении. Человек очень медленно идет вперед, приветствуя их медленным епископским жестом среди оглушительного грома ритмичных криков „Хайль!“ <…> Они стоят выпрямившись, неподвижно, и кричат в такт, уставившись глазами в эту сияющую точку, на это лицо с экстатической улыбкой, и в темноте по их лицам бегут слезы. Внезапно все успокаивается <…>. Он энергично вытягивает руку – глаза вверх – и из зала доносится приглушенная песня о Хорсте Весселе. „Товарищи, которых застрелили Рот-фронт и реакционеры, незримо маршируют в наших рядах“ <…> Теперь то, что я испытываю, можно назвать священным ужасом. Я думал, что участвую в массовом мероприятии, в политическом митинге. Но они отправляют свой культ! И проводят литургию, великую сакральную церемонию религии, к которой я не принадлежу и которая подавляет меня. <…> Я один, а они – общность»[68].
Повсеместная тоска по харизматическому лидеру обрела в Гитлере свой все более превозносимый объект, и почитание вождя теперь стало основополагающим элементом внутренней политики Германии. Имеются явные признаки того, что Гитлер и сам теперь был убежден в собственной непогрешимости, особенно после того, как пережил оккупацию Рейнской области. С этого момента ссылка на провидение и божественное вмешательство стала в речах и мыслях Гитлера постоянным мотивом. «Я с уверенностью сомнамбулы следую по указанному мне провидением пути», – провозгласил он перед своей восторженной аудиторией 14 марта 1936 года. А в Нюрнберге под восторженные возгласы своих приверженцев он произнес: «То, что вы нашли меня среди стольких миллионов, – это чудо нашего времени! А то, что я нашел вас, – это везение Германии!» Убежденность в том, что он действует в согласии с историей, и уверенность в том, что у него больше нет противника, который мог бы ему противостоять, подкрепляли готовность Гитлера идти на еще больший риск[69].
Вскоре для этого представилась возможность. После жестоких действий Италии в Абиссинии, подъема национал-социалистической Германии и событий в Восточно-Центральной и Юго-Восточной Европе, где кроме Чехословакии после 1938 года не осталось ни одной демократически управляемой страны, основной политический расклад сил в Европе изменился. Против либерально-демократических стран, в число которых, помимо Франции и Великобритании, входили прежде всего страны Бенилюкса, Швейцария, скандинавские страны и Чехословакия, выступали страны, управляемые правыми авторитарными диктатурами различного толка под руководством «держав оси», национал-социалистической Германии и «нацистов».
Роль Советского Союза поначалу оставалась неясной. До тех пор, пока в Москве считалось, что в западноевропейских странах, прежде всего в Германии, на повестке дня стоит пролетарская революция, социал-демократические партии считались главными врагами коммунистов. Однако по мере того как очертания блока правых авторитарных европейских государств становились все более четкими, а антисоветская направленность гитлеровской Германии все более очевидной, советские коммунисты совершили полный разворот и стали призывать к союзу с социал-демократами и буржуазными силами для борьбы с «фашизмом» в Европе.
Весной и в начале лета 1936 года во Франции и Испании на этой основе были сформированы правительства «Народного фронта», включавшие коммунистов и социал-демократов. Таким образом, казалось, что сбываются предупреждения Гитлера о продвижении большевизма в Европе. Когда 17 июля 1936 года часть испанских вооруженных сил во главе с генералом Франко попыталась свергнуть левое правительство путем военного переворота, что привело к началу гражданской войны в Испании, было логично, что Италия и Германия вскоре встанут на сторону испанских повстанцев и поддержат их оружием и войсками.
В западных метрополиях быстро развернулось движение солидарности с Испанской республикой, и многочисленные добровольцы, в основном левые, вступили в «Интернациональные бригады», чтобы оказать военную поддержку в борьбе с Франко. В итоге на помощь испанскому правительству решила прийти Франция, а спустя некоторое время и Советский Союз. Таким образом, региональный конфликт в Испании быстро превратился в марионеточную войну, в которой столкнулись два лагеря: с одной стороны правые диктатуры, с другой – либеральные демократии и коммунистический СССР. Участие ведущих держав в этой войне, безусловно, было обусловлено также экономическими и внешнеполитическими соображениями, но в первую очередь это был идеологический конфликт по поводу общественного устройства и господства в Европе. «Если действительно удастся создать коммунистическую Испанию, то, учитывая нынешнюю ситуацию во Франции, большевизация и этой страны станет лишь вопросом времени, и недолгого», – так обосновывал Гитлер немецкую интервенцию в Испанию. Победа большевизма во Франции привела бы к большевизации Европы и падению Германии[70].
Таким образом, всего за три года политическая обстановка в Европе полностью изменилась. Территориальная и политическая реорганизация Европы в соответствии с Парижскими договорами 1919 года была в значительной степени отменена, а система международной безопасности практически разрушена ради поспешно заключенных и нестабильных двусторонних соглашений. Лига Наций была бессильна, эффективного соглашения о разоружении заключено не было. Вместо этого, введя всеобщую воинскую повинность
