Леонтий Раковский - Кутузов

— А что же делать?

— Разбить конвой и бежать. Нас тут человек около сотни, а улан только десять.

— Надо подговорить людей! — оживился Табаков.

Черепковский и Табаков, незаметно переходя по рядам, стали подбивать товарищей, но соглашались не все.

— Не привел господь погибнуть в стражении, так, значит, нечего задаром и помирать: мы ведь без оружия, а у них вон и пики, и сабли, — сказал старик канонир.

С ним соглашались и высказывали примерно те же соображения многие.

— Лучше теперь пропасть, чем дожидаться, как заведут невесть куда и запишут в полк. Видал, кого меж ними нет — всякой нации. Думаете, все по доброй воле идут? И с нами тоже не больно станут разговаривать, — усовещивал малодушных Табаков.

Все-таки нашлось человек двадцать, решивших попытаться бежать из плена. Черепковский и Табаков собрали их возле себя.

— Теперь, Левон, ты будешь нам всем за командира, — сказал Табаков. — Делай как знаешь, а мы должны тебя слушать!

— Ладно, ребятки. Примечайте только дорогу! — ответил Черепковский.

В сумерки пришли в какое-то еще не сожженное и не покинутое жителями село. Пленных поместили в большом сарае. У двери оставили двух спешенных улан — остальные разбрелись по селу покормиться и пограбить.

Черепковский решил воспользоваться слабостью караула. Он сказал нескольким товарищам, чтобы они затеяли притворную драку, а сам приготовился напасть на караул.

Услыхав шум, улан с проклятиями и руганью смело раскрыл дверь и вошел в полутемный сарай.

Черепковский ударил его по голове колом. Улан упал. Пленные, решившие бежать, кинулись в полураскрытую дверь, смяли второго улана, стоявшего у сарая, и бросились в разные стороны наутек.

Дружки — Черепковский и Табаков — бежали вместе. Они кинулись за сарай в кусты, а потом перемахнули через болотце в лес. На опушке леса приостановились, ожидая товарищей, но все бежавшие рассыпались в разные стороны.

Тем временем в селе поднялся переполох, послышались крики и выстрелы.

— Собирали-собирали дружину, а остались только вдвоем, — усмехнулся повеселевший на свободе Табаков.

— Надо уходить. Не стоять же нам тут! — сказал Черепковский.

И они пошли лесом на север, стараясь уйти подальше от Смоленского большака.

Небо затянулось тучами, окончательно стемнело. Они вышли на какой-то луг, уставленный стогами сена.

— Дальше не пойдем. Переночуем здесь, — предложил Черепковский.

— Вот тебе и ночлег: воздушным плетнем обнесу да небом накроюсь, — говорил Табаков.

— Зачем так? Мы в стогу переспим.

Дружки вырыли в стогу логово и улеглись, прижавшись спинами друг к другу.

Проснулись озябшие и голодные. Всходило солнце.

Покурили и тронулись дальше перелесками и полянами. Чувствовалось, что близко деревня.

И вот она показалась впереди. В деревне голосисто пели петухи.

— Если петух цел, значит, франц еще сюда не добрался, — говорил Черепковский, выходя из кустов на проселочную дорогу. — И собаки не брешут, — стало быть, никого чужого нет.

— А глянь, Левон, у крайней избы — караул. Вишь, бородач с трубочкой ходит? И вилы в руке. А поперек улицы бревна навалены. Застава.

— Ну так что ж, что застава? Мы же люди свои, — ответил Черепковский, продолжая идти к деревне.

Не успели они пройти и десятка шагов, как деревенский караульщик их заметил.

Собственно, заметили мальчишки, вертевшиеся вокруг караульного. Бородач, занятый своей трубочкой, может быть и не так скоро увидал бы непрошеных гостей, но мальчишки застрекотали как сороки и кинулись по домам.

Бородач свирепо выставил вперед вилы и закричал издалека:

— А ну стой! Не ходи!

— Не бойся, дяденька, мы — свои, русские. Мы убегли из плену, — предупредил Черепковский, не думая останавливаться.

— Да у нас и оружия нет, — прибавил Табаков, растопыривая руки.

— А за плечами-то у тебя что? — недоверчиво косился бородач.

— Пустой ранец! — Табаков шлепнул по ранцу ладонью.

Бородач опустил вилы.

Дружки подошли к бревнам.

В это время отовсюду сбежались мужики — кто с топором, кто с косой, — их привели осмелевшие ребятишки.

Мужики окружили Черепковского и Табакова, с любопытством разглядывая их, словно никогда не видели солдат.

— Откуда вы, служивые? — спросил один из мужиков. На нем был не кожух, а суконный кафтан, седая борода аккуратно расчесана — сразу видно: староста.

— Из плена, — ответил Табаков. — Вчерась за Можайском было большое стражение. Там нас и захватили.

— Слыхали. От пушечного грома и у нас небо разрывалось. Это за Колоцким монастырем, — степенно сказал староста. — А кто у нас командует? Всё немцы? — спросил он.

— Нет, генерал Кутузов, — ответил Черепковский.

— Не слыхать было такого…

— Заслуженный генерал — у самого Суворова помощником был. У Суворова плохих не бывало, — объяснил Табаков.

— Ну, хороший аль плохой — там видно будет, а главное — русский! — успокоился староста.

— И кто же вчерась побил? Наши аль ихние?

— Неужто Аполиён? — допытывались крестьяне.

— Мы не знаем. Вечером наши еще стояли на месте, — ответил Черепковский.

— Значит, француз скоро и к нам припожалует? — спросил бородач.

— Все может статься…

— И мы так думаем, — завладел разговором староста. — У нас в округе все мужики решили не сдаваться, встретить "гостей" по-русски, с топорами да вилами. Потому вот и караул поставили.

— Караул дело неплохое, да не так надо бы, — сказал Черепковский.

— А как же?

— Что же это вы держите караул у самой деревни? Вы бы выслали дозор подальше. Вон у вас березки растут, — обернулся Черепковский, — на них и посадите ребятишек, у кого глаза повострее. Как увидят, что с большака к вам кто-либо собирается, пусть бегут предупредить. А то под самой деревней караулите. Хорошо, что мы — свои, а если б это француз? Не успели бы поднять на ноги народ, как дядю, — кивнул он на бородача, — укокошили б и вас врасплох взяли бы.

— Слободно.

— Верно!

— Солдат правильно говорит.

— Знамо, ихнее, военное дело. Он больше нашего и ведает, — одобрительно загудела толпа.

— А что же вы, служивенькие, думаете дальше делать? — спросил староста.

— Пробиваться к армии, чего же нам делать-то? — ответил Табаков.

— А вы оставайтесь пока у нас. Будете за командеров.

— Верно, оставайтесь! — заговорили мужики.

— Кто из вас старший? — смотрел на дружков староста.

— Мы одного чина — рядовые. Но пусть Левон командует: он способнее и повыше, и нос у него как у начальника, — сказал любивший пошутить Табаков. — А я — курнос. А курносых и святых нет…

— У него и глаз подбитый, — в тон Табакову прибавил кто-то из толпы.

— Ну что, Левон-батюшка, согласен быть у нас за начальника? — спросил староста. — Я человек по этой части темный, в солдатах не был…

— Еще бы ты был, — насмешливо, но вполголоса заметил кто-то.

Черепковский улыбнулся:

— Мы согласны. Тольки сперва… поесть бы. Вторые сутки не евши.

— И правда, что же это мы держим людей у околицы? Пойдем ко мне, — предложил староста.

— Солдату и еда — служба, — оживился Табаков. — Горнист играет — ему отказаться невозможно: какой на него порцион отпускается, солдат завсегда обязан съесть!

И Табаков уже перелез через бревна, чтобы идти вслед за старостой.

Но Черепковский стоял на месте.

— Коли хотите, чтобы я командовал, так давайте уж сразу делать по-военному. А ну, ребятеж, — обернулся Черепковский к мальчишкам, — трое бегите вон к тем березам. Да погодите. Пусть один влезет повыше на дерево и смотрит, а двоим оставаться внизу. Как чуть увидишь, что с большака кто повернет к нам, кричи вниз. А нижние — во весь дух бегите ко мне. Только не вздумайте все трое влезать на дерево: пока слезете, конный француз раньше вас будет в деревне. Поняли?

— Поняли, дяденька Левон! — хором отвечали мальчишки.

И не трое, а добрый десяток их помчался к березам — только босые пятки замелькали.

Староста повел гостей к себе.

Кое-где из-под ворот на них лаяли собаки.

— Цыц вы, проклятые! — топал ногой на злых шавок староста.

— Не беспокойтесь, дяденька, пущай себе лают! — весело говорил Табаков. — Одной ли только деревни облают солдата на его веку собаки? Пустое!

Они подошли к большому дому старосты.

Староста хорошо попотчевал дружков.

Мальчишки-дозорные не сообщали ничего тревожного, и Черепковский с Табаковым сидели, отдыхая.

Степенный Левон Черепковский остался в красном углу за столом. Он курил, разговаривая с мужичками. В избу набилось много народу послушать солдатские рассказы.