Тень креста - Вячеслав Паутов
— Как смел ты, мерзкий язычник, преступить порог Христова дома? Скверной несёт от тебя на всю округу. Будь ты проклят! Кара Господня настигнет тебя даже в Аду. Я бы сам сжёг твою жену, ведьму, поклонявшуюся идолу и чуть собственноручно не убившую своего единственного ребёнка, на священном, все очищающем костре. Сам бы сжёг! — набатным колоколом прозвучал голос епископа Нидаросского, и воцарился под самым сводом церкви, а затем каменной лавиной упал на голову несчастного лодочника.
— Стойте, добрые люди! Вы ведь христиане, а милость, сострадание и доброта Господня — безграничны. Пусть язычник уйдёт сам, а ребёнка мы ему вернём к вечерней молитве, после завершения обряда крещения. Иди с миром, лодочник! Сын твой сейчас находится под зашитой Бога, а кризис его болезни скоро минует — я, хвала Господу, знаю в этом толк. Иди и не доводи паству до греха рукоприкладства! Stol på meg, Вåtmann! Jeg vil ikke skade sønnen din! — негромкий, спокойный, но такой убедительный голос Альбана Ирландца разрядил всеобщее напряжение. Услышав родную речь из уст иноземца да ещё и священника, простолюдин оказался настолько ошарашен, что молча оставил помещение храма.
Вскоре присутствовавшие на службе прихожане покинули церковь и разошлись по своим делам, а утро, вовсю разгулявшееся по улицам Нидароса, призывно направляло его жителей к повседневным заботам. Лодочник же все сидел и сидел на краю церковного крыльца. Глаза язычника горели неугасимой злобой и ненавистью, а слёзы обиды, унижения и отчаяния не остужали их.
— Что происходит с этой страной — старой, доброй Норвегией! Где вы привычные, веками почитаемые и испытанные временем боги? Где вы, Один и Тор? Куда ушло ваше могущество? Или прожитые века повредили ваш слух, а глаза ваши стали безнадёжно слепыми? Что делать и как жить дальше? Неужели распятый бог сильнее моего одноглазого Всеотца? Почему?
_____________________
1. In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti! Amen! (лат.) — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Аминь!
2. Gloria Patri, еt Filio, et Spiritu Sancto nunc, et in saecula saeculorum! Amen! (лат.) — Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне и присно, и во веки веков! Аминь!
3. Stol på meg, Вåtmann! Jeg vil ikke skade sønnen din! (норв.) — Верь мне, Лодочник! Я не хочу причинять зла твоему сыну!
Глава 5
5. Аудиенция в сумерках. Два мира — светский и церковный. Сумерки тёмной мутью заполнили улицы, переулки, а так же всё пространство вокруг немногочисленных домов жителей новой столицы страны фьордов, площадь рядом с церковью и сам воздух, окружающий громаду королевской усадьбы. Солнце скрылось, оставляя обитателей Нидароса один на один с приближающейся ночной мглой, таинством тишины и кратковременным царством природной тьмы. Уже отзвучал колокольный звон, зовущий прихожан на вечернюю молитву, не так давно, и она закончилась, а присутствовавшие разошлись, освобождая служителей церкви от прямых обязанностей. В окнах домов, окружающих Нидаросский храм Христа, в очередной раз замерцал скудный огонь светочей, а тени хозяев широкими полосами вновь, то быстро, то медленно пересекали светлые полотна оконных проёмов, преображаясь в причудливые картины. Еще до вечерней молитвы крещёного Рольфа отдали молчаливому и, по — прежнему, враждебно настроенному отцу.
Теперь священнослужители стали свободными от службы и споро собрались к посещению королевской усадьбы-дворца. И вот через короткое время троица, быстро преодолев площадь перед церковью, и окунувшись в уличный мрак, бесстрашно двинулась в сторону жилища короля Олава Трюггвасона. Шедший впереди епископ Николас подсвечивал дорогу факелом, поэтому до цели они добрались без задержек. Движению Альбана помогал неизменный поводырь — Огге Сванссон: он уже давно стал его глазами, руками и ногами.
Утопающая в надвигающейся тьме усадьба короля Олава впечатляла своими размерами, массивными деревянными стенами, высокой крышей. На широком крыльце стояли четыре королевских стража, терпеливо ожидая ночной смены.
— Доложите королю Олаву о приходе епископа Нидаросского и его помощников! Нас трое и у нас важное дело, которое не терпит отлагательств, — властно произнёс Николас Ронский. Один из стражников мигом исчез за дверью, но скоро явился с ответом и, низко кланяясь, пригласил троицу внутрь.
— Король Олав примет вас, святые отцы. Но… он в плохом настроении… И вам это следует учитывать при высказывании просьб и разговоре с венценосцем, — наставительным тоном в след удаляющимися гостями прозвучала предостерегающая фраза королевского стража.
И вот перед священнослужителями открылись широкие и просторные залы с многочисленными арками и рельефно вырезанными стропилами. Света явно не хватало, но можно было разобрать, что стены драпировались красочным материалом: шелками ярких цветов, алым бархатом с золотым шитьём, гобеленами франкской работы. По краям узких и длинных окон висели тяжелые декоративные ткани, богато расшитые золотыми нитями, они мерцали красными и пурпурными шелками, прячась в отблеске немногочисленных свечей. Приглушенная теперь, но всё ещё яркая мешанина цветов радовала глаз, придавала помещениям тепло и уют и создавала празднично-торжественное настроение.
Посреди центрального зала припозднившихся посетителей уже ожидал Олав Трюггвасон — хозяин усадьбы — дворца. Священники остановились за десять шагов до массивного королевского кресла и с достоинством поклонились, тем самым отдавая дань уважения светской власти и её держателю.
— Приветствую тебя, Николас Ронский, и тебя, Альбан Ирландец, мой духовник. Здоровья вам и благополучия церкви нашей, находящейся под вашим неусыпным оком, — следуя скорее требованиям этикета, чем собственному желанию углубляться в длительные приветствия, произнёс король Олав.
— Тебе и твоему семейству желаем мы процветания, успехов и всяческих благ. Да упрочит Господь власть твою и вразумит народ твой, государь! — ответствовал за всех епископ Николас. — Позволь нам высказать боль свою и прибегнуть к помощи твоей… Теперь, как никогда ранее, нуждаемся мы во властной поддержке и просим не обделить церковь нашу королевским радением, в поисках истины и пресечении богомерзких деяний, творящихся в стольном граде твоём, король норвежский, христианин Олав Трюггвасон.
А Олав, как будто ждал этих слов, и только они прозвучали, король вскочил и резвой походкой направился к ожидающим ответа священникам. Сбоку его озарил свет очага, выхватив напряжённое узкое лицо и фигуру высокого
