Фриц Маутнер - Ксантиппа
Она не успокоилась, пока не привела всего в порядок. Наконец, маленькое именьице было продано; долг заплачен.
Ксантиппа, однако, не переставала напоминать Сократу о его безрассудстве и принесенной ею жертве. Положим, она не бранилась и ее упреки часто казались нежностью матери к своему избалованному ребенку; но Сократу, не принимавшему ни малейшего участия в продаже имения, вероятно, наскучили бы ежедневно повторявшиеся выговоры., если бы он, к величайшей досаде жены, не думал постоянно о посторонних вещах. Между тем, заботливая хозяйка не дожидалась, пока кончатся последние деньги, оставшиеся у нее от уплаты долга. По ее настоянию, муж, сильно недовольный затеей Ксантиппы, отправился однажды с нею в мастерскую, где она хотела составить опись и заняться для начала продажей мрамора.
На окраине города, в одной из улиц с полуразвалившимися лачугами и незастроенными пустырями, находилась мастерская Сократа; скульптор не переступал ее порога с того памятного дня, когда он просил руки Аспазии. Дощатый забор был наполовину растаскан, под навесом гнездились куры; материал для работ, сложенный в углу, походил на кучу мусора, под слоем покрывавшей его пыли. Ксантиппа внимательно осматривала, не найдется ли тут чего-нибудь ценного. Сократ был угрюм, точно его привели на кладбище. Жена требовала от него деловых объяснений, но не добилась ничего путного. Когда она осведомлялась о цене того или другого камня, он пускался объяснять особенности, место нахождения и эстетический эффект данной породы мрамора, брал в руки заржавевший резец и старался наглядно показать степень его твердости. Оказалось, что он еще не забыл технических приемов.
Во время осмотра, Сократ и Ксантиппа подошли к почти оконченной мраморной группе, последней работе художника. Это было изображение трех граций. Сократ положил на него немало труда, изучая эффекты драпировки, к потехе своих сотоварищей. Теперь скульптор старался объяснить жене, каким образом он, желая избежать однообразия, придал каждой из трех сестер особую, оригинальную прелесть, причем их характер должен был отразиться и в одежде.
— Хорошо, — сказала на это жена, — мы можем выгодно продать твою группу в провинции, назвав ее «судом Париса». Ведь там всегда изображаются три женщины, а мужчина при них совсем лишний.
Но Сократ схватил самый тяжелый молот и одним ударом раздробил голову средней фигуре, после чего покинул мастерскую, даже не оглянувшись.
Ксантиппе, между тем, посчастливилось встретить поддержку и добрый совет у каменотеса, жившего рядом с заброшенной мастерской. По его словам, ему было очень приятно, что по соседству опять закипит жизнь. Этот человек так хорошо знал мастерскую Сократа, как будто привык в ней хозяйничать в отсутствие владельца. При внимательном осмотре, валявшийся здесь камень оказался гораздо ценнее, чем думала Ксантиппа. Сократ был, вероятно, любителем и знатоком редчайших пород мрамора; то, что теперь походило на кучу мусора под слоем пыли и грязи, вскоре предстало перед ее глазами в виде благороднейшего материала для резца ваятеля. Кроме того, тут же нашлись несколько старинных статуй значительной ценности и куча красивых, полосатых полудрагоценных камней, приобретенных Сократом, вероятно, в го время, когда он собирался заняться вырезкою гемм или камей.
Деятельная хозяйка тотчас обратила в деньги все лишнее, что понапрасну загромождало мастерскую, мешая торговле камнями, за которую Ксантиппа принялась с большим усердием. Ради выгоды она оставила за собой только половину помещения, лучшую же часть уступила за небольшую плату каменотесу, оказавшему ей столько услуг. В первые дни Ксантиппа вынесла немало насмешек от соседей; немногочисленные покупатели также докучали ей своею требовательностью. Каждый вечер бедная женщина возвращалась домой не в духе и громко сожалела о продаже своего имения.
И вот однажды, когда Ксантиппа перечисляла все прелести проданного имения, с тоскою изгнанника, вспоминающего далекую отчизну, Сократ принес какой-то свиток и объяснил жене, что чертеж на нем представляет собой карту земной поверхности. Потом он указал место на карте, занимаемое Грецией, потом, где находится Аттика, и предложил ей поискать Афины. Под его руководством Ксантиппа нашла точку, а рядом с нею название знаменитой столицы.
— Ну, а теперь найди-ка, ты на карте Аттики свою землицу! — заключил Сократ.
Раздосадованная жена возразила ему, что если уж Афины обозначены одной точкой, то о принадлежавшей ей земле тут не может быть и помину.
Тогда муж взял ее за руку и сказал внушительным тоном.
— Если бы кто-нибудь из нас мог увидеть издали земной диск, то Афины были бы на ней в виде едва заметной точки, а твое имение окончательно бы стушевалось. И о такой-то мелочи ты не перестаешь ныть вот уже сколько времени!
Подобные доводы, несправедливость которых она понимала, хотя и не умела опровергнуть их на основании логики, не убеждали Ксантиппу; однако заботы о торговле и соединенные с нею хлопоты постепенно отвлекли ее мысли от бесполезных сожалений. Жена Сократа скоро поняла, что ей нужно обратить все свое внимание на будущее, если она хочет спасти от нищеты себя и беззаботного человека, которому доверила свою судьбу. Она поняла, что прошлое может иметь цену только для людей, располагающих досугом, а в памяти того, кто борется за существование, оно неминуемо должно быть предано забвению.
Последние события принесли бедняжке еще больше забот. С тех пор как триумф на большом философском состязании сделал Сократа предметом городских толков, он неожиданно обратился в самое популярное лицо в Афинах. Хотя многие знали его давно и по-своему ценили, но не подозревали, что известность бедного скульптора столь велика. Теперь же все рыночные торговки и носильщики толковали между собою, что чудаковатый господин, который заводит со всяким встречным потешные разговоры, состоит в большом почете у знатных людей и слывет мудрецом. Заинтригованная чернь старалась после этого вовлечь Сократа еще более в смешные разглагольствования. Художники, которые втихомолку следовали советам философа, а на публике смеялись над «курносым», начали находить этот нос крайне выразительным и старались открыть глубокий смысл в самых невинных словах Сократа. Наконец, весь круг Аспазии, а более всех сама честолюбивая куртизанка, стали гордиться знаменитым мужем. Каждый из этого общества, разумеется, хвалился дружбой с прославленным мудрецом, стараясь еще более распространить его славу. Между тем, бывший скульптор, окруженный почитателями, продолжал вести прежний образ жизни, не изменяя своей беззаботной веселости. Он болтал одинаково и со знатным человеком и поденщиком, разузнавая обо всем, что ему приходило в голову: о секретах ремесла, о тайнах культа, о значении памятников и достоинстве философских идей. И когда, после продолжительной беседы, чудак шел дальше своей дорогой, на лице его отражалось добродушное лукавство, точно не он выслушал сию минуту лекцию, а сам прочел ее.
Никто из близких ему людей не подозревал, как глубоко волновала умы его манера расспрашивать о самых обыденных предметах и какой чудовищный переворот могли произвести в головах благонамеренных афинян его замечания. Сам же, Сократ, находивший наслаждение в неутомимых поисках истины, менее всех подозревал, как отражается на окружающих его невинное препровождение времени.
Всеобщий почет, которым пользовался теперь Сократ, приносил только лишнее горе бедной Ксантиппе. О ней сложилось мнение, что она держит под башмаком своего мудрого супруга, и хотя Ксантиппа всякий раз встречала горьким смехом подобные намеки, люди стали докучать ей своим приторным заискиванием. Сама она отлично понимала, что муж подчиняется ей только в вопросах еды и питья, да безответно переносит домашние бури, но никакая земная или небесная сила, не сможет переломить его упрямой настойчивости во всем остальном. Однако все ее уверения на этот счет не приводили ни к чему.
В домике Ксантиппы появлялись: то огородница с просьбою о том, чтоб знаменитый Сократ вызвал для нее обильный дождь, то приходили скотоводы за чудодейственной мазью для заболевших телят; старые девы приносили собак, прося приготовить им лекарство от глазной боли. Каждый из них знал наперед, что неисправимый чудак отошлет их с насмешками прочь, и потому обращался к хозяйке дома. И чем больше росла его слава, и чем меньше Сократ оказывал помощи суеверному простонародью, тем сильнее возрастали всеобщее удивление и недовольство.
Как старинные приятельницы, так и новые знакомые Ксантиппы, даже те, которые до сих пор смотрели на нее свысока, мешали ей теперь заниматься делом, осаждая несчастную женщину расспросами и зловещими предсказаниями. По их словам, Сократ то оскорбил парод публичной похвалой образованию, то задел весь город, превознося чужеземные порядки, наконец, — и это предостережение повторялось чаще всего — он богохульствовал, насмехаясь над жрецами. Хотя Ксантиппа значительно утратила свою набожность со времени замужества, однако резкие выходки мужа против религии пугали ее.
