Бенджамин Дизраэли - Алрой
Абдалла — любимый слуга почтенного купца Али. Выполняя приказ господина, он слез с верблюда и принялся разглядывать неподвижное тело Алроя.
«Курд, судя по одеянию!» — провозгласил Абдалла, — «и чего ему тут надо?» — добавил с усмешкой.
«Лицом на курда не похож. Возможно, пилигрим с гор,» — заметил Али.
«А может, это неверный, проклятый гяур. Кто бы ни был — он метв!» — возразил Абдалла.
«Он жив, он дышит, одежда на нем шевелится!»
«Это ветер.»
«Я слышал, он вздохнул.»
Несколько пеших путников обступили тело.
«Я врач,» — заявил подошедший армянин, — «Проверю пульс. Слабый, но есть. Сердце бьется.»
«О, Бог всемогущий!» — воскликнул Али.
«А Магомет — его Пророк на земле,» — вставил слово Абдалла, — «а ты не поклоняешься ему, неверный армянин!» — добавил.
«Я врач. И хоть не верю в вашего Пророка, Бог даровал мне талант исцелять вас, верноподданных, а умелый лекарь тысячу воинов стоит. Достопочтенный Али, эта жертва пустыни может выжить.» — сказал армянин.
«Достойно награжу тебя, врач, если вылечишь юношу. Он понравился мне. Хочу, чтоб он подавал мне комнатные туфли в моем диване в Багдаде.»
«Дай мне верблюда, и я спасу ему жизнь.»
«У нас нет!» — вмешался слуга.
«Пойдешь пешком, Абдалла,» — сказал Али.
«Правоверный пойдет пешком чтоб спасти жизнь курда? Господин подавальщик комнатных туфель ответит за это, вкусит сладости ударов палочных!» — пробормотал Абдалла.
Армянин пустил Алрою кровь. Предводитель изгнания открыл глаза.
«Бог милостив к терпящему бедствие.» — сказал Али.
«Лучше б погибель на него послал!» — вновь пробормотал Абдалла.
Армянин достал сосуд с сердечным настоем, влил жидкость в горло Алрою. Кровь потекла быстрее.
«Юноша будет жить, почтенный купец,» — сказал врач.
«Слава Пророку нашему!» — воскликнул Али.
«Клянусь гробом Магомета, это еврей!» — вскричал Абдалла.
«Пес!» — отозвался Али.
«Фу!» — сказал слуга-негр и отошел с брезгливостью в лице.
«Он умрет!» — провозгласил врач-христианин и не стал перевязывать рану.
«И будет проклят!» — крикнул Абдалла, вновь взбираясь на верблюда.
Собравшиеся вокруг Алроя разошлись, продолжили путь. Подъехал всадник курд. Остановил коня, заметив истекающего кровью.
«Какой это негодяй ранил одного из наших?»
Курд спрыгнул с коня, снял рубаху, оторвал полосу ткани, сделал повязку и остановил кровь. Оттащил несчастного, уложил на повозку.
Караван миновал пустыню, вступил на землю плодородной долины. Люди ликуют — окончен долгий путь. Солдаты охраны радостно потрясают копьями, стучат ятаганами по щитам. Месяцы исытаний позади, вот он, благословенный Евфрат!
Широки и свежи, спокойны и мощны чистые воды Евфрата. Свежий ветерок рождается на груди его, несет прохладу и летит дальше и творит чудеса. Больной исцеляется, падший духом оживает, а здоровый и молодой брызжет ликованием и рад силе своей, и концу пути, и родной земле. Любят родину не за то, что хороша, а за то, что своя.
Караван остановился. Разбит лагерь. Сложены в кипы тюки с товарами. Верблюды опустились на землю, отдыхают. Кони расседланы, носятся по пастбищу, ржут, рады траве. Правоверные разостлали циновки и ковры, обратились в сторону Мекки, преклонили колени и творят молитву — искренны в своей благодарности Богу. Покончив с излиянием чувств, принялись варить кофе и готовить вечернюю трапезу. Воины давай состязаться в метании копий, а персы тут большие мастера. Жители ближних деревень спешат с дарами земли навстречу пирующим купцам, надеясь из самозабвенной радости их извлечь добрый барыш. Бойкие на язык рассказчики не умолкают всю ночь и ублажают слушателей сказками и небылицами. А прекрасные девушки танцуют и сводят с ума правоверных. Радуют душу не вещи вокруг нас, а то, как глядим на них.
5.2
Огромен базар в Багдаде, а с возвращением каравана из дальних краев он становится воистину велик. Базар в Багдаде не просто купля, продажа и обмен, это — зрелище, спектакль, карнавал. Здесь товары со всего мира, и весь мир здесь. Платки Кашмира, шелка Сирии, слоновая кость и золото Африки, сокровища Египта, благовония Персии, пряности Аравии. Породистые лошади и сильные рабы, отороченные соболем плащи и подбитые горностаем мантии, военные доспехи и оружие, редкие звери и птицы, обезьяны с серебряными ошейниками, белые газели, попугаи, павлины, борзые собаки. Все страны, все исповедания, все языки тут. Вот турок, пышный и важный. Вот изящный, изысканный араб. Вот еврей в неизменной шапке, как всегда озабочен. Вот армянин-христианин, одетый в черное, спокоен и безмятежен. Вот персы, бойкие и шумные. Вот степенный черкес, и кольчуга на нем. Вот грузины, а с ними спорят купцы из Синары, что на Ниле.
Вроде бы нечем удивить базар багдадский, а все же можно встретить и там явление редкое. Необычная процессия движется вдоль бесконечных улиц-прилавков. Возглавляют ее двое слуг — мальчики в яркой красной одежде. У одного в руках бархатная сумка, другой несет скрепленный металлическими застежками фолиант в богатом переплете. Замыкают шествие четверо вооруженных стражников. Между слугами и охраной, восседая на белоснежном муле, едет роскошно одетый знатный господин. На вид средних лет, по-мужски красив. Темные большие глаза, орлиный нос, высокий лоб, некрупный рот, полные красные губы, белые ровные зубы, черная борода, кудри, усы. Казалось, природа красивого зверя потеснила человеческое в этом лице. Но проницательный взгляд его умных глаз заставлял думать иначе. На голове наездника алый тюрбан, на теле шитая серебром рубаха белого дамасского шелка, золотые нити щедро вплетены в турецкий шарф, бриллианты и рубины сверкают на рукояти и ножнах кинжала, самоцветные кольца на пальцах, жемчужины в ушах.
«Кто этот господин?» — шепотом спросил покупатель из Египта у купца, чей товар он разглядывал.
«Это сам Хонайн!» — ответил купец.
«И кто же он? Сын халифа?» — продолжил египтянин.
«Бери выше, это врач халифа!»
Белый мул остановился против прилавка, у которого велась беседа. Мальчики-слуги встали по обе стороны от хозяина, стражники сдерживали толпу любопытных.
«Почтенный купец,» — заговорил господин Хонайн голосом сладким, как звук флейты, и улыбался при этом почтительно и снисходительно одновременно, — «привез ли ты вещи, которые я желал?»
«Бог велик, а Магомет Пророк его на земле», — сказал купец (а это был Али), — «Мне удалось добыть желаемое тобой. В Алеппо, у проклятого гяура я сторговал эти греческие манускрипты, мой господин.»
«Отлично!» — воскликнул Хонайн, — «и какова их стоимость?»
«Неверный потребовал с меня пятьсот драхм!» — выпалил Али.
«Ибрагим, проследи, чтобы купец получил тысячу», — распорядился Хонайн.
«Премного благодарен, господин Хонайн!» — взвизгнул Али.
Врач халифа свысока кивнул в ответ.
«Продолжим путь, мальчики, в чем задержка? Ибрагим, позаботься, чтобы дорога была свободна. Что за волнение там?»
Толпа гудела. Чьи-то руки вытолкнули вперед юношу. Он выглядел изможденным, но упрямо сопротивлялся своим утеснителям.
«Кади, кади, волоките его к кади, пусть кади вершит суд!» — вопил один из толпы, ни кто иной, как Абдалла.
«Благородный господин!» — вскричал юноша, которому удалось высвободиться из жадных до правосудия рук, — «Я невиновен и оскорблен! Молю о помощи!» Он ухватился за полу одежды Хонайна.
«К кади его, к кади!» — продолжал свое Абдалла, — «Этот вор украл у меня кольцо, свадебный подарок верной моей супруги Фатимы!»
Юноша цепко держался за край платья Хонайна — так потерпевший кораблекрушение не выпускает из рук спасительный обломок мачты. Он обессилил от борьбы и с надеждой и мольбой смотрел в глаза вельможи.
«Тихо!» — провозгласил Хонайн, — «Толпа — не судья. Я разберу это дело.»
«Слушайте все, слушайте господина Хонайна!» — раздались голоса в толпе.
«Говори, крикун, в чем состоит твоя жалоба?» — обратился Хонайн к Абдалле.
«О, господин Хонайн! Я слуга твоего покорного слуги Али. Угождая ему, я усердствую порой и для тебя. Этот воришка, нищий, украл кольцо, пока я дремал, сидя в кофейне, и это могут доказать мои свидетели. Изумруд в кольце дорог сказочно, но для меня он бесценен, как дар Фатимы, и ни за какие сокровища я не уступлю кольца. Три честных человека подтвердят, как этот нищий, подавая мне кофе и, заметив, что я сплю, стянул кольцо с пальца моего и надел на свой. Битье палками по пяткам заставит его вернуть покражу.»
«Абдалла не только верный мой слуга, он побывал со мной в Мекке, совершил хадж, он хаджи!» — дабавил весу словам Абдаллы хозяин его Али.
«Твоя очередь говорить, юноша.» — сказал Хонайн.
«Он плут, лжет, как все лакеи лгут!»
