Андрей Сахаров - Полководцы Древней Руси
— Скажи, что приказал передать царь?
— Император Роман, обрадованный миром, хочет иметь дружбу и любовь с князем руссов. Твои послы приводили к присяге императора, а нас прислали привести к присяге Русь.
И сказал на это князь Игорь:
— Да будет так…
На следующее утро князь Игорь и княжич Святослав, бояре и мужи старейшей дружины, старцы градские и прочие лепшие люди пришли вместе с греческими послами на капище, к идолу Перуна.
На святилище горел ровным, почти бездымным пламенем жертвенный костер. Князь Игорь положил на землю обнаженный меч и щит. Следом за ними сложили на землю оружие все мужи. И княжич Святослав опустил свой маленький меч рядом с длинным отцовским мечом, повторил вместе со всеми священные слова клятвы.
Волхвы окропили оружие кровью жертвенных животных. Алыми бусинками рассыпались по светлому железу кровяные брызги.
Это была первая кровь на мече княжича Святослава…
Как будто благословляя священную клятву, сквозь свинцово-низкие облака проглянуло солнце, раздвинуло до бесконечности снежную равнину за Днепром, выцветило в яркие краски зубчатую стену Великого бора. Ослепительно вспыхнула позолота на лике Перуна.
Волхвы восславили богов, подаривших людям благоприятный знак.
Потом князь и Святослав посетили церковь святого Ильи, что стояла над ручьем в конце Пасынчей беседы, чтобы своим присутствием скрепить клятву христиан — варягов, хазар и иных пришлых воинов, которых было немало в дружине. Среди своих дружинников тоже оказались христиане, до времени таившиеся.
Темные лики греческих богов сурово глядели на притихшего Святослава. Униженно склоняя простоволосые головы, христиане-дружинники целовали большой серебряный крест, который им протягивал тучный муж в черном одеянии — христианский волхв Григории.
В храме было сумрачно, тесно, смрадно от горящих свечей и ладана. После озаренного солнцем капища христианский храм показался Святославу черной мрачной пещерой.
Это детское впечатление — разительный контраст между просторным небом над идолом сереброликого Перуна и могильной теснотой дома христианского бога — преследовало Святослава долгие годы, превращаясь в стойкое неприятие греческой веры, которая, как ему казалось, была такой же стесняющей чувства человека, как киевский храм святого Ильи…
Отбыли из Киева греческие послы, задаренные сверх всякой меры медами, воском, мехами, рабами. «Строение мира» было завершено.
А вскоре и сам Игорь отъехал из Киева на полюдье, запоздав из-за переговоров с греками против обычного срока па три месяца. Уезжая, строго наказал прислать гонца, если будут какие-нибудь вести с Хвалыпского моря, от Хельгу и Свенельда.
Свенельд возвратился спустя много месяцев, неслыханно обогащенный хвалынской добычей. Но обретенное в походе богатство не принесло счастья Киеву…
10Возвращение в Киев дружины Свенельда осталось в детской памяти Святослава чем-то праздничным, многокрасочным, шумным. Пение больших медных труб… Приветственные крики горожан… Шествия нарядных всадников по улицам… Заздравные чаши на почестных пирах…
Поединки богатырей перед красным крыльцом княжеского дворца… Славословия гусляров подвигам воинов Свенельда…
И подарки Свенельда. Много подарков! Отдельно — князю Игорю, отдельно — княгине Ольге, отдельно — княжичу Святославу- И каждый подарок — драгоценная редкость.
Княжичу Святославу Свенельд преподнес искусно вырезанные из кости фигурки воинов, зубчатых башен, лошадей, диковинных зверей с хвостом вместо носа — заморскую игру. Когда фигурки передвигали по доске, расчерченной белыми и черными квадратами, под доской начинали звенеть маленькие серебряные колокольчики. А еще Свенельд привез дружинные доспехи, будто нарочно изготовленные для мальчика. Святославу они пришлись впору, и он гордо расхаживал в позолоченной кольчуге и круглом шлеме с перьями. А еще Свенельд подарил княжичу маленькую лошадку с длинными, торчащими вверх ушами. Лошадка понравилась Святославу больше всего. Кормилец Асмуд подсаживал мальчика в седло, тоже маленькое, как раз для Святослава, и осторожно возил по Двору…
После таких радостей казалась непонятной хмурая озабоченность отца, его длинные ночные разговоры с матерью в тишине ложницы. Сквозь сон Святослав слышал тревожившие его слова: «Не к добру… Недовольны в дружине… Вознесся без меры Свенельд…»
Святослав недоумевал. Как можно говорить плохое о таком щедром, таком веселом, таком нарядном человеке, как Свенельд?!
Откуда было знать мальчику, что Свенельд привез в Киев не только дорогие подарки, но и опасные заботы?
Дружинники князя Игоря и княгини Ольги с завистью смотрели на внезапно обогатившихся воинов Свенельда. Чужое, крикливо выставленное напоказ, казавшееся несметным богатство возбуждало недобрые чувства. Бояре и мужи старшей дружины роптали открыто, упрекали князя: «Отроки Свенельда изоделись оружием и одеждой, а мы наги!» Настойчиво советовали: «Пойдем, княже, с нами за данью, да и ты добудешь и мы!»
Князь Игорь отставил Свенельда от древлянской дани и осенью сам пошел с дружиной в Древлянскую землю. Он собирал прежнюю условленную дань, да еще прибавил новую, много больше прежней. Древляне, устрашенные копьями многочисленной княжеской дружины, без спора отдали обе дани…
На исходе зимы 945 года из Древлянской земли потянулись к Киеву обозы с медом, воском, мехами, зерном. Большие были обозы. Если вытянуть их по одной дороге, то они, пожалуй, покрыли бы все расстояние от Киева до Искоростеня, стольного города древлянского князя Мала.
Но Игорю и этой тяжелой дани показалось недостаточно. Великолепие Свенельдовой добычи неотступно стояло перед глазами. «Если хитрые древляне нашли меха, мед и прочее добро для второй дани, — прикидывал князь Игорь, — то почему бы не собрать с них третью дань? Древляне обросли густой шерстью, яко овцы, пока Свенельд обретался за морями. Самое время состричь!»
Игорь собрал своих мужей и объявил властно, как о давно решенном:
— Идите с данью домой, а я вернусь к древлянам и возьму еще.
Недоуменно и встревоженно переглянулись мужи. Князь явно нарушал древние обычаи. Но перечить ее осмелились. Только любимец князя боярин Ивор попытался было предостеречь от неразумного шага, по Игорь гневно оборвал его:
— Прочь с глаз моих! Трусливых да опасливых не держу возле себя! Пусть все про то знают!
И пошел Ивор, опустив голову, к своему коню, а вслед ему не то сочувственно, не то насмешливо смотрели мужи, бывшие побратимы и товарищи по дружине…
…Какими причудливыми и обманчивыми оказываются порой изгибы жизни!
Униженный и раздавленный оскорбительными словами князя, боярин Ивор думал, что он уходит жалким изгнанником, расставаясь с властью, с богатством, с почетом княжеского мужа. А на самом деле он уходил от собственной смерти…
Не успел князь Игорь с небольшой дружиной отделиться от остального войска и снова выехать на древлянскую дорогу, как древлянские охотники, провожавшие обозы с данью до рубежей своей земли, побежали через леса, по известным лишь местным жителям звериным тропам к князю Малу.
Коротким и единодушным было решение древлянских старейшин: «Если повадится волк к овцам, то выносит все стадо, пока не убьют его. Так и князь Игорь: если не убьем его, то всех нас погубит!»
Со всех сторон стекались к Искоростеню охотники и звероловы, вооруженные, как для охоты на медведей, рогатинами с тяжелыми железными наконечниками и топорами. В колчанах угрожающе поскрипывали длинные боевые стрелы…
Крупными хлопьями падал снег, белым саваном ложился на конские крупы, на теплые суконные попоны, на воротники овчинных полушубков и меховые шапки дружинников; холодящие железные доспехи по зимнему времени везли в переметных сумах. Все вокруг стало белым-белым: и земля и небо. В молочной снежной белизне белые всадники скользили, как призрачные тени.
Вечером дружина князя Игоря выехала из леса к реке Уж.
Копыта коней, легко пробивая мягкий снежный покров, весело застучали по речному льду.
Берега медленно поднимались, сдвигались все ближе и ближе, а впереди, там, где река пробила узкий проход сквозь скальную гряду, замаячили черные стены и башни Искоростеня.
Князь Игорь невольно пришпорил коня. Быстрей! Быстрей! Туда, где иззябших и усталых всадников ожидало благотворное тепло человеческого жилья, треск березовых поленьев под медными котлами с кипящим варевом, покорное гостеприимство древлянского князя Мала…
А береговые обрывы по сторонам поднимались все выше и выше, и полоска мутного неба между ними казалась не шире киевской улицы…
Неожиданными и до нелепости неуместными показались Игорю тревожные выкрики передовых дружинников. Он приподнялся на стременах, глянул из-под ладони. Перегораживая реку от берега до берега, чернел впереди завал из могучих сосновых стволов; ветви перепутались, образовав непреодолимую стену. Дружинники сгрудились возле завала, проклиная лукавство древлян. Гридни молодшей дружины спешивались, рубили топорами пружинившие колючие ветки.
