Михаил Волконский - Гамлет XVIII века
Это назначение последовало, когда Павел Петрович не имел случая видеть Анну Петровну. Однако этого было достаточно, чтобы создалась сплетня, совершенно ложная и гнусная, хотя и вполне соответствовавшая распущенным нравам того времени.
Эту сплетню стала поддерживать недомолвками и намеками сама Екатерина Николаевна Лопухина, мачеха Анны, женщина, о которой даже родной сын впоследствии никогда не говорил, потому что дурного говорить он не хотел про мать, а хорошего ничего не мог сказать про нее.
Мало-помалу с Екатериной Николаевной случилось то же, что со лживым муллой, рассказывавшим всем у городских ворот заведомую ложь, что на площади раздают плов, и пошедшим за народом, когда тот повалил на площадь за пловом: Лопухина поверила в выдумку, которую сама же распространяла.
Ко второму приезду императора Павла в Москву создался уже целый план, как устранить от государя так называемую «партию императрицы» Марии Федоровны, то есть вполне безупречную, бывшую только в истинно дружеских отношениях с самой государыней фрейлину Нелидову и братьев Куракиных, беспристрастие, честность и правдивость которых мешали многим.
Главными руководителями плана были Безбородко и бывшая его любовница Екатерина Николаевна Лопухина, а исполнителем должен был явиться Иван Павлович Кутайсов, пожалованный при воцарении Павла из его камердинеров в гардеробмейстеры.
Кутайсов, ввиду последовавшей тогда щедрой раздачи орденов и имений, остался недоволен и вздумал просить еще орден св. Анны второго класса. Павел I не на шутку разгневался, прогнал его, а затем, войдя к императрице, у которой застал Нелидову, объявил им, что Кутайсов уволен за свое бесстыдство. Старания Марии Федоровны успокоить своего супруга были напрасны. Только после обеда Нелидовой удалось испросить прощение Кутайсову. Последний в порыве благодарности бросился к ногам императрицы, но год спустя великодушным его заступницам пришлось ознакомиться с мерой признательности гардеробмейстера.
Средством для исполнения плана должна была служить красавица Анна Петровна. Ее мнения мачеха не спрашивала и о ней самой не заботилась.
На балу государь спросил у Безбородко про Лопухину, тот сказал свое слово, принятое Павлом Петровичем за лесть в форме шутки; начало делу, как думали, было положено, и на другой же день Мария Львовна и подобные ей разносили якобы достоверную весть.
– А ваш-то сокол, – продолжала рассказывать Марья Львовна Радович, – как же! Видела его! Возле самой Екатерины Николаевны увивался...
– Какой сокол? – переспросила Лидия Алексеевна.
– Да сынок ваш, Денис Иванович.
– Он, вы говорите, увивался за Лопухиной?
– Сама видела.
– Вот как!..
– Да! – кивнув головой, протянула Марья Львовна и застучала спицами.
Весь ее запас был выложен, и теперь она в торжествующем молчании смотрела, какое впечатление произвела на Радович.
– Марья Львовна, – вдруг деловито заговорила та, – я все забываю спросить у вас: теперь у вас, наверно, много расходов с этими выездами по балам... может быть, вам деньги нужны? Я могу ссудить, если хотите.
В этом предложении не было ничего ни нового, ни странного. Марья Львовна, хотя имела недурное состояние, но благодаря тому, что вечно помогала всем, лезшим ей в родню, часто сидела без денег и брала взаймы у Лидии Алексеевны. Она всегда аккуратно рассчитывалась, но до сих пор ей приходилось самой обращаться к Радович и просить, что не всегда бывало приятно, сама же Лидия Алексеевна в первый раз предложила ей взаймы.
Марья Львовна просияла.
– Лидия Алексеевна, голубушка! Признаюсь, я к вам и приехала сегодня насчет денег, но спросить не решалась! Может, вы сами не располагаете?
– Ничего, располагаю.
– Ведь я вам должна еще.
– Пустяки! Сосчитаемся!.. Сколько вам нужно?
– Да рублей двести.
– Хорошо. Заезжайте послезавтра, деньги готовы будут. Но только вот что: услуга за услугу... Узнайте мне, пожалуйста, каким образом сын мой получил вчера пригласительный билет на бал. Мне это интересно, потому что он сам не знает. Вдруг ему вчера принесли билет, а каким образом – нам неизвестно...
– Ну что ж, это дело нетрудное, – сказала Марья Львовна, – я с удовольствием...
Узнать о чем угодно ей действительно не составляло труда, благодаря тому, что в ее распоряжении находился целый полк племянников и родственников, сновавших всюду и повсюду бывавших.
«А врут все про нее, будто она нехорошая, – думала Марья Львовна, глядя на Радович, – на самом деле она очень милая. Ведь вот денег сама предложила...»
Курослепова по своему добродушию не поняла, что, в сущности, Лидия Алексеевна заключила с ней маленький торг и что она дает ей деньги взаймы за нужные ей сведения. Правда, она не могла знать, насколько эти сведения нужны были и важны для Радович. Расстались они на том, что Марья Львовна узнает все к завтрашнему дню и приедет, а Лидия Алексеевна приготовит двести рублей...
Проводив гостью, Радович снова заходила по комнатам. Она дошла до своей спальни, повернулась и снова шаг за шагом проследовала до гостиной. Тут она взялась за тесьму звонка, спускавшуюся широкой полосой по стене от потолка, и дернула.
Не успела она сделать поворот и ступить несколько шагов, как бледный Степка показался в дверях.
– Денис Иванович вернулся?
– Вернулись, – ответил Степка, – к себе наверх прошли.
Он говорил, а сам творил молитву, чтобы разговор с барыней прошел благополучно.
– Послать ко мне Якова да доложить Зиновию Яковлевичу, что я прошу их ко мне.
Сорокапятилетний Степка исчез быстрее, чем явился.
Лидия Алексеевна перешла в зал и остановилась у окна, глядя в сад. Дворецкий вошел.
– Изволили спрашивать? – довольно смело проговорил он, прежде чем она обернулась к нему.
– Денис Иванович приехал?
– Приехали.
– Со своим кучером ездили?
– С Митрофаном.
– Где были?
– У Лопухиных. Часа два там пробыли и вернулись прямо домой, – без запинки доложил дворецкий, успевший уже собрать эти сведения, заранее зная, что они потребуются барыне.
– У Лопухиных? – вырвалось у Лидии Алексеевны, и она круто повернулась к дворецкому, глянув на него во все глаза.
Он спокойно стоял перед нею.
Радович как будто опомнилась и тут только поняла, что дворецкому никак не может быть известно, почему вдруг Денис Иванович, никуда, кроме сената, не ездивший, отправился к Лопухиным и просидел у них два часа.
– Я просила к себе Зиновия Яковлевича; скажите им, что я у себя буду! – и Лидия Алексеевна направилась к себе в спальню, села у своего столика, опустила голову, сжала руки и задумалась.
Зиновий Яковлевич Корницкий был управляющий, заведовавший ее делами уже тридцать шесть лет, с тех самых пор, как она с мужем переехала из Петербурга в имение. Поступил он к Радович двадцатилетним, красивым молодым человеком. Статный, видный, ловкий, дворянин по крови (отдаленного польского происхождения), он не был простым управляющим: почти сразу занял он при Лидии Алексеевне место, гораздо более близкое, и сумел удержаться на нем. Он числился на государственной службе по благотворительным учреждениям, куда за него Лидия Алексеевна вносила иногда очень крупные пожертвования, и получал за это чины и ордена.
Он вошел в спальню Лидии Алексеевны не торопясь и вразвалку, прямо неся свое стройное, холеное тело и высоко закинув гордую голову в пудренном парике с косичкой, с покатым прямым лбом, римским носом и бритым подбородком. Его видная фигура, особенно осанистая от той равномерно распределенной полноты, какая может быть у пятидесятишестилетнего нестареющего мужчины, красиво обрисовывалась ловко сшитой на старый екатерининский лад одеждой. На нем были белый атласный камзол, кружевное жабо и манжеты, шелковое лиловое исподнее платье, шелковые лиловые же чулки, лаковые башмаки с бронзовыми фигурными пряжками и поверх камзола что-то вроде короткого лилового бархатного шлафрока с широкими, закидными, как у священников, рукавами на белой атласной подкладке.
Он вошел, поздоровался с Лидией Алексеевной, сел напротив нее в кресло, раскинувшись в нем, и положил ногу на ногу. Сразу в этой уверенной, спокойной позе он стал похож на известный портрет начальника благотворительных учреждений при Екатерине, Ивана Ивановича Бецкого, при котором служил и которому, видимо, подражал.
– Я очень взволнована, – начала Лидия Алексеевна.
Зиновий Яковлевич внимательно рассматривал бриллианты колец, передвигая их на своих тонких пальцах...
– Что случилось? – спросил он.
– Да Денис меня беспокоит...
– Ах, это! – небрежно уронил Корницкий и опять занялся кольцами.
Он произнес эти слова с таким выражением, как будто хотел сказать: «Я уже знаю обо всем, но, право, все это не важно и беспокоиться тут нечего».
– Да ты, верно, не знаешь всего, – стала возражать Лидия Алексеевна, – ведь он со мной так говорил вчера, как никогда не осмеливался; вчера на балу за Лопухиной Екатериной увивался, а сегодня поехал к ней и сидел два часа...
