Светлана Бестужева-Лада - В тени двуглавого орла, или жизнь и смерть Екатерины III
Первой покинула родину Александра Павловна, великая княгиня, палатина венгерская. Сохранились свидетельства, что Александра Павловна, несмотря на юный возраст, была словно томима роковыми предчувствиями: была очень грустна, тосковала, считала, что на чужбине ее ожидает скорая кончина.
И сам отец-император расстался с ней с чрезвычайным волнением. Он беспрестанно повторял, что не увидит ее более, что ее приносят в жертву. Мысли эти приписывали тому, что, будучи в то время справедливо недовольным политикой Австрии относительно его, государь полагал, что вручает дочь своим недругам. Впоследствии часто вспоминали это прощание и приписывали все его предчувствию.
Действительно, Александрина скончалась, произведя на свет мертвого ребенка, за несколько дней до трагической гибели самого императора Павла. Ей не исполнилось и девятнадцати лет…
После отъезда Александры Павловны в Вену Елена Павловна, теперь уже наследная принцесса Мекленбург-Шверинская, еще месяц пробыла в своей семье и накануне Нового года, по первому санному пути, отправилась в дорогу.
В середине сентября 1800 г. в Петербурге было получено известие о рождении у Елены Павловны первенца — сына Павла-Фридриха. После рождения дочери в 1803 г. принцесса умерла. Ей, как и старшей сестре, не исполнилось еще и девятнадцати лет…
Узнав о смерти второй сестры, Като вспомнила давний разговор со своей фрейлиной. Ни при Александрине, ни при Елене не было никого из преданных им русских придворных дам. И подлинная причина столь ранней смерти обеих так и осталась неразгаданной: все потомство Екатерины унаследовало ее железное здоровье, да и Мария Федоровна практически никогда ничем не болела. Сама Като могла сутками отплясывать на балах, часами скакать по окрестностям Гатчины или Павловска и не знала, что такое даже легкое недомогание.
Но это было уже после того, как в жизни самой Като, да и всей России, кстати, произошли огромные, можно сказать, судьбоносные перемены. А пока… пока перемен было много, только, учитывая непредсказуемый характер императора Павла, ничего, кроме хаоса, они в жизнь России не вносили.
Весной 1800 года, зайдя к матери с обычным утренним визитом, Като неожиданно обнаружила, что подавленная и печальная в последнее время императрица необыкновенно оживлена и даже радостна. То же самое радостное оживление царило и среди ее окружения.
— Вы получили хорошие вести, маменька? — осторожно спросила Като.
В тринадцать лет она была уже вполне взрослой, светской девицей и прекрасно понимала, что прямые вопросы царственным особам задавать неприлично.
— Да, дитя мое, — улыбнулась Мария Федоровна. — Приезжает мой племянник, Евгений, принц Вюртембергский.
Привязанность матери к своим немецким родичам была прекрасно известна Като. Известно ей было и стремление укрепить эти родственные узы все новыми и новыми брачными союзами. Неужели родители решили выдать ее замуж за кузена? Да еще не обладавшего фактически ни престолом, ни государством, ни даже перспективами стать впоследствии монархом?
«Остается надеется, что папенька поступит с этим принцем так же, как и со всеми остальными: поиграет и забудет», — подумала Като.
Через три дня в парадном зале Зимнего дворца был устроен пышный прием на удивление придворным, которые уже стали привыкать к тому, что император недолюбливает роскошь. То есть чрезмерную пышность, изобилие позолоты и дорогих драпировок, ослепительное сияние дамских украшений при любом появлении дамы во дворце и тому подобное. Все это великолепие постепенно заменялось истинно прусской строгостью и даже скудностью, что раздражало многих, а саму Като порой бесило до глубины души.
Не секрет, что скромность Пруссии диктовалась, в основном, ее бедностью, а наиболее смелые остряки добавляли, что все бриллианты страны можно видеть одновременно на королеве Луизе. Но Россия-то была богата, Като прекрасно помнила блеск и роскошь бабушкиных приемов и втайне тосковала обо всем этом.
«Когда у меня будет свой двор, — думала она порой перед сном, — я все сделаю так, как было при дорогой бабушке… Обо мне тоже будет с восхищением и уважением говорить вся Европа. Я буду строгой, но милосердной к своим подданным…»
Мечты обрывались. Представить себе своих подданных Като пока не могла. За кого могли выдать ее замуж родители? За брата какого-нибудь императора, как сестрицу Александру? Тогда ни о каких подданных и речи быть не может, да еще поговаривают, что бедняжка Александрина была несчастна в браке, вдали от родины, подле лицемерного и фальшивого австрийского двора.
Принц Евгений оказался на удивление приятным молодым человеком, с прекрасными манерами и уже почти военной выправкой. Когда его представляли императору, Павел, не скрывая радостного изумления, во всеуслышанье заявил:
— Знаете, а этот мальчишка покорил меня!
После этого он перевел взгляд на Като, и та ощутила смутную тревогу. Точно таким взглядом Павел смотрел в свое время на ее старших сестер, решая вопрос об их браках. Но там женихи были почти зрелыми мужчинами, а здесь — практически ребенок. Нет, папенька явно затеял что-то другое, только вот — что?
«Нужно поговорить с самим принцем! — осенило Като. — Уж он-то наверняка знает, зачем его пригласили в Россию. Или, по крайней мере, догадывается…»
Через несколько дней на балу случай представился. После танца с принцем Евгением Като пожаловалась на духоту и жажду и попросила своего кавалера принести ей стакан оранжада. В этот вечер она измучила своих камеристок, выбирая наряд для бала, зато теперь была прелестна в небесно-голубом платье, под цвет ее больших глаз, с ниткой восточной бирюзы на стройной шейке и такой же диадемой.
— Вам нравится у нас, кузен? — учтиво осведомилась она у принца.
— О да! Здесь куда интереснее, чем дома. Да и будущее…
«Вот оно!» — екнуло сердце у Като.
— …более чем привлекательно. Их императорское величество зачислил меня на военную службу. А ведь Россия всегда с кем-нибудь воюет.
О, Като было отлично известно, как быстро иностранцы делают карьеру в русской армии. Этот мальчик еще год тому назад заочно был определен полковников в лейб-гвардии конный полк. А теперь поговаривали о том, что не сегодня-завтра принцу дадут звание генерал-майора. Российские офицеры о такой карьере даже мечтать не могли.
— Вы выбрали военную карьеру, потому что не можете наследовать корону вашего батюшки? — как можно более безразлично осведомилась великая княжна.
Ответ ее ошеломил:
— Меня мало занимают эти побрякушки. Трон, корона, придворные интриги… Жезл фельдмаршала — вот о чем должен мечтать настоящий мужчина. Впрочем, вам, наверное, скучно слушать это, кузина.
— Отчего же? Иногда я жалею, что родилась девочкой. Из меня, наверное, тоже получился бы неплохой генерал, — усмехнулась Като.
— Я не стал бы с вами сражаться, — галантно отозвался кузен. — В этой битве меня бы ожидало поражение.
«Мальчишка помешан на войне, — внутренне усмехнулась Като. — Интересно, играет он в солдатики, как мой братец Константин, или нет? Пари держу, его идеал — либо Александр Македонский, либо Карл Шведский. Господи, какая скука! Почему мужчины такие одинаковые?»
Ее взгляд остановился на еще одной мужской фигуре, затянутой в генеральский мундир. Князь Багратион, по-настоящему великий воин, причем, говорят, женоненавистник. Зато герой!
Петр Иванович Багратион, который был на двадцать с лишним лет старше Като, происходил из древнего княжеского грузинского рода Багратионов и был внучатым племянником царя Вахтанга VI.
Князь Петр Багратион в 1799 году уже в чине генерал-майора выступил в Итальянский поход в составе армии Суворова. Во время всего похода, а главное — перехода через Альпы Суворов всегда поручал Багратиону наиболее ответственные и тяжелые поручения — «генерал по образу и подобию Суворова», — говорили о нем. Это под его командованием был перейден знаменитый Чертов мост и началось стремительное преследование отступающих французов. Говорят, в одном из боев был сильно контужен…
В этот момент Като заметила, что Багратион тоже не сводит с нее глаз. Женоненавистники так не глядят — промелькнуло у нее в голове, и тут генерал решительно двинулся… по направлению к ней. Като не успела оглянуться, как Багратион уже склонился перед ней, приглашая на танец.
В зале точно листья зашелестели, так активно восприняли придворные смелый маневр генерала. Император тоже глянул в их сторону, но, по-видимому, счел ситуацию вполне приемлемой, хотя слегка нахмурился. Наверное, он предпочел бы, чтобы Като танцевала со своим вюртембергским кузеном, но тот, судя по всему, меньше всего был расположен к такому времяпрепровождению.
Это был странный танец. По этикету генерал не мог первым обратиться к особе царской фамилии, а эта самая особа решительно не знала, о чем говорить. О последней военной кампании, в которой участвовал Багратион? Она почти ничего об этом не знала, да и не слишком стремилась узнать. О новостях светской жизни? Вряд ли генерал был в курсе дворцовых сплетен. О чем же, господи, заговорить?
