Борис Тумасов - Усобники
Мурза ел, похваливал. Сытое лицо лоснилось.
— Якши, якши.
Дмитрий подсовывал мурзе куски пирога:
— Ешь, мурза Умар, вот с требухой, а вот пирог с ягодой.
Мурза доволен:
— Хорошо, конязь, ты меня чтишь, якши. Добрый ты, конязь.
Умар сыто отрыгнул, вытер рукавом халата жирные губы. Через узкие щелки глаз долго смотрел на Дмитрия.
— Отчего, конязь, ты добрый ко мне?
И тут же, не дожидаясь, ответил:
— Великий хан Мангу-Тимур любит мурзу Умара, шибко любит. У кого самый большой табун? У мурзы Умара. У кого самая большая юрта? У мурзы Умара. Ты, конязь, любишь мурзу. Почему любишь? Ох-ох, конязь Димитрий!
И погрозил пальцем:
— Конязь Димитрий, отчего не любит тебя конязь Борис Ростовский? Борис-конязь говорил, ты из Копорья привез много зверя пушистого. Хе! Разве там не были ордынские счетчики?
Дмитрий заерзал, втянул шею:
— О каком звере ты, мурза, речь ведешь?
— Ох, конязь. — Умар поднял палец. — Притащил товар.
Скуластое лицо мурзы расплылось в улыбке:
— Нехорошо выход воровать. Чти, конязь, закон Ясы [14].
— Облыжное наплел князь Борис. Понапрасну злобствует. И не дань я брал, а недоимки, какие Новгороду лопари задолжали.
— Ты, конязь, забыл закон Чингиса, не чтишь Ясу, завещанную предками. Мангу-Тимур накажет тебя. — Умар нахмурился: — Бог урусов учил: не укради. А ты, конязь, воруешь.
Изменился Дмитрий в лице. Вошел тиун, князь знак подал, и Самсон вскоре возвратился с отроком. Они втащили большой тюк шкурок.
— Ты уж того, Умар, прими подношение от чистого сердца. Не огорчай хана.
Умар погрузил руку в меха, лицо сделалось блаженным. Поцокал языком:
— Якши, якши. Мурза видит, мурза ничего не слышит.
И кивнул тиуну:
— Отволоки батырам [15].
На Дмитрия уставился:
— Отчего, конязь, не сидит с нами княгиня Апраксия?
Помрачнел великий князь:
— Хвори одолевают княгиню.
— Хе, хвори. Но зачем, конязь, у тебя одна жена? У меня три жены. Когда какая-либо забрюхатеет, я зову в юрту другую.
— Нам, русским, Бог дозволяет иметь одну жену.
— Яман, яман. Мало одной жены. Ваш Бог жадней.
Подняв ковшик с медовым настоем, медленно выпил. Отставив, вдруг спросил:
— Почему, конязь Димитрий, тебя не любит конязь Борис?
Дмитрий развел руками:
— Бог знает. Я-то Борису зла не делал и худого на него не держу. На удел его не посягал. Разве потому, что ростовский князь дружбу водит с братом моим, городецким князем?
— Хе!
Мурза принялся за огромный кусок мяса. Ел долго, ненасытно, то и дело отрыгивая. Закончив, впился глазками в Дмитрия:
— Не воруй, конязь, не воруй. Яса и ваш Бог все видят. Они учат: не укради.
И рассмеялся:
— А княгиня твоя пусть пьет кумыс. Якши кумыс.
Уже от двери повернулся:
— Я буду присылать тебе молоко от лучших моих кобылиц, и твоя жена не будет знать болезни. Мурза любит добрых князей урусов…
Проводив ордынца, Дмитрий позвал тиуна:
— Девкам накажи, Самсон, трапезную проветрить. Тяжелый дух от мурзы…
* * *В феврале-бокогрее будто весной пахнуло, да ненадолго. В самом конце последней недели начало плющить снег, и из-под него едва приметно показались ручейки. По ночам подмораживало и, бывало, снова сыпала пороша.
Время требовало своего.
По лесам заворочались в берлогах медведи, дышали жарко, пофыркивали. Вепри покидали лежбища. Заяц-беляк готовился сменить шубу.
Лес оживал, подавали голоса птицы. Того и гляди, начнут возвращаться перелетные птицы и огласится небо криками.
За неделю до Великого поста на Руси Масленица с румяными блинами, ровно солнечными бликами. Сырная неделя, широкая и разгульная. Весело развлекается славянская Русь, духом блинным на неделю пропитывается. И кому понять, от языческих ли, от христианских ли времен, но Масленая всем в усладу.
Князь Дмитрий с Апраксией любили отмечать Масленицу в Переяславле-Залесском. Здесь что ни дом или изба, двери нараспашку, гостям рады.
На торгу гомон, качели девкам поставили, а парни кулачные бои завязывали. Все на утеху.
В жбанах сбитень горячий, тут же на костерках мясо жарят, блины горкой. Бабы князя с княгиней зазывают:
— Угощайтесь, князь с княгиней, отведайте блинов ржаных со сметаной.
Перед самой церковной папертью парни с девками заигрывают, снежками кидаются. И ни брани, ни драки. С ледяных горок спускаются. А то насажают парни девок в сани и со смехом, шутками возят по Переяславлю-Залесскому. И по всему городу разносится песня:
Уж ты, наша Масленица,Приезжай к нам в гостиНа широк двор, на горках накататься,В блинах поваляться, сердцем потешиться.
Княгиня Апраксия хоть и худа, кожа да кости, однако Масленица ей на пользу: румянец на впалых щеках взыграл. Чует князь, недолог век княгини, ей бы лето еще перевалить. Прижал к боку, просит:
— Налюбовалась, Апраксеюшка, пора и в Берендеево, ненароком мороза наглотаешься.
— Уж чего там, князь. У нас на Белом море не такие холода держат.
И помрачнела. От Дмитрия то не укрылось:
— Что с тобой, княгинюшка, поведай?
— Не такая тебе жена надобна. Вишь, какая я хворая. И сына тебе подарила болезненного…
— Утихомирься, Апраксеюшка: какую Бог мне дал, такая и люба мне…
— Опасаюсь я за тебя. Уйду, как жить станешь?
— Не надобно о том. Бог даст, сжалится над нами… Поедем в Берендеево. Отогреешься, там и Масленую встретим. Поди, и сын Иван там…
В вотчине, на высоком крыльце, Апраксия обмела снег с меховых сапожек, шаль в сенях скинула. А из трапезной пахло духмяно, и на столешнице, на серебряном блюде, гора блинов, щедро политых маслом, и чаши со всякой едой.
За такой трапезой забывается, что впереди Великий пост…
В третью неделю Великого поста князь Дмитрий отправился в стольный город Владимир на Клязьме. От Переяславля-Залесского до него чуть больше ста верст, и, ежели Москву миновать, дорога чуть больше чем в сутки уложится.
* * *Велика земля русичей…
В краю, куда уходит солнце, где живут ляхи и Литва, где немецкие рыцари готовят Крестовые походы, — западные рубежи Руси, а там, где восходит солнце и, проходя лесами сибирскими, переваливает Каменный пояс, и начало Руси.
Селятся русичи и у самого Студеного моря. Их жилища встречаются в лесах вековых, в глуши лесной. Они рубят города и ставят избы, пашут землю и ловят рыбу, промышляют охотой и разводят скот.
По всей славянской земле до самого степного окоема можно встретить русича.
А в степях Прикаспия и Причерноморья раскинулась могучая Золотая Орда, держава внука Чингисхана, Батыя, и его преемников.
Со времен Батыя русичи — данники татаро-монголов. Их переписчики и счетчики ведут учет по всей Руси, выход собирают и увозят в Орду, а сами удельные русские князья владеют своими землями милостью великого хана. В столицу Орды они ездят на поклон к великому хану. Здесь они судятся и клевещут друг на друга. В распрях княжеских сила ордынских ханов.
* * *Отшумела Русь, отгуляла Масленицу, успокоилась. Тихо и по удельным княжествам. А в деревнях смерды приглядывались, когда первое тепло жевать начнет снег, чтобы по земле оралом пройти, рожь высеять.
Великий князь еще жил в Берендееве, когда с далеких Кавказских гор, из страны, которую кличут Колхидой, через Киев добрался до Переяславля-Залесского лекарь. Был он годами не стар, но, по слухам — а на Руси слухи летали быстрее птицы, — считался тот Амвросий лекарем искусным.
Великому князю Дмитрию Амвросий приглянулся, и князь доверил ему излечить Апраксию.
С этой надеждой и Берендеево покинул, во Владимир отправился, не чуя, что ждет его в стольном городе, какое известие подстерегает.
* * *В стольный город Владимир на Клязьме превратился после того, как им побывали Ростов и Суздаль. За эти годы он разросся, сделался центром Русского государства и духовной столицей, когда сюда, во Владимир, из Киева перебрались русские митрополиты.
Первые городские стены, по преданиям, срубил князь Владимир Святославич, когда шел в землю словен, и назвал город своим именем. Тогда же и церковь соборную поставили и дали ей имя Пресвятой Богородицы.
Так гласит первая версия. А может, правы те летописцы, которые утверждали, что основал город на высоком северном берегу Клязьмы-реки Владимир Мономах?
Вьется река в песчаных берегах, а вдали, на южной стороне, отливают синевой леса.
За городскими укреплениями овраги, поросшие колючим кустарником. Тихо скользят воды Клязьмы, впадают в Оку, чтобы верст через сорок слиться у Нижнего Новгорода с могучей русской рекой Волгой.
Владимир обнесен двумя рядами укреплений. Внутренний город владимирцы назвали Печерним, находится он на возвышении и окружен каменной стеной. Это детинец.
