Николай Бахрошин - Викинги. Заклятие волхвов
Бойцы снова закружились по ратному полю. А Крепкие Объятия опять вроде бы не торопился. Широкая секира покачивалась из стороны в сторону как голова змеи, прикидывающей, с какой стороны ужалить. И, в точности как у змеи, невозможно было понять, с какой стороны последует укус.
Он попробовал обойти силача с одного бока, с другого, но тот поворачивался легко, незаметно, всякий раз оказываясь готовым к нападению. Еще не успев толком взмахнуть мечом, Сьевнар уже видел, что меч наткнется на широкое, как щит, лезвие. И каждый раз получалось так, что ему приходилось пробегать несколько шагов, тогда как сам Ингвар ограничивался одним движением. Изматывал соперника, не иначе. Да, Крепкие Объятия – великий воин! Опытный, расчетливый боец, предвидящий все уловки противника. Пробить его оборону – все равно что проломить кулаком каменную стену…
Еще в начале весны Гуннар забрал у Сьевнара его привычный меч с односторонней заточкой, традиционной в фиордах формы «лангсакс». Вручил другой, длиннее, тяжелее, обоюдоострый клинок «каролингского» типа. Дорогое оружие. «Бери, воин, потом сочтемся. Этот меч еще не прославил себя в боях, еще не имеет своего имени, его лишь недавно взяли из мастерской оружейника. Но, если я что-то понимаю в клинках, это добрый меч, он станет тебе надежным товарищем. К хорошему клинку нужно привыкать сразу, как учиться ездить верхом нужно на резвой лошади, а не на кляче с заплетающимися ногами. Имя ты дашь ему сам, когда опробуешь в бою, чего он стоит. И, главное, чего ты сам сто ишь с этим мечом…»
Сейчас Сьевнар был рад массивному мечу с длинной рукоятью, которую, при случае, удобно схватить двумя руками. Глитнир все-таки тяжелее любого меча, длинное топорище еще больше усиливает удар, а могучие руки Ингвара делают его почти неотразимым. Подставь щит – и тот разлетится в щепки. Впрочем, кто сказал, что удары нужно отражать напрямую, подставляться, как упрямое полено под топор дровосека? Самый тяжелый, самый сильный удар легко сбивается боковым движением меча, уходит в сторону, где уже не опасен.
Окончательно осмелев, Сьевнар почувствовал, что его скорость все-таки дает ему преимущество. Резкие, прямолинейные атаки Ингвара в общем-то достаточно предсказуемы, главное – уйти с линии удара, разорвать дистанцию… Вот так, например! И еще раз так!
Потом Сьевнар не мог сказать, сколько времени они кружились по ратному полю, атакуя, отбивая удары противника, меняясь местами, взрывая ногами утоптанный каменистый песок, отфыркиваясь от стекающих капель пота. Наверное, долго. Даже наверняка – долго.
Тогда он не думал о времени. Ни о чем не думал. Броски, прыжки, перебежки, хриплое, запаленное дыхание, упрямый перехлест взглядов, стук сердца, лязг железа, отдающийся в ушах суровой, несмолкаемой музыкой.
Противник хрипит от усталости? Хорошо, пусть хрипит!
Или это собственный хрип отдается в ушах? Неважно, пусть отдается! Если ему тяжело, то и противнику наверняка не легче. Он, Сьевнар, моложе, быстрее, его меч легче секиры…
«Молодец, малыш, молодец! Ты хорошо сражаешься! С тобой трудно сражаться!»
Сьевнар сначала не понял, откуда пришли эти слова, почему он слышит их так отчетливо, как перестук собственного сердца. А когда понял, то удивился. Потому что это говорил ему Ингвар, тот самый, который вроде бы собирался разорвать его на куски.
И глаза у него оказывается совсем не злые – веселый, подмигивающий, одобряющий взгляд, как за дружным столом…
Именно в этот момент, запнувшись, замешкавшись в собственном удивлении, он и пропустил роковой удар. Точнее, самого удара Сьевнар не заметил, лишь почувствовал, как шлем на голове неожиданно грохнул, раскололся тяжелым металлическим звоном, рассыпался острыми, вибрирующими подголосками. И еще почувствовал, что куда-то летит, успел удивиться, почему ноги мелькают над головой. Потом все погасло перед глазами, только звон по-прежнему не смолкал. Долгий, странный, нескончаемый звук почему-то красного, обжигающе-горячего цвета…
А разве звуки имеют цвет?
* * *– Вставай, воин! Давай руку-то… Ну, давай же, давай!
Сьевнар, все еще плохо соображая, схватился за жесткую, широкую как лопата ладонь Ингвара. Почувствовал, как его легко, почти без усилия вздернули на ноги. Словно репку выдернули из рыхлой, влажной земли, мелькнуло отстраненное.
Устоять оказалось не просто, земля почему-то раскачивалась под ногами, как ладья на длинной волне. Пожалуй, Складный бы не устоял, его уже ощутимо тянуло куда-то вбок, но та же огромная ладонь ухватила его за руку у подмышки, придержала, выпрямила, останавливая вращение.
Сьевнар попытался встряхнуть головой, и от этого простого движения перед глазами рассыпались нестерпимо яркие, колючие звездочки. Утренняя трапеза тошнотно подступила к горлу, но, хвала богам, не выплеснулась наружу.
– Держись, воин, держись… Ну же!
– Я держусь, держусь… – пробормотал он одними губами без уверенности, что его слышат.
– Ну, вот и хорошо, вот и славно… – приговаривал Крепкие Объятия, все еще не отпуская руки. – Клянусь громовым молотом Тора, я не хотел лупить тебя с такой силой. Я вообще перестал надеяться, что достану тебя. Верткий ты, почти как Косильщик… Ну как, стоять можешь?
Он, наконец, убрал ладонь. Сьевнар постоял немного, его слегка покачивало, ноги были как ватные. Нет, ничего, вроде бы может стоять. И мир перед глазами вроде бы обретает прежнюю, четкую неподвижность. Только чуть-чуть вздрагивает и расплывается…
А здорово приложил его Ингвар, будто скала рухнула прямо на голову!
– Ничего, воин, пройдет, все пройдет, – обрадованно разглагольствовал Крепкие Объятия. – Я вот тоже помню, мне однажды мачта на макушку свалилась, сломалась прямо в гнезде – и на меня… Думал потом – так и помру. И блюешь, и харкаешь, и встать не можешь. А ничего, отлежался. Ден с десяток в голове и в брюхе словно бы тролли узлы вязали, потом – ничего… Правду сказать, ты здорово сражался, будь у меня в руках обычный меч вместо большой секиры – была бы твоя победа. И когда Гуннар успел тебя так натаскать? Он ведь мне говорил – изобрази гнев, покажи свирепость, пусть парень думает, что бьется всерьез, ему – полезно… А я что, мне не трудно, раз Гуннар просит, могу и свирепость изобразить… А тут ты как кинулся на меня, как насел со своими увертками да обманками, ну, думаю, гореть старине Ингвару, как соломе в сухое лето, – словоохотливо рассказывал силач. – Думаю, изобразил на свою голову, раззадорил воина, не знаешь теперь, как унять…
– И больше он тебе ничего не говорил? – невольно заинтересовался Сьевнар.
– Больше? Нет, больше – ничего. А что еще-то?
– Про отрезанные уши, про деревянную лопату, про старую бабу в огороде…
– Какие такие уши? Какие старые бабы на лопатах? – искренне недоумевал Ингвар. Задумался, морща лоб, что-то понял и покивал сам себе. – Ты вот что, Сьевнар, не говори пока ничего, не стоит… Пусть оно мерещится, потом пройдет. Мне вот тоже, когда мачта на голову упала, чего только не мерещилось в лихорадке – и великаны прямо из волн вставали, и по небу летали красные топоры, и чудища невиданные зубами лязгали рядом, укусить норовили. Ничего, прошло, как отрезало… А я считаю, тебе сейчас первым делом – большую чару крепкого пива! И не одну, а лучше – одну за другой! Когда голова не на месте – нет средства вернее, я так считаю.
«Где-то он уже это слышал – про крепкое пиво от всех болезней!.. Ну, Косильщик, ну, выдумщик…»
Додумать не получилось. В голове без того молотки стучали, да еще ярл Хаки окончательно перебил мысли. Сьевнар не заметил, как он подошел, как возник рядом вездесущий Гуннар со смеющимися глазами. Он понял только, что Хаки Суровый хвалит его искусное владение мечом и хвалит Гуннара, сумевшего за короткий срок сделать из молодого воина отличного мечника. Столько времени сражаться на равных с неукротимым Ингваром и почти победить его – честь для любого опытного бойца. Для такого молодого, почти мальчишки – честь вдвойне.
Косильщик скромно пожимал плечами, замечая, что из плохого железа не выкуешь острый клинок. Сделать воина можно из того, у кого в жилах течет кровь драконов, иначе и пытаться не стоит. А по поводу Сьевнара Складного он, мол, сразу понял – у этого парня талант воина ничуть не меньший, чем его поэтический дар.
В порыве чувств Гуннар хлопал ученика по спине и чуть не свалил на землю.
Сьевнар был благодарен Хаки Суровому за похвалу. И почти перестал злиться на Косильщика за его розыгрыш. Понял старшего брата, заставившего его сражаться в полную силу и даже сверх сил. Гуннар – всегда себе на уме, ничего не делает просто так. «Как ребятню учат плавать? Берут и бросают в воду…»
