Георгий Егоров - Солона ты, земля!
— Снять шапки, когда перед вами офицер! — заорал он вдруг.
Торопливо обнажились разномастные головы.
— Саботаж? Полсела перевешаю!.. У меня власти хватит. Я вам покажу! По гроб будете помнить поручика Зырянова.
Мужики стояли покорно, втянув головы в плечи. Опять начинается… Чей сегодня черед болтаться на перекладине?
— Фельдфебель! — позвал Зырянов. — Выводи!
Из каталажки, набитой битком, стали выводить арестованных. Тут были отцы сбежавших рекрутов и те пятеро, у которых найдены листовки.
К Зырянову их подводили по одному.
Он коротко спрашивал:
— Где сын?
— В город уехал.
— Двадцать плетей!
Тут же посреди площади было расставлено несколько скамей, на них и пороли.
— Где сын? — сквозь стон и крик слышался голос Зырянова.
Женщина снизу вверх жалобно смотрела на начальника.
— Нету, батюшка, сына-то.
— Двадцать пять плетей!
— За что, милай, — голосила женщина. Но ее подхватили под руки и поволокли. — Сыночка-то нет, убитый он. За что же меня-то?..
Но разбираться было некому. На площадь ударами кнута опускались выкрикиваемые в ярости слова:
— Двадцать пять!
— Двадцать пять!
— Где взял листовку?
— Нигде не брал…
— Двадцать пять!
— У этого морда бандитская. Тридцать ему! Я вас отучу большевиков слушать!..
К обеду два разъезда из трех, посланных Зыряновым для поиска Данилова, пригнали десяток рекрутов, прятавшихся на пашнях. Потом прискакал солдат из третьего разъезда. Он подлетел к поручику с дико вытаращенными глазами, доложил:
— Так что, господин начальник, по макаровской дороге встретили двух бандитов. Они начали стрельбу, и вот Никанора в грудь убило.
— Какого Никанора? — нахмурился Зырянов.
— Тимофеева Никанора, земляка мово.
— Где они, эти бандиты?
— Так что там, господин начальник!
— Где там?
— Где их застали, господин начальник. Мы их окружили.
Присутствующий здесь Ширпак спросил:
— Какие они из себя, эти двое?
— Они близко нас не подпустили. А издаля видно, что один высокий, а другой низенький. Этот, который низенький, поднялся, что-то кричал нам. А мы по нему огонь открыли залпом. Тогда он взял два пистоля и зачал по нам стрелять. Мы было спешились, хотели развернутым фронтом наступление вести, да где там! Они из трех стволов садят, от земли подняться нельзя. У энтого, который пониже, в одной руке кольт, в другой наган. Лихой, сатана. Он и положил Никанора… Проводника нашего из местных, Кирилла Хворостова, тоже задело пулей, ухо оторвало… Унтер прислал меня за подмогой.
У Ширпака выступил пот на носу.
— Это он, — уверенно сказал Ширпак.
— Фельдфебель! — крикнул Зырянов. — Бери десяток солдат, скачи туда, взять живыми.
— Слушаюсь.
5
— Остальным всем по двадцать пять плетей! — приказал Зырянов своим подручным и пошел с площади.
В нем все клокотало. В груди жгло и сушило. Нужна была разрядка. Поэтому в доме Ширпака нетерпеливо бросил Виктору Михайловичу:
— Водки!
И пока готовили закуску, одну за другой выпили несколько рюмок крепкой домашней настойки. Ширпаку было знакомо это состояние друга. Некоторое время он теперь будет пить молча, методично опорожняя рюмки. Потом начнет бить посуду, кричать. А когда обмякнет, перекипит, станет требовать женщин. После этого ширпаковский друг становится не страшным.
Этой третьей стадии и ждал сейчас Ширпак. Сам он пил далеко не каждую рюмку, а Зырянову все подсовывал и подсовывал графин — ему хотелось побыстрее перескочить через вторую, самую буйную стадию опьянения друга. Зырянов пил и время от времени ударял кулаком о стол, рычал все озлобленней и яростней:
— С-скоты!.. Для них д-делали революцию, а они…
Немного погодя:
— Вешать! Вешать н-надо!.. Д-данилова сейчас привезут — ш-шкуру с него спущу с живого, а потом п-по- вешу. За ноги…
И, наконец, к радости Ширпака, заговорил о женщинах.
— Ты хвастал прошлый раз, что п-приволокнулся тут… А? Н-не бойся, н-не отобью, хочу посмотреть.
Ширпак смутился.
— Нет, Федор Степанович, она не пойдет сюда.
— К-как это н-не пойдет. Солдата пошли, скажи, что я просил… просил я.
— Хорошо, Федор Степанович, сделаю.
— И позови эту учительницу… К-как ее… Маргаритку. Она ни-ччего, п-понравилась мне прошлый раз… — Глаза у Зырянова заблестели.
Лариса пришла в сопровождении солдата, напуганная, бледная. Она была уверена, что ее вызвали, чтобы допросить об Аркадии. Но поручик сразу же заулыбался ей, вскочил со стула и едва не упал — так его качнуло на ногах. С грохотом опрокинулся стул.
— Пардон, м-мадам, — Зырянов галантно взял Ларису под руку. — Прошу…
Она высвободила руку — терпеть не могла пьяных.
— Прошу…
Лариса не двигалась с места. Она еще не понимала, зачем она здесь.
— П-пардон. — Зырянов раскланивался. — Я пригласил вас как подругу Виктора Михайловича п-посидеть с нами. Прошу. — Он почти силой подвел ее к столу, усадил. — Т-такая чудесная дама и в такой глуши… Прошу…
В прихожей послышался торопливый стук каблучков. В комнату впорхнула веселая полногрудая учительница Маргарита Марковна.
— Добрый день, господа.
— А, Марго! — Зырянов не поднялся. — Проходи, Марго. Виктор, дай ей стул. — И снова повернулся к Ларисе. — Прошу выпить со мной на… на этот…
б-брудершафт…
Лариса вскочила:
— Вы что! Я вообще не пью. Если вы только за этим…
Зырянов перебил:
— Ну-у-у, такая к-красивая девушка и т-такая недотрога. — Он поднялся, чтобы усадить ее. — Прошу… Прошу.
Сесть все-таки пришлось.
— Если вы только за тем и привели меня под конвоем, чтобы я пила с вами, то напрасно делали это. Пить я все равно не буду.
— Т-то есть как так?
— А вот так. Я не пью.
— Такого н-не бывает. Пьют все. Марго, как ты считаешь? Все пьют?
— Конечно, все, — резко ответила та.
— Все пьют, а я не пью.
— Н-не может б-быть… — Зырянов тянулся к Ларисе рукой. Лариса отодвигалась от него.
За окнами раздался конский топот. Зырянов лениво повернул голову, прислушался. Потом откинулся на спинку стула.
— Сейчас я вам покажу ч-чудесное зрелище. Сейчас связанного Данилова з-заставим плясать… в-веселить нас.
У Ларисы из рук выпала рюмка. По скатерти расползлась бордовая лужица настойки. Словно кто-то сильной рукой сдавил сердце, в глазах потемнело. Стало дурно.
— У-у-у, голубушка, так нельзя… Ах, да, я забыл… — Зырянов с минуту, уставясь, смотрел на Ларису. Глаза у него были сизые, как ежевика. Потом в них проступили зрачки. Он разжал губы, криво усмехнулся. — Я забыл, с кем имею дело. М-между прочим, его судьба… в ваших руках… Н-надеюсь, вы м-меня поняли?..
Маргарита Марковна, размахнувшись, ударила о пол рюмку. Зырянов медленно повернулся к ней.
— Н-не надо, крошка, т-так бурно переживать т-такие пустяки.
Лариса была в оцепенении. Все проходило мимо нее, не задевая сознания. «Аркадий, Аркадий… неужели Аркадий…»
В дверь постучали.
— Да! — крикнул Зырянов.
Тотчас же на пороге появился фельдфебель. Зырянов нетерпеливо махнул рукой:
— Веди сюда. Х-хочу посмотреть, что эт-то за гусь…
— Так что разрешите доложить, господин поручик, — лихо козырнул фельдфебель, — бандиты энти ушли!
— Ушли… черт с ними, поймаем. Т-ты Д-данилова давай. Он сейчас п-плясать будет.
— Никак нет, господин поручик. Ушел Данилов.
— Куда?.. — И вдруг до него дошел смысл сказанного. — Как! Данилов ушел?! — заорал он. Ударил кулаком о стол. Со звеном полетели графины, рюмки, тарелки. — Упустил!
— Никак нет, господин поручик. Он раньше ушел.
Зырянов вскочил. Он уже не шатался.
— Как раньше? Почему раньше? — подступил он к фельдфебелю.
— Не могу знать, господин поручик. Когда я прибыл с подмогой, Петренко доложил: бандиты ранили двоих солдат и ускакали в неизвестном направлении.
— Перестреляю всех! — Зырянов схватился за кобуру.
Старый служака, зная крутой нрав подвыпившего начальника контрразведки, шарахнулся в дверь.
— Убью, старый болван! — Зырянов выстрелил.
Женщины испуганно завизжали. Этот визг словно подхлестнул Зырянова. Он остервенел, выскочил в ограду.
Солдат, вернувшихся с фельдфебелем, как ветром сдуло. Посреди двора лежали только двое раненых. Они испуганно таращили глаза на своего начальника.
Не видя, на ком бы сорвать зло, Зырянов выбежал за ограду. Стал стрелять куда попало. Пули засвистели вдоль улицы. В селе поднялся крик. Бабы хватали игравших в дорожной луже ребятишек и бежали в укрытие. Видя мечущихся по улице людей, остервеневший, потерявший самообладание, Зырянов начал стрелять по ним.
