Силач Мирек - Александр Белочкин

Александр Белочкин

Силач Мирек

Атмосфера в кафе была веселой, громко играла музыка, бармен только и успевал наполнять бокалы пивом, а официантка, словно колибри, быстро порхала от стола к столу. Кто-то сказал бы, что в этот вечер здесь было слишком шумно, но для здешних обывателей это была райская симфония. Нет криков, взрывов, плача и смерти – эти люди, пережившие ужасы войны, старались захватить часть своей безвозвратно растоптанной молодости. В зале кафе почти все евреи, многие из них узники варшавского гетто, они не понаслышке знают, что значит страдать. Но и веселятся они так, словно это последний день их жизни, так они приучены, делать все немного быстрее остальных, чтобы у них этого не отобрали.

В дальнем углу кафе расположилась компания из пятерых человек: трое девушек и двое мужчин. Они что-то бурно обсуждали и жестикулировали, впрочем, как и все здесь. Но было в этой компании что-то необычное, они горели духом состязательности. Женщины, хотя их сложно назвать женщинами, скорее это послевоенные девушки, со впалыми глазами и морщинами на висках. У них уже проступает седина, но они аккуратно ее закрашивают. Никто даже не посмотрел бы косо на них, особенно здесь, в старом городе Варшавы. Но они, прежде всего, девушки, им хочется выглядеть хорошо, ведь война закончена и жизнь нужно продолжать явно не с сединой на висках.

Девушки обступили парней так, что я видел лишь две короткостриженых головы. Они были красные словно вот-вот и сейчас взорвутся. Вены выступили по всему лицу, и я стал догадываться чем они занимаются. Подойдя ещё ближе мои предположения оказались верными – эти молодцы боролись на руках. Наверняка читатель сейчас ожидает прочесть описание двух мускулистых мужчин, которые давят на руки друг друга с такой силой, что у них лопаются сосуды в глазах. Два худых парня, особенно тот, что слева от меня вообще казался просто высушенным абрикосом, цвет тела ещё сохранился, но он был невероятно скукожен. Здесь и к гадалке не ходи, все становится ясно – бывший узник. Второй был немного полнее товарища, но пот, обильно выступающий по его сморщенному лбу, говорил о том, что у него силы уже на исходе. И действительно, узник, как я его назвал для себя с неимоверной силой давил на руку оппонента, тот не сдавался, но понимал, что инициатива безвозвратно утеряна. Ещё несколько десятков секунд он поборолся и громко крикнув уронил руку на стол.

– Мирек, ну ты даёшь, где ты этому научился так! – восторженно прокричал мужчина справа.

Мирек смущённо улыбнулся и обратил внимание на мужчину, стоявшего рядом с ними. Он прищурился и сконфузился, тогда уже и вся компания обратила на меня свое внимание и замолчала.

– Добрый вечер, я не хотел вас ни в коем случае отвлекать, просто я заинтересовался вашим поединком, это было очень захватывающе – быстро, словно оправдываясь, проговорил я.

После моей речи компания явно расслабилась, быстро спали оковы страха. Как не крути, но даже сейчас, спустя год после окончания войны в их глазах ещё тлел ужас того времени. Но как только все поняли, что я не несу зла, то сразу же расслабились.

– Желаю здравия, ну вы видели сколько мощи в его руках, это невероятно! –восторженно воскликнул соперник Мирека. Меня зовут Якоб, а это три моих сестры Элоиза, Агнешка и Каролина. Ну а этот силач – это Мирек. После этих слов сам силач вновь засмущался как ребенок и стал искренне улыбаться и отнекиваться. Сестры Якоба изредка украдкой поглядывали на меня, а потом и вовсе оставили нас, мужчин наедине.

– Как к Вам обращаться – спросил Мирек.

– Меня зовут Петр Рудковски, я местный репортёр, работаю в газете «Известия Варшавы». – ответил я.

– Ого, а как вы туда попали? – удивленно спросил Якоб.

– Я был детским писателем до войны, а сейчас не то, что журналистов, а мужчин почти не осталось, поэтому мне и дали работу. А вы, если не секрет сейчас кем работаете?

– Я каменщик, кладём сейчас плитку возле Warszawska Syrenka (Варшавской Сирены) – сказал Якоб.

– А что на счёт Вас, Мирек, чем вы занимаетесь?  – поинтересовался я.

Наш разговор прервали сёстры Якоба, которые принесли нам каждая по два бокала пива. Вот почему они так быстро ретировались.

– Вы не против составить нам компанию, журналист Петр? – добродушно спросил Якоб.

– Конечно, с радостью, я думаю, нам будет о чем поговорить – ответил я.

Сестры, вновь улыбаясь упорхали ближе к барной стойке, где собралось с десяток женщин, которые что-то обсуждали.

– Скажите, а что они там обсуждают? – спросил я у мужчин.

– Ищут своих мужей и рассказывают успехи за прошедшее время. Женщине важно чтобы ее поддержали такие же, как и они, оставшиеся одни. Впрочем, эта поддержка нужна сейчас всем нам – задумчиво проговорил Мирек.

– Это точно, Мирек, так вы не ответили кем вы работаете сейчас, или это секрет? – я продолжил расспрашивать.

Мирек вновь засмущался и закурил сигарету. К пиву до сих пор он так и не притронулся, казалось, что он был чем-то сильно озабочен и эти мысли не давали ему покоя. Я заметил, как несколько раз, когда мы с Якобом замолкали он открывал рот, в надежде что-то сказать, но быстро конфузился и продолжал безмолвие. Но мое журналистское чутье подсказывало мне, что как раз таки Мирек может мне рассказать что-нибудь интересное.

Сейчас редакция разрывалась от писем с историями от людей, которые пострадали от нацистов во время войны. Но, не преуменьшая их значимости и полученной боли, мы не могли публиковать такие письма. Мы искали как раз таки историю человека, которого муки и лишения сделали сильнее и позволили ему стать совершенно иной личностью. Мы искали героя, который своим подвигом вдохновил бы людей и помог им восстановиться, а не вспоминать лишний раз об всех ужасах, что закончились совсем недавно.

И вот кафе, где я встретил молчаливого и худощавого силача было уже третьим за сегодня по счету. Сколько историй я не выслушал, но не одна мне не подошла. И вот я решил, что эта компания станет последней на сегодня и уж как будет так будет.

– Если вы действительно журналист, то вы должны обязательно написать о Миреке в газете. Он