Владислав Реймонт - Последний сейм Речи Посполитой

Последний сейм Речи Посполитой

Владислав Реймонт

ПРЕДИСЛОВИЕ

Определяя исторический путь беларуского народа и государства, привычно говорят, что он полон драматизма. Да, это несомненно. Но можно ли о другом каком народе сказать, что у него была безмятежная история и счастливая судьба? Не найти такого народа. История цивилизации, к сожалению, изобилует фактами поглощения слабых государств более сильными и организованными, почти непрерывной борьбы за независимость и сравнительно непродолжительных периодов возрождения и развития.

Все это испытало в разное время и население княжеств, составившее впоследствии беларуский народ. Чтобы выжить, давали отпор притязаниям соседей и набегам дальних завоевателей. Приглашали на княжение воевод из ближних земель, роднились с ними домами. По родству и к общей выгоде объединились с соседями в Великое Княжество Литовское. Называли себя литвинами или русами. Бывало, ссорились из-за наследства, колотили друг друга, мирились. Всякое было.

Случилось, что государственные мужи соседнего Королевства Польского сочли нужным пригласить великого князя Литвы Ягайлу на свой трон и отдать ему в жены свою королеву Ядвигу. Сделали. Объединили обе державы в одну, чтобы крепче противостоять враждебному окружению.

Не всем пришлось по душе объединение. Магнаты Великого Княжества Литовского не склонны были мириться с утратой былого влияния на политические события. Борьба велась и при правлении Ягайлы, и в последующие годы. Она продолжалась и после заключения Люблинской унии 1569 года, когда оба государства образовали Речь Посполитую. Литва отстаивала право на сохранение своего названия, своих законов, органов власти, военных сил, и ей это удавалось. До 1696 года сохранялся и свой государственный язык — беларуский.

Так и не сложилось единство в Речи Посполитой. Группировки влиятельных людей изнуряли одна другую в борьбе за власть, влияние, источники благосостояния. Обращались за содействием к другим странам, искали их покровительства, вступали в тайные и открытые соглашения. Результатом оказалось ослабление власти, снижение экономической и военной мощи, усиление влияния иностранных советчиков и печальный каскад последовавших разделов территории. Все это было здесь, с нами, коснулось непосредственно нашей истории, отразилось на судьбах наших предков. Достаточно ли мы знаем обо всем этом?

Нехватка исторических романов о событиях беларуской истории стала особенно ощутимой в последние годы. Хотя «Последний сейм Речи Посполитой» написан давно, наши современники практически не имели возможности читать его.

Светские дамы, офицеры, вельможи, балы, пикники, карточные игры, попойки, любовные интриги... Все есть в книге Владислава Реймонта, как того и требуют законы литературного жанра. Но не этим больше всего привлекает роман.

А тем, что перед нами проходит вереница исторических деятелей, своих и зарубежных, воспроизведены подробности событий, решительно изменивших дальнейшую судьбу беларуского народа. Речь идет о состоявшемся в Гродно сейме 1793 года, на котором был официально оформлен второй раздел Речи Посполитой между Россией и Пруссией. За двадцать лет до этого, при первом разделе, Россия уже отняла у Великого Княжества Литовского значительную часть Полоцкого и Витебского воеводств, все Мстиславское воеводство и восточную часть Рогачевского повета. Теперь к России отходили обширные территории к востоку от линии Браслав — Мир — Пинск. Для Речи Посполитой это был ощутимый удар. И был он еще болезненней оттого, что его подготовила и нанесла собственная правящая элита, запутавшаяся в паутине политических интриг.

Владислав Реймонт — польский писатель и истинный патриот своей страны. Понятны мотивы, побудившие его устами героев романа посылать проклятия отечественным предателям, а также прусским, шведским, русским и прочим злодеям, посягнувшим на достояние Речи Посполитой.

Конец XVIII века сложился для Речи Посполитой поистине трагически. Три раздела ее огромных владений положили ей конец. Во время описываемых событий общественное мнение имущих слоев населения остро отреагировало на происходящее. Произошло резкое размежевание позиций. Часть магнатов тяготела к России и способствовала падению Речи Посполитой. Другая же часть, тоже многочисленная и влиятельная, болезненно переживала потерю своих привилегий, владений, былого уклада жизни и всячески пыталась в создавшихся условиях сохранить прежние порядки. Достаточно сослаться на материалы следственных органов Российской империи, которые выявили на всей территории Беларуси разветвленную сеть тайных обществ и групп, члены которых добивались восстановления образования, судопроизводства, местного самоуправления по законам Речи Посполитой, возвращения землевладений католическому духовенству. Деятельное участие в этом движении принимали беларуские военные, чиновники, шляхта. Многие из них подверглись жестоким репрессиям.

А.Сапун

I

Вечерело. Ночь приближалась знойная, томительно душная, тихая, когда над Ботаническим садом на Городнице взвилась ракета, перистой стрелой пронизывая темноту.

По этому сигналу все деревья и кусты расцветились, одно за другим, разноцветными огоньками. Над портиком дворца, расположенного на небольшом возвышении, засверкали инициалы Сиверса, обрамленные венком из дубовых листьев, перевязанных лентами. В высоких же окнах зажглись красными колеблющимися огнями алебастровые, обвитые плющом урны.

Открылись внезапно широкие двери, волна света хлынула на террасу, уставленную изваяниями соблазнительно изогнувшихся богинь, амурами и мраморными вазами, и дружным твердым шагом вышло двенадцать пакжов в красных, плотно облегающих тело «чехчерах» и куртках, богато обшитых золотым позументом. В руках они несли зажженные факелы и стали в ряд на последней широкой ступеньке лестницы.

Через минуту явился пан Пулаский, окруженный многолюдным нарядным, веселым обществом. Ливрейные лакеи спешили вынести за ними кресла, стулья и скамейки, но гости собрались все у балюстрады, увешанной гирляндами цветов, пристально вглядываясь в безлюдную ленту ведущего из города шоссе.

Смолк даже шепот и смех, и только пан Пулаский суетился беспрестанно, поправлял на себе пояс, откидывая белые отмашные рукава, отдавал какие-то приказания дворне и музыкантам, размещенным в углу под колоннадой, и все беспокойнее скользил взглядом по шоссе и по иллюминованным лампионами кустам, поминутно покрикивая на ухо сгорбленному старичку, следовавшему за ним как тень:

— Не случилось ли там чего-нибудь недоброго, пан Боровский?

Боровский низко кланялся, подметая пол фалдами кунтуша, разводил беспомощно руками и молчал, не отступая от него ни на шаг. Друзья стали утешать его и шутливо успокаивать:

— Может быть, отдыхает еще после ужина у пани кастелянши.

— Или пришлось ехать к королю, его величеству.

— Даю слово, его задержали, наверно, спешные эстафеты.

— Такое опоздание еще не грех!

Несколько же важных панов из заправил сейма, стоявших в стороне, посмеивались тихонько над озабоченностью Пулаского:

— Это явная издевка над хозяином.

— Ничего, подождет, корона с головы у него не свалится.

— И так с него будет слишком много чести.

— Похоже на то, что посол испытывает маршальское терпение.

— Нашим сеймовцам, кажется, не привыкать стать и к большему невниманию, — заметил с вкрадчивой улыбочкой молодой человек с заостренным,

точно бритва, лицом, одетый в серый, с длинным хвостом, фрак, серебристый жилет и узкие кюлоты[1].

Вельможи сделали вид, будто не слышали, и только один, с выпятившимся далеко вперед животом и отвислым двойным подбородком, попробовал было пошутить:

— Хуже всего то, что жаркое превратится в подошву.

— Зато шампанское лучше охладится на льду.

— Попал ты в самую точку, пан Воина... А то я уж еле дышу от жары и наперед обещаю, что не струшу даже перед дюжиной пузатых бутылок.

— Пузо-то ваше, сударь, выдержит, а вот выдержит ли хозяйский погреб?

— Не тревожьтесь, сударь мой, за погреб. Питей там хватит. Сам видал своими глазами, как подъезжали к конторе возики, нагруженные доверху. А чьи возики? К чему копаться. Кому надо было, тот и прислал. Бутылочки звенели, любо-дорого!

Воина откинул назад слегка завитые волосы, разделенные спереди пробором и ниспадавшие черными кудрями на темно-синий ворот фрака, и, подперев подбородок золотым набалдашником трости, бросил небрежно:

— Ах да, я совсем забыл, что соседние державы несут расходы: не будет, значит, недостатка ни в чем и ни для кого.

— Платит, кто должен, пьет — кому охота, — ответил толстяк и, понизив голос, шепнул конфиденциально: — Бокамп стоит в двух шагах!