Герои «безгеройного времени» - Туровская Майя Иосифовна
Катрин Денёв, умирая, становилась убийцей; жертва вампира Шарон Тэйт превращалась в вампира же; Миа Фэрроу, попавшей в лапы ведьм, предстоит стать антимадонной...
Постепенно наивная Розмари начинает понимать, что запутана в сетях какого-то дьявольского заговора - знаменитый врач, пользующий ее не так, как обычные врачи, зелья, которые варит по его указаниям старуха соседка, боли, иссушающие ее, наконец старый друг, который собирается предостеречь ее и таинственным образом умирает, оставив ей в наследство книгу о ведьмах с зашифрованным сообщением, что ее сосед - сын того самого знаменитого колдуна, который когда-то был линчеван в этом доме...
Может быть, не стоило бы перечислять все эти перипетии сюжета, если бы дошедшая до отчаяния Розмари на девятом месяце беременности не бросилась к обыкновенному врачу и не перечислила ему эти и многие другие странности своей судьбы, ища в обыденности спасения себе и своему ребенку...
Естественно, разумному практикующему врачу этот перечень реальных бед и весьма странных подозрений показался стечением случайных обстоятельств, бредом больного мозга, и он, согласно врачебной этике, вернул пациентку ее опекуну...
На этом метания Розмари кончились, ее отконвоировали домой, где она родила младенца, которого сначала объявили ей умершим, а потом, услышав детский крик, она силой ворвалась в целый синклит ведьм, которые пестовали в колыбельке своего новорожденного владыку.
Мать есть мать, родила ли она бога, человека или дьявола.
Итак, призванная сыном линчеванного колдуна и главой секты к исполнению своих материнских обязанностей, Розмари становится мадонной секты и матерью Сатаны.
Так обозначается вполне современная и по-своему реалистическая формула фантастических фильмов Романа Полянского: зло даже в силовом поле чистой и противостоящей ему души рождает зло.
В основу разноликих сюжетов положен один и тот же динамический стереотип: юная и не тронутая пороком девушка становится сначала невинной и даже страдающей жертвой, а под конец - невольной носительницей зла.
Роман Полянский, в прошлом польский режиссер, ассистент Вайды и Мунка, года рождения 1933-го, светский человек, мистификатор в маскарадном костюме хиппи, не делает, упаси бог, фильмов о концлагерях, гетто и прочих реалиях польской истории эпохи второй мировой войны: он творит свои причудливые фантазии, как и свой странный быт, ради щекотки нервов пресыщенного современного человека.
Демистифицировав причуды фабулы, мы получим, однако ж, грустную историю, когда-то реалистически рассказанную в фильме Джило Понтекорво «Капо»: юная и невинная девушка, попав в концлагерь и ставши предметом домогательств, издевательств и насилия надзирателя, становится капо...
Думает об этом режиссер Полянский или нет, но ассоциации Освенцима, бездны реального концлагерного ада маячат за инфернальными чертами, проступающими в облике его героинь, мучимых вампирами и насилуемых дьяволом.
Невинность не обороняет их, ибо сопротивление возможно там, где его обеспечивает идея, как богоборчество требует присутствия бога. Мученичество есть единственная форма обретения ими духовности, а единственное содержание этой духовности - зло.
Так, продолжая в кино и в жизни траекторию своего движения к безднам, Полянский однажды проснулся живым персонажем одного из возможных вариантов своего фантастического фильма.
Суеверное сознание скажет по этому поводу: познавший бездны от бездн и погибнет. Мифологическое сознание рассмотрит это тотальное стечение обстоятельств в терминах рока и трагической вины. Трагическая вина отличается от обычной отсутствием прямой каузальной связи: возмездие постигает не того и не за то, оно имманентно.
Мой знакомый математик, прочитав эту историю, сказал: вот типический случай проявления статистических закономерностей.
Это не вымышленный персонаж, не вымышленный разговор и даже не вымышленное место для отступления.
Система координат, избранная мною для статьи, есть общественная мифология, о чем я честно предупредила читателя.
Но физико-математическая аналогия показалась мне небезынтересной, и я излагаю ее, насколько могла запомнить и понять.
Дело в том, что сегодняшняя наука знает два рода закономерностей: динамическую и статистическую. Динамическая закономерность, означенная именами Ньютона и Лагранжа, - исходит из того, что, зная начальное распределение сил, можно предсказать единственную траекторию частицы, удовлетворяющую этим условиям.
В XIX веке зародилась идея статистической физики и, значит, «размазанной причинности». Ее открыли, как это часто бывает, одновременно два человека противоположного душевного склада: Джошуа Уиллард Гибс и Людвиг Больцман. Один всю жизнь провел в провинциальном тогда Коннектикуте, печатался в провинциальных тогда коннектикутских ученых записках и имел при жизни провинциальную тогда коннектикутскую известность, потому что обогнал надолго свое время. Другой работал в блестящей Вене, был блестящим полемистом и, потому что надолго обогнал свое время, покончил с собой. Идея принадлежала XX веку.
Статистическая закономерность утверждает полную непредсказуемость единичного акта, которая превращается в вероятность или почти предсказуемость лишь на уровне массовидности. Сначала казалось, что проблема предсказуемости сводится к наиболее полному знанию исходных условий. Иначе говоря, что закономерности динамическая и статистическая сосуществуют.
Переход от классической механики Ньютона к квантовой физике XX века определил принципиально-вероятностную точку зрения или полное господство принципа статистического: нет точного местонахождения электрона, есть лишь волна вероятности. Был сформулирован принцип неопределенности Гейзенберга: само наблюдение за частицей - вмешательство светового луча - уже меняет ее местоположение.
Так, вмешательство средств массовой информации что-то необратимо меняет в судьбе протагонистов, подверженных эффекту публичности.
Так, волна вероятности принимает форму трагической вины или рока. Так, высокое дерево чаще притягивает молнию. Так, заглядывающий в бездны рискует увидеть там своего двойника. Так, столкновение вызывающего Сатану с Сатаной оказывается непредсказуемым и случайным, но обладающим известной долей вероятности в какой-то точке пространства и времени. В точке встречи как раз и возникает эффект Сенсации.
Точкой пространства оказалась вилла «Белл Эйр», времени - ночь 9 августа 1969 года, порождением бездны - не старухи из заколдованного дома, а вооруженные ножами девочки из мэнсоновской банды.
Вот как, путаясь в подробностях, рассказала Сьюзен Дениз Аткинс об этом убийстве, в котором не было иного смысла, кроме самого убийства.
«Мы не имели ни малейшего представления, кто в доме, Из большого холла мы прошли в жилые комнаты.
На кушетке лежал спящий мужчина лицом вниз, он проснулся, увидел Текса, принял его за друга дома и спросил: «Который час?» Текс поднял пистолет и сказал: «Не шевелись, или ты труп». Он выставил Линду на стрёме. Текс велел мне поглядеть в других комнатах. Я вышла в холл и прошла в спальню, где сидела женщина и читала книгу. Как выяснилось потом, это была Эбигайл Фолджер. Она подняла голову, я засмеялась и кивнула. В другой спальне я увидела мужчину и женщину - он сидел у ее ног. Текс все еще держал мужчину под дулом пистолета. Как выяснилось, это был Войцех Фриковский. Текс дал мне шнур и я связала ему руки за спиной. Мои руки тряслись, так что я с трудом могла завязать узел. Фриковский лежал, не говоря пи слова, потом стал повторять: «Что вы хотите, кто вы?» Текс ответил: «я дьявол, я здесь, чтобы сделать дело дьявола».
Может быть, если бы обитатели виллы не были под действием наркотиков, может быть, если бы они поняли, что происходит, и сумели оказать серьезное сопротивление, все было бы иначе. Их было четверо против четверых - двое мужчин и две женщины против трех жен щин и одного мужчины, правда, с пистолетом в руках. Но наркотики, но вымышленные кошмары, которыми они так часто искушали судьбу, ступая по самому краю бездны, - кто знает, не приняли ли они реальных убийц за плод воображения? Обитатели виллы слишком поздно осознали, что происходит нечто уже не вымышленное ими, не в наркотическом бреду, а наяву.
