Эрих Ремарк - Эпизоды за письменным столом
Меня подвели к довольно-таки потрепанному чучелу орла, у которого уже не было ни крыльев, ни лап, ни головы. Дружески похлопывая меня по плечу, мне вручили какую-то железяку, слегка смахивающую на ружье, и всячески подбадривали, торопя нажать на курок.
Я выстрелил наудачу, и в помещении тут же воцарилась мучительная тишина. Тело орла медленно наклонилось и рухнуло на пол. Я не верил своим глазам — я попал в цель, более того, я победил в состязании и, следовательно, выиграл главный приз — автоматическую маслобойку.
Лица моих новых друзей-собутыльников вытянулись; настроение заметно упало. Руководители праздника залились краской до корней волос. Мое наивное восклицание: «Надо же — случайно попал!» — было встречено ледяным молчанием. А кое-кто уже ворчливо высказывался по адресу понаехавших чужаков, желающих захапать у них приз, пусть, мол, убираются ко всем чертям.
Когда я направился к маслобойке, несколько коренастых деревенских парней с угрожающим видом стали стеной вокруг дорогостоящей машины. Непохоже было, чтобы они горели желанием составить почетный караул для победителя состязаний. Кулаки у них были слишком большого размера.
Даже прокурору пришлось бы признать, что меня ожидали побои, а вовсе не приз. Поэтому я поступил хитро: гордо вышел вперед и в тот момент, когда они уже хотели схватить меня, громко заявил, что отказываюсь от приза и желаю пожертвовать его в фонд лотереи для сбора средств на мощение деревенской улицы.
Ситуация моментально разрядилась. Ведь у наших селян такой золотой характер, они не могут долго сердиться. Однако от нового приглашения выпить я поспешно отказался, дабы отправиться на поиски Бла.
Сельский стражник был стройный парень, на котором прекрасно сидела форма. Он энергично втолковывал что-то девушке и был явно недоволен, когда я к ним подошел. Тем не менее стражник дружелюбно осведомился, куда мы держим путь, и радостно воскликнул, что ему надо в ту же сторону, не могли бы мы захватить и его, ведь тут недалеко, каких-нибудь тридцать километров, иначе он опоздает. Бла попросила за него, а поскольку в нашей машине, к сожалению, все три места расположены рядом, мы тронулись в путь теплой компанией. Мы прекрасно ладили друг с другом, то есть я рулил, а стражник болтал с Бла. Время от времени я обращал внимание на то, как пристально он смотрит в одну точку, но объяснил это его разгорающимся чувством. Простился он с нами чрезвычайно сердечно и, держа руку Бла в своей, пообещал вскоре дать о себе знать.
Что еще рассказать об этой странной поездке? Мы все же доехали до Нижней Саксонии и привезли оттуда огромнейший ржаной пряник весом чуть ли не в полсотни килограммов — тамошнюю достопримечательность — и копченый окорок. А вот легендарных трехцветных кошек почему-то не видели и лишь по чистой случайности все-таки приобрели одну изящную кошечку. Но жрет она непрерывно и теперь уже ростом с леопарда. О прочих событиях я предпочту умолчать.
Лишь один из нас сдержал слово: влюбленный стражник.
Он уже успел дать о себе знать, когда мы вернулись домой. Бла с видом победителя вскрыла несколько официальное с виду письмо. В конверте лежали два извещения о штрафе за превышение скорости в населенных пунктах X и Y. В качестве свидетеля был назван стражник Z, наблюдавший, находясь в машине, за стрелкой спидометра.
Вот почему взгляд у него был такой пристальный.
(1927)
Лисс и комплексный тест на пленэре
Лисс, как все женщины, не очень разбиралась в людях. А так как она была крайне общительна, то непременно попадала бы в неприятные положения и не смогла бы избежать разочарований, не обладай она очаровательной способностью почти всегда выпутываться из неприятных ситуаций.
Мы живем в эпоху всеобщей развращенности, и современному хлыщу, скрывающемуся под маской дружеского расположения, представляются довольно обширные возможности, чтобы втереться в доверие и завязать с виду безопасную дружбу, потом немного утонченности и ловкости — и вы уже одурачены.
Лисс знала это, и еще она знала, что от этого удара трудно увернуться, если он нанесен элегантно. В качестве контрмеры у нее был комплексный тест на пленэре.
Каждый раз, когда она замечала, что кому-то из ее знакомых удалось заинтересовать ее больше, чем она планировала, она приглашала его провести с ней день на природе. Утром она заезжала за обрадованным, ничего не подозревающим беднягой на своем двухместном автомобиле и уже через два часа поездки находила идиллическое место, отдаленное и безлюдное, где можно было остановиться и отдохнуть.
Лисс исходила из того, что современная жизнь редко дает передышку, а потому очень трудно как следует кого-то узнать. Всегда одно событие теснит другое, есть танцы, ревю и театры; есть книги, приглашения и так много знакомых, о которых можно посплетничать и таким образом заполнить паузу, что любой собеседник даже при средних способностях может найти способ использовать всю эту мишуру, чтобы прикрыть ею внутреннюю пустоту и не быть разоблаченным.
Но здесь все менялось. Конечно, нетрудно поразвлекать очаровательную женщину часок на полянке — но Лисс этого и не надо было. Она оставалась там не один часок, а шесть или восемь.
И тут начиналось то, что она называла комплексным тестом на пленэре. Уже на втором часу было обговорены все возможные актуальные темы и начинались паузы.
Третий час приносил с собой философию, обобщения, а также более длительные паузы и настоятельные предложения поехать куда-нибудь пообедать, с молчаливой надеждой найти в новой обстановке новые темы.
В этот момент Лисс всегда доставала с запасного сиденья сюрприз — хорошо продуманную корзинку для пикника, в которой, к горькому разочарованию молодого человека, было все, ну абсолютно все. Так что не нужно было куда-то ехать, можно было остаться на этой восхитительной лесной поляне.
Представьте себе: два часа деревья, четыре часа деревья, шесть часов деревья и необходимость развлекать немного ироничную, но очень любезную женщину. Природы в качестве темы для разговора хватало на десять минут; если бы это было светское место, где много людей, можно было бы спастись остроумными замечаниями. Но что остроумного можно сказать о чирикании зяблика!
Этот фон разоблачал безжалостно, он отличал болтуна от хорошего собеседника, он обнаруживал все тщательно скрываемое, иначе было просто нельзя — здесь блефовать было невозможно, приходилось показывать нутро, в эти беспощадные часы без особого труда обнажалась душа.
В чем бы это ни выражалось: в медленно проступающей, всегда производящей дурацкое впечатление навязчивости, в постепенно становящейся бессмысленной болтовне, в отказывающей выдержке, — Лисс всегда с радостью отвозила своих кандидатов домой; некоторых через три, некоторых через четыре часа, более сильных пациентов иногда даже только через восемь. Выдерживали лишь немногие.
Но был один, который первые полчаса наслаждался природой, а потом, блаженно растянувшись, заснул и проснулся лишь десять часов спустя. За это время Лисс хорошо поразмыслила обо всем и о нем тоже.
Сейчас она его жена.
(1927)
Рекорд Йозефа
Человек, весящий сто килограммов, не должен носить имя Йозеф. Для такого веса лучше подходят американские имена: Тэд или Джек или, может быть, Билл. А если к этому еще добавить голову, напоминающую шар для кегельбана, лицо младенца и всегда прекрасное настроение, то можно понять жену Йозефа, которая нуждалась в развлечениях и поэтому рассматривала его только как некоторое подобие сенбернара, которому требуется много корма и сна. Правда, Йозеф во сне выглядел не так красиво.
Он любил хороший завтрак и быстрый автомобиль — это были две его страсти. Как почти все толстяки, он прекрасно водил. И благодаря этому однажды ему удалось добиться серьезного рекорда, который на несколько дней заставил всех окружающих сильно задуматься.
В полдень его жена пожаловалась на мигрень. Он достал чековую книжку, чтобы выписать «рецепт», но, к его удивлению, это не помогло. Головокружение и боли усиливались; пришлось отказаться от теннисного матча, а вечером даже от концерта знакомого пианиста. Вызвали врача, через час — второго. Ближе к полуночи оба заявили, что речь идет, очевидно, об очень сложном случае, и указали на одного берлинского доктора и эксперта. Разумеется, необходимо поторопиться.
Йозеф жил примерно в 220 километрах от Берлина. Он попытался дозвониться. Не получилось. Профессора не удалось застать дома. Йозеф побежал в комнату к больной, где отметил откровенную беспомощность врачей. Он ненадолго задумался и спросил, не будет ли поздно, если специалист прибудет через пять часов. Ему ответили, что это — крайний срок.
