37 французских философов, которых обязательно надо знать - Ирина Анатольевна Мудрова
Наши истинные учителя – опыт и чувство.
Истинное воспитание состоит не столько в правилах, сколько в упражнениях.
Величайшая ошибка при воспитании – это чрезмерная торопливость.
Час работы научит большему, чем день объяснений, ибо если я занимаю ребёнка в мастерской, его руки работают в пользу его ума: он становится философом, считая себя только ремесленником.
Родина не может существовать без свободы, свобода без добродетели, добродетель без граждан.
Воспитать граждан – дело не одного дня; и чтобы иметь граждан-мужей, нужно наставлять их с детского возраста.
Великий секрет воспитания – в уменье добиться того, чтобы телесные и умственные упражнения всегда служили отдыхом одни для других.
С первой минуты жизни надо учиться быть достойными жить.
Скучные уроки годны лишь на то, чтобы внушить ненависть и к тем, кто их преподаёт, и ко всему преподаваемому.
Люди испорчены; они могли быть ещё хуже, если бы имели несчастье родиться учёными.
Науки и искусства обязаны своим происхождением нашим порокам; мы бы меньше сомневались в их достоинствах, если бы своим происхождением обязаны они были нашим добродетелям… Не будь людской несправедливости, зачем понадобилась бы нам юриспруденция?
Что сталось бы с историей, если бы не было ни тиранов, ни войн, ни заговорщиков?
Имейте в виду, что никогда незнание не делает зла; пагубно только заблуждение. Заблуждаются же люди не потому, что не знают, а потому, что воображают себя знающими.
Язык ума будет услышан, если он проходит через сердце.
Из всех способностей человека разум, представляющий собою объединение всех других, развивается труднее всего и позже всего.
Мудрец вовсе не гонится за богатством, но он не равнодушен к славе; и когда он видит, как дурно она бывает распределена, его добродетель, которую дух соревнования оживил бы и сделал бы полезною для общества, начинает томиться и постепенно угасает в нищете и безвестности.
Состояние размышления – это уже состояние почти противоестественное, а человек, который размышляет, – это животное извращённое.
Разум человеческий многим обязан страстям, которые, по общему признанию, также многим ему обязаны.
Дураки не бывают застенчивы, хотя застенчивость принимает все виды глупости.
Занимаясь делом, говорят только тогда, когда есть что сказать; но в безделье является потребность говорить беспрерывно.
Вообще люди, мало знающие, много говорят, а те, которые много знают, говорят мало.
Красноречие производит сильное, но зато минутное действие. Люди, легко поддающиеся возбуждению, так же легко и успокаиваются.
Холодное и мощное убеждение не производит такого подъёма; но если оно охватило человека, оно проникает в него, и действие его неизгладимо.
Акцент – это душа языка, он придаёт ему не только чувство, но и достоверность.
Как бы ни был правдив человек, раз он католический епископ, ему приходится лгать.
Суеверие – один из ужаснейших бичей рода человеческого.
Злоупотребление чтением убивает науку. Чрезмерное пристрастие к чтению создаёт лишь самонадеянных невежд.
Христианство – это религия всецело духовная, занятая исключительно делами небесными; отечество христианина не от мира сего. Он исполняет свой долг, это правда; но он делает это с глубоким безразличием к успеху или неудаче его стараний. Лишь бы ему не за что было себя упрекать, а там – для него не важно, хорошо или дурно обстоит все здесь, на земле.
Опаснейший подводный камень для правосудия – это предубеждение.
Чем более неистовы страсти, тем более необходимы законы, чтобы их сдерживать.
Только в отношении людей со средним достатком законы действуют со всей своей силой; они в равной мере бессильны и против сокровищ богача, и против нищеты бедняка; первый их обходит, второй от них ускользает; один рвёт паутину, а другой сквозь неё проходит.
Сила законов зависит ещё больше от собственной их мудрости, чем от суровости их исполнителей; а общественная воля получает наибольший свой вес от разума, которым она продиктована.
Опыт давно уже приучил народ быть благодарным своим правителям за то, что они ему не причинили всего того зла, какое они могли ему причинить, и обожать своих правителей, когда народ им не ненавистен. Глупец, которому повинуются, может, как и всякий другой, карать преступления – настоящий государственный деятель умеет их предупреждать; он утверждает свою достойную уважения власть не столько над поступками, сколько, в большей ещё мере, над волею людей.
Сила не творит право, и люди обязаны повиноваться только властям законным. Слова «рабство» и «право» противоречат друг другу; они взаимно исключают друг друга. Такая речь: «Я с тобой заключаю соглашение полностью за твой счёт и полностью в мою пользу, соглашение, которое я буду соблюдать, пока это мне будет угодно, и которое ты будешь соблюдать, пока мне это будет угодно» – будет всегда равно лишена смысла, независимо от того, имеются ли в виду отношения человека к человеку или человека к народу.
Законы – это лишь условия гражданской ассоциации. Народ, повинующийся законам, должен быть их творцом: лишь тем, кто вступает в ассоциацию, положено определять условия общежития.
Цензура может быть полезна для сохранения нравов, но никогда – для их восстановления. Учреждайте цензоров, пока законы в силе; как только они потеряли силу – все безнадёжно; ничто, основанное на законе, больше не имеет силы, когда её не имеют больше сами законы.
Все, что нарушает единство общества, никуда не годится; все установления, ставящие человека в противоречие с самим собою, не стоят ничего.
Не знаю, как это получается, но хорошо знаю, что более всего мошенничеств оказывается именно в тех делах, в которых больше всего реестров и счётных книг.
Мудрый законодатель начинает не с издания законов, а с изучения их пригодности для данного общества.
Вместо того чтобы обуздывать роскошь при помощи законов против роскоши, лучше предупреждать её при помощи такого управления, которое делает её невозможною.
Это великолепное средство научить все подчинять Закону – когда все видят, как возвращается к частной жизни человек, которого столь уважали, когда он был в должности; и для него самого уверенность в том, что он когда-нибудь опять станет частным человеком, преподаёт ему великий урок блюсти права частных лиц.
Частые помилования предвещают, что вскоре преступники перестанут в них нуждаться, а
