Джентльмен с Медвежьей Речки - Роберт Ирвин Говард
Я позволил им делать все, что пожелают, помня слова папаши: не оказывай сопротивления представителям закона. Тем временем снаружи стало шумно, не иначе, собралась целая толпа народу. Вскоре в амбар заглянул тощий старый оборванец с бакенбардами и рявкнул:
– Слушай, Мак, черт бы тебя побрал! У меня ожидает отправки с вечерней почтой крупная партия золота, а весь чертов город собрался глазеть на это ваше безобразие! Что, если Индеец Сантри со своей бандой пронюхает об этом?
– Ну, – протянул Маквей, – я пошлю к тебе Кёрби, пусть поможет сторожить.
– Пошлешь ты меня, как же, – сказал Кёрби. – Я тут же откажусь быть помощником шерифа, и всего делов. Я поставил все до последнего цента и не намерен пропустить представление.
– Ну, отправь кого-нибудь другого! – упорствовал чудаковатый старикашка. – У меня и так с этим магазином забот по горло, а еще за станцией следи, да за почтой… – Он исчез, бормоча что-то себе под нос, а я спросил:
– Это кто такой был?
– А-а, – сказал Кёрби, – это старик Брентон, хозяин магазина, что на другом конце города, на восточной стороне улицы. И почта у нас там же.
– Так он-то мне и нужен, – говорю. – Есть там у вас на почте одно письмо…
Тут в амбар ввалился еще один незнакомец и выкрикнул:
– Ну что там, все готово? Народ уже теряет терпение!
– Готово, – ответил Маквей и накинул мне на плечи тряпку – «халат», как он выразился.
Вместе с Кёрби и Ричардсом они подхватили полотенца, ведра с водой и прочую ерунду, и мы все вместе вышли через дверь напротив. На улице собралась целая толпа, все улюлюкали и палили в воздух. Я хотел было скрыться в амбаре, но меня удержали и успокоили, что все в порядке. Мы пробивались сквозь толпу – в жизни не видел столько сапог и револьверов разом, – пока не очутились перед каким-то загоном, сделанным из четырех столбов, вбитых в землю, и натянутых между ними веревок. Мне сказали, что это «ринг», и велели залезать внутрь. Ну, я так и сделал. Земля внутри оказалась ровнехонько утоптанной и твердой. Мне велели садиться на табурет в углу; я послушался, и меня завернули в какую-то робу, словно индейца.
Тут все снова закричали, и несколько человек (из Ганстока, так мне Маквей объяснил) перешагнули через веревки с другой стороны ринга. Один из них был одет в точности как я; никогда в жизни не видал такого смешного человека. Уши как два кочана капусты, сплющенный нос, начисто выбритая голова, а череп гладкий, словно пуля. Он сел в углу напротив меня.
Затем еще один незнакомец вскочил, замахал руками и громогласно протрубил:
– Джентльмены, всем вам знакома предыстория этого поединка. Мистер Бэт О’Тул, будучи проездом в Ганстоке, изъявил желание побить любого, кто решится выступить против него. Томагавк ответил на вызов и пригласил из Денвера самого мистера Костолома Макгурти, что родом из Сан-Франциско!
Он указал на меня пальцем, и все тут же загалдели, принялись палить в воздух, а я сконфузился и весь покрылся холодным потом.
– Этот поединок, – продолжал незнакомец, – проводится согласно правилам Лондонского профессионального боксерского сообщества, то есть согласно тем правилам, которых придерживаются на чемпионатах. Никаких перчаток, раунд оканчивается, когда один из бойцов окажется в нокдауне. Поединок оканчивается, когда один из бойцов не сможет подняться на ноги за время моего отсчета. Я, Юкка Блэйн, буду судить этот поединок, поскольку я родом из Жеваного Уха, и, следовательно, беспристрастен. Все готовы? Начали!
Маквей спихнул меня с табурета, стащил с меня халат и вытолкнул на середину ринга. Я чуть не помер от смущения, но заметил, что парень по фамилии О’Тул одет в такое же безобразие. Он подошел ко мне и протянул руку. Мы обменялись рукопожатием, а затем безо всякого предупреждения он врезал мне в челюсть слева. Сильно так врезал, будто мул лягнул. Я упал и треснулся головой о землю. О’Тул зашагал обратно в свой угол, а ганстокцы принялись плясать и обниматься, в то время как жители Томагавка недовольно рычали, хватаясь за револьверы и вертя в руках охотничьи ножи.
Не успел я подняться, как Маквей и его помощники вскочили на ринг, оттащили меня в угол и облили водой.
– Сильно прилетело? – громко осведомился Маквей.
– От кулака-то? Разве кулаки могут кому-то навредить? – удивился я. – Я бы и не свалился, да только он застал меня врасплох. Я же не думал, что он меня колошматить вздумает. Раньше я в такие игры не играл.
Полотенце, которым Маквей махал вокруг меня, выпало у него из рук. Он побледнел.
– Ты что же это… разве ты не Костолом Макгурти из Сан-Франциско? – взревел он.
– Не-ет, – отвечаю, – я Брекенридж Элкинс с Гумбольдтских гор. Приехал получить на почте письмо для папаши.
– Так ведь кучер нам описывал, во что был одет Макгурти… – начал было он.
– Видите ли, какой-то индеец стащил мою одежку, – объяснил я, – поэтому мне и пришлось позаимствовать тряпье у одного господина. Может, это и был ваш мистер Макгурти.
– Что там у вас? – спросил Кёрби. Он притащил еще одно ведро воды. – Следующий раунд того и гляди начнется.
– Нам крышка! – рявкнул Маквей. – Это никакой не Макгурти! Это чертов деревенщина, спустившийся с гор! Он укокошил Макгурти и стянул его одежду!
– Мы пропали! – в ужасе вскрикнул Ричардс. – Томагавк поставил на кон все свои деньги, хотя никто даже в глаза не видал, кого мы притащили! Всему виной доверие и гражданская гордость. Теперь нам уже деваться некуда. Томагавку конец! Что нам делать?
– Пускай идет и дерется, черт бы его побрал, – рассудил Маквей, достал пистолет и ткнул дуло мне в спину. – А после боя мы его повесим.
– Так ведь он никакой не боксер! – простонал Ричардс.
– Плевать, – сказал Маквей. – На кону честное имя нашего города; Томагавк обещал выставить О’Тулу соперника и…
– А-а! – осенило меня. – Так мы должны драться, что ли?
Маквей зарычал, Кёрби схватился за револьвер, но в эту секунду судья объявил начало раунда, и я вскочил и бросился на О’Тула. Если им нужна всего лишь драка – прекрасно, будет им драка. Все эти мудреные правила, вопли и прочая ерунда так меня запутали, что я не сразу понял, чего от меня хотят. Я врезал О’Тулу со всего маху, но он уклонился и стал колошматить меня в ответ – в живот, в нос, в ухо и в глаз. Брызнула кровь, толпа взревела, а этот кретин встал столбом, как огорошенный, и процедил сквозь зубы:
– Ты человек или медведь? Почему не
