Томас Бриджер - Маленький большой человек

Оставив семью приютивших меня индейцев, я отправился в Мускуки, местную столицу, намереваясь сесть там в почтовый дилижанс и добраться до Канзаса, а оттуда — до «Юнион Пасифик», разыскать Керолайн и Френка Дилайта, а также одолжить у последнего, уже наверняка ставшего моим шурином, немного денег.

Я прошел до Мускуки сорок миль. Денег на дилижанс у меня, разумеется, не было, но за плечами я нес мешок с отлично выделанными кожами, которые и собирался выгодно продать. Добравшись до того, что я принял за грязную городскую окраину, я ускорил шаг. Один ряд покосившихся домишек сменялся другим, другой — третьим а сам город все не показывался. Тогда, обратившись к старому нефу, загонявшему в хлев свиней, я осведомился:

— А скажи-ка мне, дядюшка, как попасть в Мускуки?

Тот озадаченно почесал в затылке и ответил:

— Да ты, парень, считай, уже его прошел.

— В самом деле? Мне бы найти станцию почтовых дилижансов.

— Станцию? Пройдешь эту улицу до конца и свернешь за угол. Но я бы на твоем месте сейчас туда не ходил, парень Ее, похоже, грабят.

Едва он договорил, как где-то неподалеку затрещали выстрелы, а из-за угла выскочила ошалевшая лошадь с трупом поперек седла и понеслась прямо на нас. Старик еле успел прыгнуть в канаву и утащить меня за собой. Пока мы выбирались из жидкой грязи, он сообщил, что за день до этого кто-то пристрелил шерифа.

Я поблагодарил его и отправился на станцию, полагая, что нападавшие там уже все украли и убрались восвояси.

Почтовый агент лежал посреди пола, в тонких деревянных стенах зияли здоровенные дыры. Я стоял и смотрел на этот разгром, успокаивая себя тем, что, поскольку денег у меня все равно пока нет, моих планов он не нарушает, когда снаружи раздался топот копыт и в помещение ввалились три отвратных вооруженных типа.

Они посмотрели сначала на меня, затем на мертвого агента, и их главарь сказал остальным:

— Говорил я вам, что мы опоздаем! Этот болван нас опередил.

Потом он вызывающе осклабился и с гордостью заявил мне:

— Мы уже не раз брали эти чертовы станции и, если бы не ты, справились бы и сейчас. Но по дороге нам попался сам дилижанс. Мы его остановили и сожгли. А сначала мы убили кучера, охранника и всех пассажиров. Ох, была среди них одна киска, так мы ее сперва продернули по нескольку раз каждый, а уж потом ухлопали…

Как вы уже, наверное, поняли, меня не так-то просто запугать. Больше всего в тот момент меня смущало отсутствие ружья. Стоило этим негодяям догадаться об истинном положении вещей, и мой труп тут же составил бы компанию тому парню на полу. Но пока они ничего не заподозрили и продолжали считать, что ограбление станции — моих рук дело, этим следовало воспользоваться.

— Моим парням это не понравится, — ответил я. — Они сами собирались захватить дилижанс и сейчас уже, должно быть, спешат обратно, горя желанием разобраться с теми, кто присвоил их законную добычу.

— И сколько их у тебя? — поинтересовался главарь.

— Девятнадцать или двадцать, точно не помню.

Похоже, мой ответ произвел должное впечатление, поскольку главарь тут же принялся хвастаться:

— Ты наверняка уже слышал обо мне, а? О Попрыгунчике Джонни? Меня тут каждая собака знает. И никому еще не удалось сладить со мной, хотя многие и пытались. Я их всех положил. И со мной всегда мои добрые кузены, — он кивнул в сторону двух других, — Курильщик Джим и Петушок. У Петушка нет языка, ему его то ли отстрелили, то ли отрезали. Он не говорит, но от этого только злее.

— Первый раз слышу, — ответил я. — Вы же все тут — мелочь пузатая, а мы с ребятами — из Сент-Луис, возвращаемся из Техаса, а здесь просто остановились поразмяться и срубить пару лишних долларов. Отсюда мы двинем в Канзас и намерены вывернуть весь этот вонючий штат наизнанку.

Петушок что-то промычал, а Курильщик Джим направился к выходу. Через секунду раздался выстрел, и, выглянув наружу, я увидел, что бандит решил поупражняться, выбрав в качестве мишени закрученный хвостик праздношатающейся свиньи.

— Мой кузен, — заметил Попрыгунчик Джонни, — лучший по части убийств и грабежа. Я вот че подумал, может, нам присоединиться к твоим парням? Идея с Канзасом мне подходит.

Он посмотрел на меня с выражением подростка, просящего папочку взять его с собой на рыбалку. Подобной наивности я просто не ожидал, но, вглядевшись повнимательнее в его давно не мытое лицо, понял, что он — метис, а стало быть, носил в своих жилах изрядную часть индейской крови.

С видимой неохотой я все-таки согласился принять их в свою несуществующую банду, ни секунды, впрочем, не желая путешествовать дальше в подобной компании. Я сказал, что должен встретиться с «остальными» в двадцати милях к северу, и послал их вперед.

Однако они перепугались, решив, что я отправляю их на верную смерть, и довольно недвусмысленно потребовали от меня верительных грамот. Пришлось отправиться с ними, хорошо еще, что у одного из этих кретинов оказалась запасная лошадь. Уже начинало смеркаться, когда я указал на первое попавшееся дерево у дороги и заявил, что мы прибыли на место встречи. Никого нет? Нестрашно, значит, где-то задержались.

Мы разожгли костер и поужинали беконом с бобами. Курильщик Джим заявил, что отправится на разведку. Я только пожал плечами. Примерно через час он вернулся страшно довольный. На нем была новая шляпа, у седла болтались мешки с сахаром и пшеницей, а в каждой руке он держал по здоровенной фляге виски. Оказывается, за ближайшим холмом располагалась ферма, которую он и навестил.

Я искренне пожалел ее несчастных обитателей, но сделать все равно ничего не мог. Мне пока везло, а так уж всегда бывает — кому-то везет меньше.

На все вопросы относительно своих собратьев я уверенно отвечал, что уж к утру-то они точно объявятся, и бандиты, успокоившись, принялись за виски. Когда показалось донышко первой фляги, в Попрыгунчике внезапно прорезалась любовь к поэзии, и, роняя слезы на пустую бутыль, он принялся декламировать вирши собственного сочинения:

Тебя любил всю жизнь я,

Из женщин ты — всех краше.

От пули ты хранишь меня,

Любимая мамаша!

Тому уже лет шесть иль пять,

Как закопал тебя я.

На небесах — там благодать,

Звучат там арфы рая…

Там было еще строф двадцать, но я запомнил только эти. Слезы его катились все обильнее и обильнее, и вдруг, в пароксизме пьяного горя, он схватил ружье и всадил Курильщику пулю между глаз. Потом двумя выстрелами Попрыгунчик угрохал Петушка, который мирно спал неподалеку от костра, а затем выпустил остаток магазина своего шестнадцатизарядного карабина в тюк свернутых одеял, приняв его, видимо, за меня.