Томас Бриджер - Маленький большой человек

Если вы хоть немного знакомы с армейской жизнью, то поймете, что разговор тут же переключился на сальности. Я отправился дальше. Чтобы убить Кастера, его надо было сначала найти, причем не вызывая подозрений.

Пленные шайены сидели плотным кольцом вокруг двух небольших костров и спали. Ничто на свете не может лишить краснокожего сна. Чуть дальше, на приличном расстоянии от основного табуна, стояли низкорослые индейские лошадки. По углам лагеря пылали огромные сторожевые костры. Совершенно бесполезная охрана, ведь индейцы никогда не воюют по ночам. А враг между тем давно уже проник в лагерь.

Я имею в виду себя. Так, переходя от костра к костру, я нашел наконец Кастера. Он расположился отдельно от своих офицеров, на вершине небольшой возвышенности, и, сидя прямо на земле, писал что-то при желтом свете костра. Его денщик, исполнявший скорее роль обычного слуги, подбрасывал в огонь дрова, которые несколько бедняг рубили всю ночь в лесу и таскали в лагерь.

Дождавшись, когда денщик отправился возобновлять запас дров, я подошел к нему и спросил:

— Как дела у генерала?

Слуга, как я и ожидал, оказался достаточно недалеким малым. Ему явно льстила роль связующего звена между великим человеком и внешним миром. Даже не поинтересовавшись, откуда я взялся и что мне, собственно, понадобилось, он ответил:

— Можешь не беспокоиться, все отлично. Подай-ка мне эту пару поленьев.

— Я просто подумал, что он, должно быть, ужасно измотан.

Денщик рассмеялся и сказал:

— Очень нужна ему твоя забота! Да он, если хочешь знать, может вообще не спать и не есть. Разбив одних краснозадых, он тут же принимается за других.

— Я видел, он что-то пишет?

— Да, письмо жене. Он делает это почти каждый день.

В те времена не было еще ни почтовых ящиков, ни особых курьеров, так что Кастеру приходилось посылать одного из своих солдат за добрых сто-двести миль, дабы отправить письмо. Воистину этот молодой генерал был для младших чинов хуже, чем кактус для лошади.

Стоило мне уже решить, что я втерся к денщику в доверие, как тот, подозрительно прищурившись, спросил:

— А че это ты тут вынюхиваешь? Хочешь занять мое место?

— Ни в коем случае, — поспешно ответил я. — Мне для этой работы мозгов не хватит. Просто меня всегда восхищали герои. Сам-то я этим утром едва в штаны не наложил от страха, а как посмотрел на нашего генерала, так сразу и успокоился.

— Ладно, — сказал он, — можешь даже взглянуть на него поближе. Но это надо заработать. Бери дрова и пошли за мной, свалишь их шагов за десять от костра.

— Послушай, а не мог бы я положить их прямо у ног этого великого человека?

От такой наглости денщик даже опешил. Однако я пообещал ему тринадцать долларов, и это решило дело. Мне дозволили положить дрова у огня с условием, что я немедленно вернусь назад.

При моем приближении генерал даже головы не повернул, продолжая что-то быстро писать. Я же стоял и смотрел на него, а у меня перед глазами прыгали жирные газетные заголовки, гласящие: «ПРЕДАТЕЛЬСКОЕ УБИЙСТВО НАРОДНОГО ГЕРОЯ», «ЖЕРТВА ФАНАТИКА» — и так далее, под которыми мне виделось мое собственное изображение с окровавленным ножом в руке и зверским оскалом на лице.

Бог знает, сколько времени я предавался этой детской чепухе. Да, сэр, если уж вы решили кого-то убить, то делайте это сразу, не давая воли воображению. Пока я переминался с ноги на ногу, Кастер, так и не подняв глаз от бумаги, сказал:

— Можешь принести мне кофе.

Наверное, я просто растерялся. Может быть, у меня вообще никогда бы не хватило духу хладнокровно прирезать человека. Не исключено, что жизнь Кастеру спас его собственный спокойный, уверенный голос, что изменило тем самым сам ход Истории. Не знаю. Считайте меня трусом, если хотите, но я просто не смог перерезать глотку человеку, пишущему письмо жене и собирающемуся выпить чашечку кофе.

— Есть, сэр! — подобострастно ответил несостоявшийся убийца, то есть я, и поплелся назад, туда, где меня ждал денщик. — Придется тебе повозиться, — сказал я ему. — Генерал желает принять ванну.

Не вижу смысла посвящать вас во все подробности моего бегства из седьмого кавалерийского полка. Скажу лишь, что я оттуда удрал, причем той же ночью. Так было надо. Нет, я не отказался от своего решения когда-нибудь убить Кастера, просто мне внезапно захотелось быть от него подальше. Возвращаться же к шайенам не имело ни малейшего смысла. Я пошел куда глаза глядят.

Я хотел оказаться в каком-нибудь городе, раздобыть денег, неважно где и как, а также купить себе фрак и револьвер с перламутровой рукояткой. А затем, одевшись соответствующим образом и прогуливаясь по улицам, скажем, Топеки или Канзас-Сити, я бы повстречал генерала Кастера под ручку с его очаровательной женой. «Мое почтение, миссис», — сказал бы я и отозвал ее мужа на пару слов. «Сэр, — заявил бы я тогда генералу, — просто не могу не сообщить вам, что вы — сукин сын». Как джентльмен, он бы немедленно потребовал сатисфакции. Мы бы встали с ним спина к спине, отмерили каждый по десять шагов, повернулись и выстрелили бы друг в друга. Через мгновение он бы уже валялся на земле в луже крови. Склонившись над ним с еще дымящимся револьвером в руках, я бы успел уловить последние слова умирающего: «Сэр, вы честный человек!.. «

Я очнулся в хижине индейцев племени Ручья. Хозяин дома наткнулся на мой окоченевший труп и притащил его к себе, уже почти ни на что не надеясь. Как позже выяснилось, вместо того, чтобы направиться на север, к Канзасу, я двинул на восток, пересек Симоррон и, видимо, вознамерился пройти все земли индейцев по диагонали. Полный бред, но дело было ночью, а в прерии нет ничего проще, как сбиться с пути. Вот эта-то прерия и чуть не стала моей последней постелью.

У индейцев я прожил до весны шестьдесят девятого года, ходил с ними на охоту, но, когда они стали распахивать землю, во мне проснулось чисто шайенское отвращение к подобным занятиям.

Племя приняло меня за дезертира, за что немедленно полюбило, поскольку имело свой собственный зуб на армию. Эти индейцы, хотя и вели оседлую жизнь, симпатизировали своим кочевым собратьям, особенно после того, как по окончании Гражданской войны федеральное правительство вышвырнуло их вместе с чокта и чероки с западных земель и отправило, как и шайенов, в резервации, каждая из которых пережила рано или поздно свою битву при Уошито.

В те времена по восточным штатам бродило несметное количество дезертиров и освобожденных черных рабов, оставшихся после победы северян без дома и работы. Первые, в отличие от вторых, нередко объединялись в банды и грабили всех подряд, так что даже в нищей хибаре на краю бесплодного поля величиной с носовой платок жить было небезопасно. Уверен, что поговорка «К западу от форта Смит Бога нет» появилась именно тогда.