Джеймс Купер - Зверобой
— Что делать, гурон, победа на твоей стороне! — отвечал Зверобой, выпрыгнув на берег и следуя за индейским вождем. — Случай помог тебе неожиданным образом, и я опять твой пленник. Надеюсь, однако, ты согласишься, что я умею освобождаться из плена, по крайней мере, так же, как держать данное слово.
— Брат мой быстр, как лось, — возразил гурон, — и у него длинные ноги. Но все же он не рыба и не умеет отыскивать дорогу в озере. Мы не хотели в него стрелять, потому что рыба ловится сетью, а не ружьем.
— Ты можешь говорить, что хочешь, Райвенук, и я не стану с тобой спорить. Успех на твоей стороне. Скоро, я полагаю, ваши женщины будут меня ругать и злословить на мой счет, но ты можешь сказать, что если бледнолицый слишком упорно защищает свою жизнь, когда имеет на это законное право, то он умеет и расстаться с жизнью, когда наступит час. Я ваш пленник: делайте со мною, что угодно.
— Брат мой долго бегал по горам и сделал приятную прогулку по воде, — сказал Райвенук более мягким тоном, обнаруживая, очевидно, мирные намерения. — Видел он леса, видел и воду. Что ему понравилось лучше? Вероятно, он одумался и готов послушаться доброго совета.
— Объяснись, гурон! У тебя непременно что-нибудь на уме. Чем скорее ты скажешь, тем скорее получишь мой ответ.
— Ладно, пойдем прямо к цели. Нет никаких изворотов в словах моего брата, хотя на бегу он быстрее и хитрее всякой лисицы. Нет больше тумана на его глазах, и уши его открыты: я буду говорить. Сумаха теперь еще беднее, чем прежде. Еще недавно были у ней муж, брат и дети. Муж отправился в свой вечный поход без нее, не сказав ей прощального слова. В этом не его вина! Волк был добрый муж. Всего было у него вдоволь; сердце радовалось, когда заготовлял он на зимнее время уток и гусей, и когда в его вигваме висели медвежьи шкуры. Уехал бедный Волк, и нет ни зверя, ни дичины. Кто же станет доставлять съестные припасы его вдове и осиротелым детям? Думали мы, что брат не забудет свою сестру и озаботится о ее продовольствии на будущую зиму. Теперь и Барс отправился за Волком на вечную охоту. Оба они взапуски бегут в плодородную землю блаженных духов, перегоняя один другого. Некоторые из нас полагают, что Волк вообще бегает очень скоро, тогда как другие уверены, что Барс слишком легок на скаку. Сумаха думает, что оба они зайдут далеко, и уже ни один не воротится назад. Кто же станет кормить Сумаху и бедных ее детей? Разумеется, тот, кто сказал ее мужу и брату, чтоб они выбрались из своего вигвама и оставили его самого на их месте. Человек этот — великий охотник. Мы уверены, что дичи будет вдоволь в том вигваме, где он будет жить.
— Да, гурон, ты мастер говорить, но слова твои не для ушей белого человека. Слыхал я, правда, есть и бледнолицые, для которых позорный плен все же лучше, чем мучительная смерть. Но я не из таких: уж лучше смерть, чем насильная женитьба.
— Авось, брат мой успеет одуматься, когда вожди выйдут на совет. Приговор ему будет объявлен. Пусть он припомнит и подумает, как больно терять вместе мужа и брата. Броди покамест. Твое имя произнесут, когда нужно.
Этот разговор происходил наедине. Из всего лагеря, располагавшегося на этом месте часа два тому назад, повидимому, оставался только один Райвенук. Другие, казалось, оставили его совершенно. Единственными признаками недавнего кочевья были только полупотухшие огни и многочисленные следы от мокассинов. Эта неожиданная и совершенно внезапная перемена чрезвычайно озадачила Зверобоя, так как ничего подобного он не видел во все время своего пребывания между делаварами. Он подозревал, и не без основания, что гуроны хотели навести на него страх этой таинственной переменой.
Райвенук углубился в чащу леса и оставил Зверобоя одного. Посторонний наблюдатель мог бы подумать, что молодому охотнику предоставили полную свободу, но Зверобой, несмотря на всю трагичность своего положения, отлично понимал, что он вовсе не может свободно располагать собою. Не зная, однако, до какой степени гуроны задумали довести хитрость, он решился спокойно выжидать решения своей судьбы. Притворившись хладнокровным, он начал ходить взад и вперед, приближаясь постепенно к тому месту, где пристала его лодка. Вдруг он ускорил шаги и, пробравшись через кустарник, вышел на берег. Лодка исчезла и ни по каким признакам нельзя было догадаться, куда ее поставили.
Тогда Зверобой понял лучше свое положение. Он был пленником на этой узкой полосе земли, и побег мог быть сделан только вплавь. Это было отчаянное средство, и он уже хотел его испробовать, но уверенность, что вдогонку за ним будет отправлена лодка, удержала его от этой смелой попытки. Гуляя по берегу, он заметил в одном месте кучу нарезанных ветвей. Подойдя ближе, он увидел, что ветви прикрывали тело Барса, оставленное здесь до зарытия в могилу, где никто не осмелится оскальпировать его череп. Зверобой с печальным видом посмотрел на замок: все там казалось спокойным. Мрачные мысли невольно овладели душою покинутого пленника.
— Спасенья нет! — сказал он, отходя от берега в лесную чащу. — Не думал я так скоро расстаться с жизнью, и будущность до сих пор представлялась мне в радужном свете. Но если рассудить хорошенько, так оно, пожалуй, выйдет все равно. Не сегодня, так завтра, не завтра, так через полсотни лет: закон природы неотвратим. Увы! В молодости мы редко думаем о смерти, и даже теперь, когда час мой пробил, совсем не хочется верить, что конец мой близок.
Он воротился в прежний лагерь гуронов и нашел там Гэтти, которая, очевидно, его ожидала. Она была печальна и задумчива.
— Что с вами, добрая Гэтти? — сказал Зверобой, подходя к молодой девушке. — Я был слишком занят и почти забыл о вас. И вот мы свиделись опять, вероятно, для того, чтобы вместе погоревать о том, что должно случиться. Я желал бы знать, что делают теперь Чингачгук и Вахта?
— Зверобой, — воскликнула Гэтти тоном упрека, — зачем вы убили гурона? Разве вы не знаете заповедей? Ведь одна из них говорит: не убий. А вы между тем, как мне сказали, убили мужа и брата этой женщины.
— Все это правда, добрая Гэтти, и я не отпираюсь. Но вам надо вспомнить, что на войне становятся законными и такие вещи, которые совсем недопустимы в мирное время. Мужа этой женщины я убил в открытом бою… то-есть, по крайней мере, я открыт был со всех сторон, а он спрятался и стрелял из-за кустов. Ее брат накликал сам на свою голову злую судьбу, потому что он вздумал без всякой нужды бросить томагавк в беззащитного пленника. Вы это видели, Гэтти?
— Видела и жалела об этом, Зверобой! Вам следовало отплатить добром за зло.
— Да, Гэтти, миссионеры могут это говорить, сколько им угодно, но нельзя по этому правилу жить в лесу. Барс жаждал моей крови и в бешенстве своем передал оружие в мои руки. Глупо было бы с моей стороны не отразить удара ударом, и никто из делаваров не одобрил бы моего поступка. Нет, я намерен отплачивать каждому тем, чего он стоит, и вы можете объявить об этом всем, кто станет вас расспрашивать.
