Феликс Гилман - Расколотый Мир
Фигура Кридмура еле виднелась в густом тумане, а голос звучал приглушенно. Ей впервые не хотелось, чтобы он замолкал. Как бы он ни был невыносим, призрачная белая тишина еще нестерпимее.
— У меня был муж, — сказала она.
— Умер?
— Да.
— Я так и думал. Ни один мужчина в здравом уме не отпустит вас, если только смерть не разлучит его с вами.
— О, я вас умоляю, мистер Кридмур...
— Старая привычка, уж простите. Позволите спросить, от чего он умер?
— От инфаркта. Он, э-э... нарезал жаркое за званым обедом для декана факультета математики с супругой, епископа Лоденштейна и других гостей. Наверное, перестарался, перенервничал из-за торжественности случая. Грудь его вздулась под рубашкой, и сердце не выдержало. Он умер с перепачканными подливкой усами.
Кридмур засмеялся, и Лив стало стыдно.
— Он был старше вас, Лив?
— Примерно ваших лет, мистер Кридмур.
— Ну, я-то поддерживаю себя в форме благодаря здоровому образу жизни. А у вас не было родителей, за которыми нужно ухаживать? Пожилого отца, которого приходилось кормить? Бедной старушки матери?
— Нет, Кридмур. Ничего такого.
— Когда же умер этот бедняга?
— Три года назад. Три с половиной.
— Уже три с половиной года одинока и ничем не обременена. Представляю, как рухнула ваша счастливая, старательно организованная, приличная жизнь, когда вы остались одни. Эта зеленая жидкость, успокоительное, как вы его называли... Кажется, когда мы познакомились, вы принимали его каждый день. У вас и при муже была такая привычка? Ваш супруг представляется мне занудным, напыщенным и суетливым седым лентяем. Или я ошибаюсь? Сдается мне, ради счастливой и полноценной жизни вам пришлось пожертвовать своим здоровьем Я прав? Поправьте меня, если я ошибаюсь, Лив.
Лив не ответила.
— Некоторые из нас не созданы для домашней жизни, — продолжал он. — Некоторые из нас, хотя и пытаются с этим бороться, не созданы для того, чтобы сохранить здравый ум. Нам приходится мириться с безумием. Нас нельзя винить за наши недостатки. Таков мой диагноз. Думаю, вам суждено было оказаться на Крайнем Западе. Я помню, как впервые очутился здесь сам. Я был мальчишкой из Ландроя — наверное, я вам об этом рассказывал, — мальчишкой, выросшим среди туманов и болот, и песен, Лив, отвратительных песен...
Снова взвыл ветер, и расслышать Кридмура становилось все труднее. Внезапный порыв ветра заглушил его слова, швырнул им в лицо пыль и сырые листья, развеял туман и явил взору небо — серое, как грифельная доска. Долина чудесным образом преобразилась.
* * *Пересохшее речное русло расширилось, теперь посреди него высились заостренные каменные столбы высотой с приличное дерево, меж которых витали последние клочья тумана. Холмы по обе руки от устья стали еще круче, чем прежде, — каменистые, красные, без единого деревца и такие отвесные, что даже горный козел не осмелился бы на них взобраться. Но помимо этого — не удивительно, что Кридмур остановился, глянул вверх и стянул с головы шляпу, — из двух таких холмов кто-то высек исполинские статуи.
Масштаб работы был грандиозным, варварским, совершенно нечеловеческим. Гигантские поясные фигуры по обе стороны долины. Они тянулись в небо на несколько сотен футов — так, что голов почти не различить. Тела наклонились вперед, словно фигуры поднимались из воды или вылезали из укрытия. Два огромных холмовика, один на южном склоне, другой — на северном. Позади них крутыми каменными скатами струились косматые шевелюры. Протянув друг к другу пустые руки, статуи соприкасаясь кончиками многосуставных пальцев. В пустых глазницах гнездились орлы.
Склоны позади статуй были украшены ярко-красными завитками, арабесками, орнаментом с острыми углами. Каждый из этих мудреных завитков, прикинула Лив, примерно пять футов в ширину, а между ними — должно быть, футов двадцать.
Никогда в жизни она не видела ничего красивей и абсурднее. Это зрелище одновременно и ужасало, и возбуждало ее.
Кридмур бодро расхаживал взад-вперед между двух великанов. Размахивал шляпой, бил ею об колено, вытряхивая пыль, и смеялся.
Неожиданно Лив осознала, что у Кридмура теперь косматая борода. В Доме Скорби он был чисто выбрит и ухожен, но здесь стал близок к тому, чтобы превратиться в дикаря.
— Какие чудесные штуковины! Просто чудовищные! Кто бы мог подумать, что мы увидим такое! Посмотрите на них, Лив!
Взгляни на них, Мармион? Ты видишь их? В этой жизни мы с тобой чего только неперевидали, но это?
Мармион, подумала Лив. Значит, у него есть имя...
Она сразу поняла, кому оно принадлежит, и теперь боялась крошечного развеселившегося Кридмура куда сильней, чем угрюмых каменных великанов.
— Это святыня. Всем святыням святыня! Не удивительно, что они пытались нас отпугнуть! Кто станет их винить? Представь, Мармион, что какие-то чужаки случайно вторглись в вашу священную Ложу, — как бы вы с ними поступили? Уж куда безжалостней, чем духи этого места поступили с нами.
— Кридмур.
— Уж куда беспощаднее... Так вы вернулись?
— Да, Кридмур. Мы нашли дорогу к тебе. Это было сложно. Это место еще не готово к нашему приходу.
— И как они только без вас обходятся? Вы только взгляните на это!
— Заткнись, Кридмур.
Голову Кридмура наполнили боль, страх, запах гари, пота и пороха. Раскаленные пальцы погружались ему в голову, прощупывали его воспоминания.
— Ты не знаешь, как мы страдали, Кридмур. Тебе неведома агония страха, боль неуверенности и стенания Ложи... Ты столько недель в пустоте. Мы боялись, что ты потерпишь неудачу... Но что это, Кридмур ?
— А что такое?
— Что ты наговорил этой женщине? Какую ложь о нас? Как ты посмел? Ты оскверняешь наши тайны своей болтовней. Ты выдаешь их. Ты...
— Здесь так одиноко. Я не хотел ничего...
— Ты хочешь предать нас.
— Неправда!
— Мы знаем тебя лучше, чем ты сам, Кридмур. Ты трус. Тебя нужно заставить повиноваться.
Кридмур умолк. Его лицо покраснело, он вдруг схватился за лоб и захрипел от боли. А потом застыл, прижав руку ко лбу и уронив шляпу на пыльную землю.
На мгновение Лив захотелось подойти к нему, спросить, все ли в порядке и чем она может помочь, словно он совсем не чудовище... Но вместо этого она взяла Генерала за руку и стала наблюдать за происходящим.
Кридмур сделал два неуверенных шага вперед, затем полшага назад. Помотал головой, застонал.
Лив нащупала в одежде наконечник стрелы, крепко сжала его и задумалась.
