Луис Ламур - Одинокие боги
Неожиданно я обезоруживающе улыбнулся:
— И почему бы вам не спасти мне жизнь?
— Спасти тебе жизнь?
— Конечно! Как и вы, я стою на открытом месте. Мы собираемся начать перестрелку. Так почему бы вам и в самом деле не спасти мне жизнь, повернув ваших людей обратно?
Мгновение он смотрел на меня неподвижным взглядом, потом поднял руку.
— Adioc! — произнес он и вдруг неожиданно поскакал прочь. Остальные последовали за ним.
Мы замерли на своих местах, держа ружья наготове, внимательно наблюдая за ними. Отъехав довольно далеко, кое-кто начал оглядываться. Я поднял руку — их предводитель поднял в ответ свою.
— Что за чертовщина? — Монте в сердцах сплюнул. — Думал, нам не миновать жаркой схватки.
— Стрелять друг в друга никогда не поздно, — философски заметил я, — но существуют ведь и иные способы...
— Мы не превосходили их численностью, — заметил Джакоб.
— Но ведь он не знал этого. Мы видели, чем располагал он, а вот ему о нас не стало известно ничего! К тому же наши люди были не на лошадях и ближе к земле, что давало им преимущество перед всадниками.
Мы подняли табун и погнали его дальше. Прошел день, другой: заметно, по мере нашего продвижения, все менялось вокруг. Ландшафт становился изломанным. Равнины и пологие холмы сменила гористая местность; словно ощетинивались по мере нашего приближения гребни гор, острые скалы.
— Здесь бывают землетрясения? — спросил я.
— Да, случаются, — не успокоил меня Джакоб.
Рамон, прислушавшись к нашему разговору, добавил:
— Да, земля здесь нередко дрожит. Но в скором времени должно случиться сильное землетрясение. Как знать, может, в этом году, а может, в следующем... Старые люди предсказывают, что оно будет ужасным.
— Рябой бандит... — медленно произнес вдруг Монте, не слушавший, очевидно, нашего разговора. — Я вспомнил его!.. Он орудовал в банде Бостона Даймвуда, жестокого и злого человека. Да и сам он не лучше, этот Стефен. Боб Стефен!
Имя это мне ничего не говорило, хотя о Бостоне Даймвуде я что-то слышал. Но в этот момент мне хотелось одного: чтобы поскорее завершилась наша поездка, чтобы я снова оказался в Лос-Анджелесе и увидел бы Мегги.
По мере приближения к заветной цели, дорог становилось все больше; они встречались, расходились, вливались одна в другую; стали попадаться и путники, направляющиеся в Лос-Анджелес, либо возвращающиеся оттуда.
Весь день я старался держаться рядом или чуть позади черного жеребца, то и дело заговаривая с ним и давая возможность привыкнуть к своему присутствию и голосу.
— Посмотрим, что будет, когда ты решишь объезжать его, — предрекал Монте. — Уж он постарается расправиться с тобой при первой же возможности!
Я не был в этом уверен, как Монте, но ведь он знал диких лошадей лучше меня, осторожность же никогда не помешает. Я продолжал свои попытки, время от времени предлагая ему кусочки хлеба, которые он иногда милостиво принимал. Однажды подошел к нему совсем близко, и черный жеребец сначала встал на дыбы, а потом вытянул шею, как бы борясь со своим страхом. Я не стал больше предпринимать навязчивые попытки и проехал мимо...
Вот уже вдали появился и Лос-Анджелес.
Мы загнали лошадей в кораль неподалеку от города. Монте и индейцы согласились остаться с табуном, пока мы с Джакобом отправимся туда.
Неожиданно я заметил, что Финней пристально разглядывает меня.
— У тебя появились мускулы, малыш. Полагаю, мисс Нессельрод с трудом узнает тебя.
Подошел Франческо, присел рядом.
— Скоро мы расстанемся, разойдемся по домам, — сказал он.
— Подождите, пока с вами расплатятся, — посоветовал Джакоб. — Останьтесь, пока мы переговорим с мисс Нессельрод.
— Нам нужны коровы, — напомнил Франческо.
Среди пригнанных животных их было несколько, на мой взгляд, недостаточно, чтобы достойно расплатиться с индейцами: ведь они так жаждали именно такой платы за свой труд. Я вспомнил слова Франческо, перед тем, как мы отправлялись в путь, и пообещал:
— Вы получите их!
Джакоб поднялся и привел наших лошадей. Вскочив в седло, я поднял в прощальном приветствии руку, и мы поскакали. Город окутывал туман. Привстав на стременах, мы вглядывались вдаль.
— Ты не увидишь ее отсюда, — лукаво заметил Джакоб.
Взглянув на него, я смутился.
— Просто хотелось посмотреть на Лос-Анджелес, — оправдывался я. — Мы так долго отсутствовали...
— Да здесь все по-прежнему! И дон Исидро наверняка в городе, поэтому будь осторожен, малыш. — Он многозначительно посмотрел на меня. — Монте говорил, ты неплохо умеешь обращаться с оружием.
— Но нам ведь так и не удалось как следует поупражняться, — ответил я.
— Судя по его словам, это и не было тебе нужно. Тебя обучал отец?
— Немного.
— И тем не менее будь осторожен, Ханни. В прошлом году в среднем ежедневно здесь совершалось одно убийство. Мне бы не хотелось, чтобы среди убитых оказался ты.
— Или вы, — усмехнулся я.
Глава 36
Когда я входил в дверь, мисс Нессельрод будто приросла к стулу, глядя на меня широко открытыми глазами.
— Иоханнес! Почти год!..
Вскочив, подбежала ко мне, протянула руки. В ее волосах появилась седина, которой прежде не было заметно. Меня словно пронзила острая боль: ведь она была для меня всем — моей семьей, всем, что я имел в жизни.
— Проходи, садись. Я хочу услышать обо всем, что случилось за это время.
— Но, мэм, ведь я только что вернулся из кораля... — запротестовал было я.
— Не глупи. Садись и рассказывай.
Неожиданно я смутился, потупился, однако начал:
— Мы пригнали лошадей. Они прекрасные... Дикие, удивительные, я полюбил каждую минуту, проведенную возле них...
— Полюбил эту трудную работу?
— А почему бы нет? Работа ведь тоже часть любви к лошадям. Полагаю, женщине трудно понять, но мне нравится запах взмыленных лошадей, пыли, поднимаемой их копытами... Боюсь, я человек, созданный для жизни на холмах и в пустыне.
— Мы еще обсудим это, Ханни.
Мисс Нессельрод была прекрасной женщиной, и я в который раз запоздало пожалел, что отец прожил слишком мало, иначе... он лучше бы узнал ее.
— Ты уже решил, чем хочешь заниматься, Ханни? Думаю, настало время, — сказала она.
— Нет, еще не совсем, мэм.
Решив переменить тему разговора, я спросил:
— Вы виделись с тетей Еленой?
— Да, встречалась с нею несколько раз. Она очень любит тебя, Иоханнес.
— Любит... но почему? Она ведь совершенно не знает меня.
— Достаточно того, что ты сын своей матери, и, вопреки воле дона Исидро, донна Елена всегда восхищалась твоим отцом. Она нередко рассказывала мне, какой он был удивительный человек. Романтик!.. Думаю, она была немножко влюблена в него, сама того не подозревая.
