Луис Ламур - Одинокие боги
— Ты согласен с таким решением? — повернулся ко мне Джакоб.
— Конечно! — Меня одолела зевота, и я, прикрыв рукой рот, посмотрел на звезды: ночь обещала быть довольно светлой.
Из темноты бесшумно возник Рамон, снял с углей закопченный кофейник и налил себе кофе, присев рядом со мной.
— Так чего же ты хочешь? — в который раз спрашивал он меня, будто продолжая наш нескончаемый разговор.
— Стать настоящим человеком.
— Что это значит?
— Пока не знаю. Человек учится всю жизнь, но всего так, увы, и не удается узнать.
— Так ты вернешься назад, к горам и пустыне?
— Да, — ответил я, посмотрев на восток, где уже занимался рассвет, потом на запад, на неровные очертания гор, которые скоро осветят первые лучи солнца.
Я опять подумал о Мегги, потом вдруг без всякой связи вспомнил таинственного похитителя книг.
— Вы знаете дом Тэквайза, в котором я жил? — внезапно задал я ему вопрос.
— Я знаю этот дом. — Рамон допил кофе и замолчал, наблюдая, как и я, за верхушками гор, освещенными занимавшейся зарей.
— Конечно! Это не Тэквайз, — произнес он наконец.
— Несомненно, — согласился я и добавил: — Говорят, будто бы он монстр...
Рамон пожал плечами.
— Разве любой из нас не может показаться монстром кому-то еще? Не сомневаюсь, для муравья на моей тропе я — чудовище. А ты сам считаешь, что Тэквайз монстр?
— Нет, — ответил я. — Ведь он умеет читать. А тот, кто читает, не может быть чудовищем. Разве только, — добавил я нерешительно, — он монстр... чуть-чуть.
— Я не умею читать, — заметил Рамон, но в его голосе я не уловил иронии.
— Понимаю, вы размышляете вслух, — сказал я, — и слушаете меня...
Кахьюллы уже сидели на лошадях. Я поднялся, подошел к темно-серой в яблоках кобыле и тоже вскочил в седло, заметив, что черный жеребец явно наблюдает за моими действиями.
— Однажды, — пообещал я ему, — это седло станет твоим.
Он всхрапнул и покачал головой, будто понял то, что я говорил, хотя это и было абсурдно.
Мы погнали лошадей по туманной дороге. Монте и я опять замыкали шествие. Франческо скакал позади нас с ружьем наизготове.
Вдруг внезапно где-то далеко позади грохнули выстрелы. Резкие быстрые вспышки следовали одна за другой. Франческо обернулся, но было еще темно, поэтому мы ничего не могли рассмотреть.
Через короткое время снова послышалась перестрелка, потом звуки стали слабее, и, наконец, после одиночного короткого выстрела все стихло.
К кому-то в это начинавшееся утро пришла смерть, подобно ветру, пронесшемуся по холмам. Были ли погибшие готовы к ней? Можно ли вообще когда-нибудь быть готовым к смерти?..
Монте взглянул на меня.
— Думаю, после этого у нас уже не возникнет проблем.
— Не сейчас, — согласился я, — не в этот раз.
Скорее всего столкнулись мохавы и люди Флетчера. Почему-то я был уверен в этом. Но каким-то седьмым чувством понял: Флетчер жив, он оставлен провидением для меня. Или... наоборот. Но я ничего не сказал Монте о своих предположениях и предчувствиях.
— Скорее, — только и произнес я. — Давайте скорее возвращаться в Лос-Анджелес!
— Кто-нибудь подумает, что у тебя там осталась девушка, — улыбнулся в ответ Монте.
— Да, осталась, — неожиданно для себя улыбнулся и я. — Только она пока еще ничего не знает об этом.
— Это ты совсем не знаешь женщин, — ответил Монте. — И никогда, наверное, не узнаешь как следует.
Глава 35
Какой длинной кажется эта зеленая-зеленая долина, словно укутанная покрывалом легкого тумана, который стелется от самых далеких гор.
Лошади устали, старались держаться ближе и плотнее друг к другу. Старая кобыла по-прежнему шла впереди, остальные бежали следом. Лишь черный жеребец гордо скакал в стороне, — одинокий, настороженный, но ни на шаг не отстававший от других. Будто был рожден для долгих трудных скачек, ночных костров, для общения с человеком, которому должен в конце концов научиться доверять, не боясь его.
— Станут мохавы преследовать нас, как думаешь, или повернут обратно? — спросил я Франческо.
Он пожал плечами.
— Кто знает? Думаю, потеряв часть людей, они утратили воинственный пыл и, скорее всего, уже не опасны нам.
Естественно, в перестрелке не все пули пролетели мимо цели, а потому мохавы могли повернуть и назад, не очень теперь уверенные в своей магии.
В полдень я снова сменил лошадь, выбрав на этот раз из табуна гнедого жеребца с черными гривой и хвостом. Он был еще не совсем объезжен, поэтому, когда я пристраивал седло, он рванул было в сторону, но потом внезапно остановился и, недовольно мотая головой, сделал круг. Я стоял рядом и любовался на него. Когда он успокоился, я погладил его по шее, сказал:
— Береги энергию, парень! Нам предстоит длинный день.
Он был сильным, способным выдержать приличную скорость и без труда догонял любую лошадь, отбившуюся от табуна.
Вдруг мы как-то все разом заметили старую корову и двух молодых мулов, спускавшихся по крутой тропинке с холма. Я наблюдал за ними и удивлялся, как легко они передвигались, а ведь прежде думал, что на такое способны лишь горные козлы.
Лагерь мы разбили к ночи на открытом месте, и мне это не очень-то понравилось, но долина была широкой и плоской, а до перевала оставалось езды часа два. Взобравшись на невысокий холм, я осмотрелся: ни клубов пыли, ни каких-нибудь иных признаков движения. Вернувшись в лагерь, я присоединился к тем, кто сооружал своеобразный загон: мы просто натянули веревки между воткнутыми в землю шестами. Поужинав и взяв маисовую лепешку, я подошел к черному жеребцу. Он мотнул головой и искоса взглянул на меня. Это послужило своеобразным знаком одобрения: я приблизился и протянул ему лепешку.
Он и на этот раз не выразил сначала никакого интереса, и я в ожидании опустил руку, потом подошел ближе и снова предложил ему гостинец. Он потянулся ко мне шеей, фыркнул, едва заметно отшатнулся, а потом вдруг потянулся снова, понюхал лепешку и отщипнул кусочек. Наверное, ему понравилось угощение, потому что он взял с моей ладони остальное. Довольный, я вернулся к костру.
Три дня прошло с тех пор, как ушел от нас однажды глубокой ночью Рамон, и теперь внезапно снова появился возле костра.
— Они там, позади. — Он, не оглядываясь, показал рукой за спину. — Им нужны лошади.
— Кому? Мохавам? — поинтересовался Монте.
— Другим. Белым. Троих, говорят, у них убили, и один, который пришел с ними, может, думаю, мохава...
— Им нужны лошади? — переспросил я.
— Да. Их четверо на двух лошадях: двое скачут верхом, двое идут пешком, потом меняются.
Было еще темно, когда мы, подгоняя табун, тронулись в путь. И только когда начался перевал, а дорога стала круче, немного сбавили скорость. Это довольно узкое место между холмами, сплошь поросшими травой и кое-где видневшимися дубами.
