Луис Ламур - К далеким голубым горам
— Мы отправимся к побережью, — объявил я однажды вечером, когда все собрались вместе. — Если повезет, встретим Тилли и «Абигейл».
— Кто пойдет, а кто останется? — спросил Фитч.
— Пойдут все, кто хочет. Мы должны спуститься по реке очень быстро, но возвращение будет более медленным.
— Не знаю… — сказал Джон Куилл. — Я могу остаться. Я нашел землю себе по вкусу, могу выстроить собственную хижину и вспахать свою собственную землю.
Он поднял на меня глаза.
— У меня никогда не было своей собственной земли, капитан. Всю жизнь я работал на земле, и всегда эта земля принадлежала кому-то другому… Здесь хорошая земля. Мне нравится смотреть, как она переворачивается под плугом, мне нравится мять ее в пальцах. Это отличная почва и она даст отличный урожай.
— Да, — согласился Слейтер. — У меня точно такие чувства. Я отмерил себе квадратную милю рядом с участком Джона — и не могу поверить в это. Я брожу по лесу, вдоль берегов речки, я вижу, как растет в чаще ежевика, как орехи падают с деревьев — и все это мое.
— Катоба могут многому научить вас, — заметил я. — Вы сами земледельцы, но они знают эти края и здешний климат. Полезно будет послушать их. Я думаю, каждый из вас знает больше, чем они, но то, чему они могут научить, важно — так учитесь же у них.
Куилл кивнул.
— Я разговаривал с их главными людьми. Я согласился отдавать им одну треть моего урожая в течение пяти лет, и тогда земля станет моей. Слейтер сделал то же самое.
— Так ты поплывешь, Слейтер, или останешься?
— У меня такое же настроение, как у Джона. Я останусь. Так хочется собрать урожай и узнать свою землю получше!
Остальные предпочли плыть к побережью, и мы много говорили об этом путешествии, потому что здесь были и другие реки, по которым можно было выплыть к морю; кое-кто предлагал более короткий путь по суше — а там уже построить лодки или плоты для путешествия по реке.
В конце концов было решено добираться тем же путем, каким мы прибыли сюда, но потом проплыть вдоль берега на юг и вернуться по какой-нибудь из более близких рек.
Мы с Эбби, уже лежа в постели, разговаривали перед сном о том же.
— Мне хочется плыть, — сказала она, — но столько всякого может случиться. Я беспокоюсь о Кине.
— Он отлично перенесет дорогу, — ответил я, — да и жизнь наша теперь именно такова. Пусть учится ей с самого раннего возраста.
Ветер шептался с крышами, мягкий ветер, весенний ветер. Я беспокойно вертелся с боку на бок. Правильно ли я поступаю? Нужно ли отваживаться на такое дальнее путешествие?
Но всем нам нужна была перемена, все с нетерпением дожидались возможности увидеть корабль из дому.
Через три дня, с первым блеском рассвета, мы выступили в поход к нашим лодкам.
Глава двадцать шестая
Вода лежала как зеркало, полированное и безукоризненное. Только наши весла гнали по ней мелкие волны, только скрип наших уключин нарушал тишину. Над головой парила чайка, в воздухе — ни ветерка, и наши лодки медленно уходили от берега, продвигаясь к Внешним Банкам — они раскинулись, теплые, под полуденным солнцем.
Нигде на море ни одного корабля, нигде ни следа паруса на горизонте. Все было спокойно, тихо, и мы следили и напрягали слух, пытаясь уловить что-нибудь за этой тишиной.
Сколько кораблей проплыло этим путем за прошедшее время? Сколько глаз обшаривало эти пустынные воды? Кто скажет? Не может человек знать историю моря, а само море не имеет памяти, не оставляет ни записей, ни следов — только обломки кораблекрушений…
Пересечь широкий океан никогда не составляло проблемы. Для этого требовалась лишь отвага и желание, ведь людям приходилось плавать куда дальше — и намного раньше. Малайцы плавали от своих островов на юг, за экватор, добирались от Явы и Суматры до самого Мадагаскара. А Чен Хо, придворный евнух китайского императора, пять раз побывал в Африке до времен Колумба и Васко да Гамы.
Какие обломки могут лежать, похороненные в песке, там, где идущее с юга, из Мексиканского залива, теплое течение встречается с холодным арктическим течением с севера? Какие неведомые корабли могли закончить там свои дни?
Ханно проплыл вокруг Африки — а куда еще? Долгое время финикийцы и карфагеняне держали Гибралтарский пролив под охраной, чтобы никакие корабли, кроме их собственных, не могли выйти в моря за ним и проникнуть к рынкам, которые они желали удержать за собой. В более поздние времена люди стали называть этот пролив Геркулесовыми Столбами, хотя в подлинно античное время Столбы располагались намного восточнее, на берегу Греции. Но об этом люди позабыли, а названия легко переходят от одного места к другому.
Все это и многое другое я узнал от Сакима, который был ученым, мудрецом в своей стране, искушенным во многих науках.
Филистимляне, рассказывал он, были морским народом, который пришел к берегам страны, названной ими Святой Землей, откуда-то с запада. На своих высоконосых кораблях они пересекали моря, чтобы обрушиться на берега Леванта и Египта, а потом поселились там и впервые привезли на эти берега железо.
Многие народы выходили в глубокие воды еще до них — и даже до мореплавателей Крита и Теры, которую кое-кто называет Атлантидой[28], — и уходили к западу от Африки.
Мысль о том, что мир плоский, никогда не поддерживалась всерьез людьми моря. Эту басню рассказывали они береговым сидням либо же купцам, у которых могло бы возникнуть желание посостязаться за рынки, ибо в те дни источники редких товаров и сырья тщательно скрывались.
Приблизившись к берегам Внешних Банок, я припомнил занесенный песком корабль и аллигатора и подумал лениво, что могло статься с Джонатаном Делвом… да и с Бардлом тоже, кстати говоря.
Мысль о Бардле была тревожной. Если он появится снова, да на корабле, мы окажемся беспомощны перед его пушками. Хотя вряд ли он стал бы проводить много времени у этих берегов, а после нескольких месяцев нашего отсутствия никак не ожидает увидеть нас здесь.
Впереди нас лежал низкий песчаный берег, чуть прикрытый сверху кустами и редкими разбросанными кучками деревьев. Эти Внешние Банки тянутся вдоль берега на огромное расстояние… около двухсот миль, мне говорили, но я подозревал, что все же не так далеко.
Мы остановились в глубоко врезавшемся в остров заливчике изрядной длины почти точно напротив материкового мыса, протянувшегося с севера в меньший залив. Остров в этом месте был шириной вряд ли больше мили. Мы подогнали лодки поближе к берегу и по мелкой воде вышли на песчаный пляж.
Там и разбили лагерь.
Несколько дней мы оставались на этом пляже, держа дозорных на обращенном к морю берегу, но так и не увидели ни одного корабля. Но это было спокойное время, и все радовались отдыху. Вместе с Эбби я совершал долгие прогулки вдоль берега, откуда открывался вид на многие мили. Мы искали на берегу все, что мог вынести сюда прилив. Очевидно, здесь довольно долго не было индейцев, потому что мы нашли бочонок хорошего бренди и разбитую спасательную шлюпку, где сохранился парус и отпорный крюк. Мы нашли несколько золотых монет, человеческий скелет, наполовину зарытый в песок, много бревен, корабельного рангоута и других обломков. Мы нашли на песке лежащие неподалеку друг от друга три ящика с промокшей одеждой, которую забрали в свои лодки — для себя или для катобов. Несмотря на все эти находки, на многие мили пляж был голый и пустой.
