Луис Ламур - Человек из Скибберина

Луис Ламур

Человек из Скибберина

Глава 1

Криспину Мэйо захотелось побродить по нагорьям под сенью туч и поближе познакомиться с орлами; потому в один прекрасный день он пешком отправился в Бантри-Бей и нанялся на парусник в качестве матроса первого класса. На такого рода судне он путешествовал впервые, хотя в открытом море рыбачил с детства и умел отличить свайку от шлагтова, еще не достигнув шести лет.

В местечке Бостон-Таун он сбежал с корабля и во всю прыть помчался вдоль темных улиц, не доверяя ни одной живой душе и за версту обходя лавочки, торгующие грогом, и размалеванных девиц, что расставляют сети доверчивым труженикам моря.

Когда на небе засиял рассвет, городские улицы остались далеко позади; Криспин оказался в сельской местности. По обе стороны дороги поднимались каменные стены — ну совсем как на его родине, в графстве Корк. Он держался подальше от людных наезженных трактов, опасаясь, что ежели его засекут, то непременно отправят домой, а ему так хотелось поглядеть на горы. Потому он перебивался как мог, тут выпрашивал поесть, там подряжался порубить дрова, ночевал в стогу сена либо в сарае какого-нибудь фермера. А если, проведя ночь в сарае, ему случалось поживиться парочкой яиц от фермерских кур, так велик ли грех? В конце концов, широкоплечий паренек-ирландец поститься не привык.

Тернового посоха при нем не было, потому Криспин вырезал себе дубовый, подобрав с дороги сломанную ветку подходящих размеров. Увесистый посох в дороге не помешает. Ежели один-два привяжутся, так он и голыми руками из обидчиков сделает отбивную, но ежели нападут сразу несколько, дубинка окажется очень кстати. Однажды, когда Криспин переходил пастбище, на него напал бык (должно быть, не оценил по достоинству напевов Баллинаскарти); одним ударом промеж рогов Криспин уложил зверюгу и отправился дальше своим путем, весело распевая.

Кто-то помянул при нем, будто на западе строят железную дорогу: нанимают крепких парней прокладывать пути и хорошо платят. По зрелому размышлению Криспин решил податься туда; очень скоро подрядчик уже посадил его на поезд. По-королевски развалясь на подушках, он покатил на запад вместе с Пэдди Галлахером, Томми О'Брайеном и Миком Шанноном. Всем им предстояло ехать до самого конца, пока не кончатся рельсы; а где рельсы закончатся — никого не волновало.

Домов становилось все меньше, потом исчезли и деревни, и когда миновала ночь и наступил день, путешественники оказались на широкой травяной равнине: над головою сияло синее небо, а поезд с пыхтением полз по свежепроложенным путям в неизведанные края.

Странники ехали весь день, и еще ночь, и еще день, не видя ничего, кроме травы, неба и черных мохнатых коров, пасущихся в отдалении. Но вот наконец поезд лязгнул и с визгом остановился. Человек в синей форме и кепке спрыгнул на землю и неспешно побрел вдоль путей к крохотному домику, выкрашенному в тускло-красный цвет.

Солнце палило немилосердно; в неподвижном воздухе нудно жужжали черные мухи. Крис Мэйо сошел с поезда поразмять ноги, углядел тополиную рощицу, направился туда и уселся в тени под деревом. Шелестела листва, нашептывая сказки ветру; Крис Мэйо прикрыл глаза, наслаждаясь пряным запахом травы под солнцем. Где-то неподалеку журчала вода. Перед тем как возвращаться к поезду, стоит утолить жажду; но сначала хорошо бы посидеть спокойно минут пять. Издалека, из хижины, доносилась перекличка голосов, ругань кондуктора, и как-то само собою случилось, что Крис закрыл глаза — совсем ненадолго.

Разбудил его резкий свисток: поезд со скрежетом тронулся с места. Проворно вскочив на ноги, Крис помчался к путям. Паренек взбежал на железнодорожную насыпь; нога его поскользнулась на гальке, и он упал навзничь. Поезд набирал скорость. Ругаясь на чем свет стоит, Крис поспешал ему вслед. Пробежав родов note 1 сорок, он понял, что больше не выдержит. Тяжело дыша, юноша остановился; поезд медленно удалялся и вот уже исчез вдалеке, там, где сходились рельсы.

Мэйо огляделся: он был один. Позади и впереди него — только рельсы да шпалы, вокруг, насколько хватает глаз, — только трава да небо. Он побрел вдоль путей к крохотной станции. Перед покосившейся лачугой высился сигнальный столб. В сторону от основной ветки шел запасный путь.

Походя он задумался, почему, собственно, шпалы кладут так, что нормально по ним не пройдешь: нужно сделать полтора шага, а затем еще шаг или около того… ах, черт бы их побрал!

Было жарко; вокруг — ни души, кроме птицы; кто-то говорил, что это луговой жаворонок. Хорошо поет, ничего не скажешь; не похоже на жаворонка, однако все равно хорошо.

А вот и станция: два окна, словно два незрячих глаза, и запертая дверь — Господи помилуй, в такую-то жару? Крис позвал, но никто не ответил; голос его отразился от тусклой красной стены и угас.

Дверь подалась под его рукой, и Крис остановился на пороге, спрашивая, есть ли кто. Стучал телеграфный ключ -стучал не умолкая, словно зубы перепуганной баньши note 2. Оставив дверь открытой, ирландец вошел, но никого так и не увидел: комната была пуста. С виду пуста, по сути пуста -пустее не бывает. Вторая комната, судя по всему, служила спальней; и в ней тоже не оказалось ни души.

Постель не застлана. Ну и шум подняла бы его старуха бабушка: подумать только, белый день на дворе, а постель не застлана! Кошмар какой-то, даже не верится.

Итак: комната станционного смотрителя со скамейкой, спальня с незастеленной кроватью, самодельным умывальником и вешалками, на которых висит видавшая виды одежда. Крис вышел через заднюю дверь и внезапно остановился как вкопанный: на крыльце расплывалось темное пятно — пятно крови.

Кровь опознать легко, где бы ее ни пролили, в Скибберине, в Бостоне или на равнинах Запада, а Крис Мэйо в жизни своей на кровь насмотрелся. Человек или животное — кто-то потерял здесь много крови, гораздо больше, чем пошло бы бедняге на пользу. Ирландец поднял взгляд, но по-прежнему не увидел ничего подозрительного: колышутся высокие травы, синеет небо над головой, а вдалеке, у горизонта, полоса синевы смыкается с полосой зелени.

И подумать только, что все это — бесплодная пустошь, размышлял ирландец, ни одного картофельного куста не растет. Столько земли пропадает даром. Крис вернулся в дом: хоть и хибара, а уютная, ничего не скажешь, и сложена добротно, от зимних холодов вполне защитит. Телеграфный аппарат недовольно щелкнул, но Крис понятия не имел, как с ним обращаться. Рядом притулился стул; крохотный письменный стол был завален бумагами, и тут же лежал карандаш, словно владелец дома только что отлучился.