Виннету. Сын вождя - Карл Фридрих Май
– Надеюсь! Тут ведь речь о жизни и смерти. Только помните: Инчу-Чуну щадить нельзя ни в коем случае!
– Посмотрим.
– Тут нечего смотреть! Если пощадите его, сами погибнете, да и мы тоже. Пожалуй, надеетесь на свой кулак?
– Конечно.
– Не надейтесь. Рукопашного боя не будет.
– А как же он убьет меня?
– Томагавком. Вам ведь известно, что им пользуются не только в рукопашном бою. Томагавк – страшное оружие в борьбе на расстоянии. Индейцы так искусно метают топор, что с дистанции в сто шагов могут снести кончики вытянутых вверх пальцев. Инчу- Чуна не бросится на вас с томагавком, только кинет его вам вдогонку. Он убьет вас при первом же броске. Поверьте, будь вы самым превосходным пловцом, вам не удастся доплыть до того берега. Инчу-Чуна ударит вас томагавком по голове, а вернее, по затылку, и закончит этот спектакль. Ни ваша сила, ни ловкость на сей раз не пригодятся.
– Знаю, дорогой Сэм. Но знаю я и то, что хитростью можно добиться большего.
– Хитростью? Сэм Хокенс славится своей смекалкой, но и он не понимает, как вы собираетесь обвести вождя вокруг пальца. И вообще, разве сможет хитрость всех хитрецов в мире устоять против метко брошенного томагавка?
– Устоит, Сэм.
– Это каким образом?
– Увидите. Хотя… может, и не увидите. Самое главное, верьте мне – все кончится хорошо.
– Вы так говорите, чтобы успокоить нас.
– Сэм, не надо преувеличивать опасность. У меня есть план.
– Только этого не хватало! План может быть один – плыть на ту сторону. Все равно Инчу-Чуна достанет вас томагавком.
– Не достанет. Если я утону, вы будете спасены.
– Сэр, да у вас предсмертный бред!
– Я знаю, что делать. Запомните: я тону, и все кончается хорошо.
Последние слова я произнес скороговоркой, потому что к нам снова подошли вожди. Первым заговорил Инчу-Чуна:
– Сейчас мы развяжем Олд Шеттерхэнда, но пусть он не думает о бегстве. Сотня моих воинов бросится за ним в погоню.
– Да я и не собираюсь, – улыбнулся я. – Друзей не бросают в трудную минуту.
Индейцы развязали мне руки, я расправил плечи, проверяя упругость мышц, и сказал:
– Для меня большая честь соревноваться в плавании не на жизнь, а на смерть со знаменитым вождем апачей, но ему это не делает чести.
– Почему?
– Потому что я не достоин быть его противником. Последний раз плавал я в каком-то ручье очень давно, а потому сомневаюсь, что смогу переплыть такую широкую и глубокую реку.
– Уфф! Меня это не слишком радует! Я и Виннету – лучшие пловцы племени. Чего стоит победа над плохим пловцом?
– К тому же ты вооружен, а я – нет. Получается, что я приговорен к смерти заранее, мои спутники тоже. Но все-таки расскажи, как будет проходить наш поединок. Кто первым войдет в воду?
– Ты.
– А когда ты нападешь на меня?
– Когда захочу! – повысил голос Инчу-Чуна с гордой и презрительной улыбкой мастера, которого заставляют иметь дело с невеждой.
– Значит, это может произойти в воде?
– Да.
Я притворялся еще более испуганным и расспрашивал дальше:
– Ты ведь можешь убить меня, а я тебя – нет…
На лице Инчу-Чуны появилось такое презрение, что я легко отгадал ответ на мой вопрос, который был брошен мне в виде молчаливого упрека. Вслух он сказал:
– Это честный поединок. Ты должен убить меня. Иначе ты не сможешь добраться до цели!
– Что мне угрожает в случае твоей смерти?
– Ничего. Если я убью тебя, то итог тебе известен, а если ты лишишь меня жизни и сможешь коснуться кедра, ты свободен. Идем!
Инчу-Чуна отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Я стал снимать куртку и обувь, вынул все из карманов и сложил на землю.
– Дело дрянь! – подал голос Сэм. – Видели бы вы свое лицо, сэр! И слышали бы свой жалкий голос! Что-то у меня уже нет надежды…
Апачи стояли рядом, и я уже не имел возможности объяснять другу, почему я так себя вел. Главное, что я сам прекрасно знал, откуда у меня все это. Раз Сэм попался на мою удочку, я надеялся поймать на нее и Инчу-Чуну.
– Еще один вопрос, – обратился я к нему. – Если я выиграю, вы вернете все мои вещи?
Апач разразился коротким раздраженным смехом, посчитав мой вопрос бессмысленным, но кивнул.
– Лошадей и ружья?
На этот раз Инчу-Чуна смерил меня почти презрительным взглядом:
– Тебе вернут все – я сказал! Или у тебя нет ушей? Когда-то одна жаба хотела посостязаться с орлом и спрашивала, чем он ее наградит в случае ее победы… Если ты плаваешь не лучше, чем говоришь и думаешь о нас, мне стыдно, что я не выставил тебе в противники старую скво!
Мы направились к берегу, следом полукругом неторопливым шагом двигались индейцы. Проходя мимо Ншо-Чи, я поймал ее взгляд – она прощалась со мной навсегда. Тем временем многие краснокожие уже рассаживались на берегу поудобнее.
Несомненно, я подвергался очень большой опасности. Как бы я ни плыл по реке – прямо, вкось или зигзагами, – меня неизбежно настигнет томагавк вождя. Оставалась, в сущности, только одна возможность спасения: я должен был нырять, а в этом искусстве я, к счастью, был далеко не последний, каковым, очевидно, меня считал сам Инчу-Чуна.
Но на одно только ныряние я не мог положиться. Мне пришлось бы подниматься на поверхность воды, чтобы запастись воздухом, и в эти моменты моя голова становилась идеальной мишенью для томагавка. Нет, я вовсе не должен выплывать наверх, по крайней мере, в поле зрения краснокожих. Но как это сделать? Осмотрев берег по обе стороны, я для себя отметил, что условия местности были благоприятны.
Как уже упоминалось, мы находились на широкой песчаной косе. Вверх по течению, метрах в ста от меня, снова начинался лес. В том месте река делала крутой поворот, который нельзя было не заметить даже издалека. Вниз по течению, на расстоянии примерно в полмили, песок заканчивался, уступая место каменистой почве.
Если прыгнуть в воду и долго не показываться на поверхности, меня сочтут утонувшим. Через некоторое время они станут искать мое тело вниз по течению. Получается, что спасение мне надо искать в противоположном направлении, то есть вверх по реке. Приметив одно место, где вода подмыла берег, который вследствие этого буквально нависал над рекой, я решил использовать его в качестве удобного укрытия. Вдалеке, дальше по течению, я заметил кучи сломанных и вырванных с корнем деревьев, за которыми я тоже мог бы спрятаться, когда мне придется вынырнуть. Проиграв все это в голове, я решил притвориться, будто очень опасаюсь предстоящего испытания, рассчитывая обмануть бдительность краснокожих.
Инчу-Чуна разделся, оставшись в легких индейских леггинах. Заткнув за пояс свой томагавк, предварительно освободившись от других мешавших ему вещей, он произнес:
– Начинаем. Прыгай в воду!
– Может, сначала
