Макс Брэнд - Песнь хлыста
Она выудила из оттопыренного кармана тяжелую связку ключей. А мгновение спустя девушки уже вернулись обратно в свою комнату.
Розита повесила ключи на крюк в гардеробе, заполненном мужской одеждой, которая принадлежала младшему сыну хозяина дома, чью комнату теперь занимала дочь Лерраса.
Потом она подошла к креслу Доротеи и присела на подлокотник.
— Предположим, нам удастся прокрасться в тюрьму с черного хода… — прошептала та.
— Там нет черного хода, — уточнила Розита. — Там всего три двери и все выходят на центральный тюремный двор.
— Тогда пойдем во двор…
— Сейчас на улице веселится толпа горожан, и никто из них не упустит случая поглазеть на сеньориту Доротею, — возразила Розита.
— Поглазеть на меня? Да, наверное. Они все ненавидят Лерраса и уставятся на меня, как голодные псы на мясо. Однако, Розита, что у нас за люди! Все они без ума от Рубриса и Эль-Кида. Боготворят их обоих, а тем не менее поют и танцуют накануне их гибели…
— Но это же такое событие, — попыталась оправдать горожан Розита. — Как же его не отпраздновать? Но вам в любом случае нельзя ввязываться в это дело, Доротея. Стоит вас кому-нибудь увидеть, и все пропало. Это все равно что осветить нас факелом.
— Потому что у меня светлые волосы? Тогда с ними придется расстаться, — решительно заявила Доротея.
Рывком выдвинув ящик стола, она достала ножницы и, приподняв тяжелые, отливающие золотом пряди, принялась срезать их. Розита, открыв рот от изумления, молча смотрела на нее, не в силах поверить своим глазам. Да, Леррасы были не такие, как все. В них жила какая-то необыкновенная, сверхчеловеческая сила. А Доротея, на голове которой теперь осталась лишь короткая стрижка, не обращая внимания на Розиту, уже сбрасывала с себя одежду.
— Посмотри, там, в углу, кажется, есть коричневая вакса для обуви. Быстрей, Розита! — торопила Доротея. — Это она? Хорошо! Помоги мне намазаться. Я должна стать такой же чумазой, как пеоны, чтобы меня приняли за свою. Так… здесь… и здесь. Теперь наденем вот это…
Коричневая вакса была втерта в кожу за несколько секунд, и Розита прямо охнула, когда увидела блестящую, ставшую смуглой от гуталина кожу Доротеи.
Из одежды девушка выбрала себе только белые штаны и такую же белую длинную рубаху; черный шелковый шарф скрыл то, что осталось от роскошных волос.
— Посмотри, — попросила она. — Могу я в таком виде спокойно разгуливать по улицам? Посмотри на меня, Розита! Вот смотри, как я иду… немного сутулюсь… останавливаюсь и сворачиваю цигарку… Она прилипает к моей нижней губе… А когда я говорю, то она подпрыгивает у меня во рту. Вот я прислоняюсь к стене и опираюсь на одну ногу…
— Здорово! — воскликнула Розита. — Но стоит вам поднять на кого-нибудь ваши голубые глаза…
— А я и не собираюсь их поднимать. Ведь я же всего-навсего воришка, чумазый оборванец, который не смотрит людям прямо в глаза, а только искоса. Вот так!
— Сейчас получилось очень похоже, — одобрила Розита. — Если только кто-нибудь не толкнет вас или не прижмется слишком сильно. У мальчишек нет таких мягких округлостей, Доротея.
— Я стану жестче кожи, из которой плетут кнуты, — пообещала Доротея. — Ты готова?
— Вы уже придумали, как мы будем действовать?
— Идем прямо к тюрьме. Ты отвлечешь от меня внимание толпы. Они не отрываясь будут смотреть на тебя, потому что ты будешь петь и танцевать, а я тем временем отопру дверь и прошмыгну внутрь. У нас же есть ключи! Ты поняла меня, Розита?
— Ох, Доротея! Как я люблю вас! Как вы умны! Какая вы бесстрашная! Увы, я наверняка потеряю Эль-Кида. Однако идемте!
По тюремному двору, обычно служившему строевым плацем, расхаживало не менее двух десятков стражников, а за воротами собралась многочисленная толпа, которая стекалась сюда со всех концов города. Повсюду хватало музыкантов и танцоров; прямо у самых ворот тюрьмы под щелканье кастаньет отплясывали две девушки.
Розита тут же присоединилась к ним. Вихрем закружившись в танце, она неожиданно сделала несколько медленных фигур и запела. Первые же звуки ее чистого, звонкого голоса вызвали крики в толпе:
— Это Розита! Она вернулась! Розита!
Сгрудившиеся в воротах солдаты тоже приветствовали ее.
— А можно мы войдем и станцуем для вас? — спросила девушка. — Здесь пыли по колено, а у вас там утоптанная земля. Давайте мы потанцуем на вашем плацу?
— Нет, Розита, тебе сюда нельзя. Нас за это могут выпороть.
— Выпороть? В такую-то ночь? Да бросьте вы! Эй, девочки, идемте со мной! Они не станут держать вас на улице. К тому же тут намного светлее. Пусть посмотрят, как мы танцуем!
Девушки-танцовщицы, немного смущаясь, последовали за Розитой, а та, положив руки на плечи двоих жандармов, которые от сознания собственной значимости выпятили грудь колесом, шутливо оттолкнула их. Жандармы со смехом пропустили ее.
Засмеялась и вся толпа, после чего произошла небольшая давка.
К моменту, когда солдаты опомнились и догадались скрестить перед наседавшей толпой ружья, десятка полтора зевак успело-таки просочиться на тюремный двор. Среди них затесался и смуглый паренек с низко опущенной головой и прилипшей к нижней губе цигаркой.
Воспользовавшись моментом, когда солдаты вместе с прорвавшимися во двор горожанами образовали круг и стали глазеть на танцовщиц и поющую красавицу Розиту, паренек метнулся вдоль края двора к первой двери.
Повертев ручку, он обнаружил, что дверь, как ей и полагалось, заперта. Тогда мальчишка прислонился к ней спиной и той рукой, что осталась у него за спиной, принялся пробовать один за другим самые большие ключи из связки.
Наконец один из них подошел, замок открылся, и бродяжка быстро проскользнул внутрь.
Осторожно притворив за собой дверь, Доротея — а это, разумеется, была она — обнаружила, что попала в огромную комнату, тускло освещенную подвешенными к потолку керосиновыми лампами. Свет от них падал на частокол решеток, которые разделяли помещение на маленькие камеры.
Притаившаяся в углу Доротея разглядела, что в каждой камере находится по одной или нескольку одетых в белое фигур. Затхлый вонючий воздух вызвал у нее приступ удушья, от духоты на лице выступили капли пота. Она брезгливо поморщилась. Но вот в глубине помещения девушка заметила звериную физиономию Рубриса, освещенную двумя керосиновыми лампами, которые были подвешены прямо у его камеры, а рядом с ним — красивое лицо юного Тонио Лэвери, ожидавшего скорой расплаты за все свои прегрешения. Но вместе с тем увидела, что вокруг камеры расположились с полдюжины вооруженных до зубов солдат. Они и не думали дремать, напротив, двое стражников прохаживались туда-сюда, четко отбивая шаг перед камерой.
