Карл Май - Капитан Кайман
— Это невозможно, сэр!
— Что значит — невозможно? — воскликнул Дженнер, сверкая глазами. — Почему?
— «Своллоу» доверен мне, лейтенанту Уолполу, я могу передать его другому лицу лишь на основании приказа командования.
— Это позор, трусость, это…
— Господин лейтенант…
Дженнер осекся. Сделав усилие, он с трудом овладел своими чувствами. Уолпол же продолжал успокаивающим тоном:
— Будем считать, что оскорбления не было; гнев не отдает себе отчета в словах. Законы и должностные инструкции вам известны не хуже, чем мне, поэтому вы должны хорошо понимать, что я не могу передать командование моим кораблем другому лицу по собственной воле. Но хочу вас успокоить. С максимально возможной в данном случае быстротой я намерен предпринять преследование «Оррибля». Хотите присоединиться?
— Хочу ли я? Я должен это сделать, даже если мне придется спуститься в ад!
— Отлично! Каков был запас провианта на «Оррибле»?
— На неделю, не больше.
— Значит, им не остается ничего иного, кроме как следовать в Акапулько; уже Гуаякиль или Лима[56] для них недоступны.
— Значит, мы их скоро достанем. Я уже имел возможность убедиться, что «Своллоу» превосходит «Оррибль» в скорости. Поднимайте якорь, сэр; скорее, вперед, вперед!
— Не спешите так, лейтенант! Во многих случаях спешка вреднее, чем промедление. У меня имеются здесь некоторые дела.
— Дела? Боже мой, как можно в подобных обстоятельствах думать о каких-то других делах? Мы должны немедленно выйти в море!
— Нет, сначала я должен сойти на берег, чтобы привести в соответствие мои инструкции и то дело, которым нам предстоит заняться. Затем, у меня недостаточно провианта; почти нет питьевой воды и практически полностью отсутствует боезапас. Требуется также позаботиться о буксирном пароходе, который вытащил бы меня из гавани против течения, и… Кстати, сколько пушек на «Оррибле»?
— По восемь с каждой стороны, две на корме и одна на вращающемся лафете спереди.
— Значит, он превосходит меня вооружением. Форстер!
— Здесь, сэр! — ответил, подходя ближе, штурман, не упустивший, стоя на своем прежнем месте, ни одного слова из разговора.
— Я сойду на берег и позабочусь там обо всем, что нам нужно. Отправьте человека за буксиром, кажется, работы у него немного и через час он сможет заняться нами. Я к этому времени вернусь.
— Well, сэр!
— Может быть, у вас есть свои соображения по поводу того, что нам нужно?
— Нет, капитан. Я ведь точно знаю, что вы, как всегда, все предусмотрели!
Уолпол хотел уже снова повернуться к Дженнеру, как вдруг один из его людей доложил:
— Шлюпка у трапа, сэр!
— Кто в ней?
— Штатские, восемь человек, среди них один индеец, как кажется.
Уолпол подошел к релингу и, посмотрев вниз, спросил:
— Что случилось?
От имени всех Тресков попросил разрешения подняться на борт. Оно было дано. Когда все оказались на палубе, Дедли-Ган изложил свою просьбу. Хотя у Уолпола, собственно говоря, не было времени, он, внимательно выслушав, дал ему разрешение принять участие в погоне. Итак, на «Своллоу» оказалось восемь человек: Полковник, его племянник, штурман, Холберс, Хаммердал, Каннинг, Виннету и Тресков.
— Передайте штурману, чтобы он нашел вам места, — сказал Уолпол. — Я сойду на берег, но скоро вернусь, и через час мы уже поднимем якорь!
— Возьмите меня с собой, — попросил лейтенант Дженнер, — там я могу вам быть полезен, а здесь сойду с ума от нетерпения!
— Ну что же, пойдемте!
Оба спустились в лодку, приведенную к кораблю Дженнером, и направились к берегу. Едва они отвалили от судна, как на нем разыгралась забавно-трогательная сцена.
Петер Польтер подошел к штурману.
— Форстер, Джон Форстер, старина, я не верю своим глазам, но сдается мне, что ты сделался штурманом! — воскликнул он.
Тот, к кому он обратился, с недоумением посмотрел на дочерна загорелого, обросшего густой бородой человека.
— Джон Форстер?.. Старина?.. Скажите, пожалуйста, ну откуда ему известно мое имя? Кто ты, а?
— Вот это да, парень не хочет знаться со своим старым штурманом, а между прочим, не раз получал от него по носу… Какого черта!
Он подступил поближе к Перкинсу, которого как раз только что заметил.
— А вот мастер Перкинс, или как его там зовут, помните, как я водил его по «Своллоу» в Хобокене а он, из благодарности, так меня потом напоил у матушки Додд, что я чуть было не оказался под столом!
Перкинс тоже посмотрел на него непонимающе. В том, что они его не узнали, не было ничего странного. Вся команда толпилась на палубе, и Петер, вне себя от радости, переходил от одного к другому.
— Вот Бловис, Миллер, Олдстоун, кривой Балдингс, а это…
— Да это же штурман Польтер! — крикнул наконец кто-то, узнавший его в этом огромном чужаке.
— Польтер… Польтер… Ура, Петер Польтер! Качай его, негодника! Гип-гип, ура!
Среди этих восклицаний, рева и крика шестьдесят рук протянулись к нему, схватили и, оторвав от палубы, подняли вверх.
— Раз-два, раз-два, раз-два! — затянул кто-то мощным басом.
— Раз-два, раз-два! — Остальные подхватили такты марша. Толпа пришла в движение, и с этим «раз-два, раз-два» дорогой гость был несколько раз пронесен кругом по всей палубе.
Он бушевал, ругался и изрыгал проклятия, просил отпустить его, но ничего не помогало, пока наконец штурман не протиснулся в середину и, дружески смеясь, не помог ему снова обрести власть над собственными руками и ногами.
— Изволь сойти с трона, Петер Польтер. Пойдем-ка на бак![57] Теперь ты должен рассказать нам, где тебя все это время носило, старая акула!
— Конечно, я сейчас все расскажу, но только отпустите меня наконец, черти! — воскликнул он и расправил свои могучие руки, так что окружившие его моряки разлетелись в стороны как дети.
Среди общего шума и веселья, в сопровождении ликующей толпы матросов он торжественно прошествовал на бак, где волей-неволей ему пришлось дать полный отчет о своих удивительных приключениях.
При всем том служба на корабле продолжала идти установленным порядком. Штурман выполнил данный ему приказ; требуемые для текущих работ люди отделились от собравшейся на баке веселой компании, хотя они с гораздо большей охотой остались бы послушать, как Польтер травит байки.
Охотники молча смотрели на происходящее. Испытывая дружеское расположение к Польтеру, они охотно предоставили ему возможность без помех справлять свой триумф и сами при этом чувствовали себя на палубе настолько удобно, насколько это оказалось возможным в этой непривычной для них обстановке.