Луис Ламур - Горящие холмы
Раненый почувствовал прохладу, и ему стало уютно. Он еще чувствовал тупую боль в боку, но уже не такую как раньше. Голова была тяжелой, глаза открывать не хотелось. Что-то холодное коснулось его лба, он замер, испугавшись, что это ощущение может исчезнуть. Он попытался вслушаться в звуки, доносящиеся до него, подозревая, что это либо бред, либо близкая смерть.
Как и прежде струилась вода. Лошадь щиплет траву… ветер уныло завывает в ветвях можжевельника. Чувствовался запах шалфея и горящих поленьев. Костер был рядом. Лежа с закрытыми глазами он попытался определить точное местоположение ружья. На много миль вокруг у него не было друзей, поэтому в любом случае, тот, кто здесь находится, человек или животное, представлял для него опасность.
Постепенно прохлада со лба исчезла, и он почувствовал, как чьи-то пальцы расстегнули его ремень и распахнули рубашку. Пальцы были холодные, они искусно ощупали рану, и ему на бок легко что-то очень приятное и теплое.
Трэйс открыл глаза и уставился на нависшую над головой скалу. От прохлады на лбу осталось лишь воспоминание, но приятное тепло на боку все еще ощущалось. Он перевел взгляд ниже.
Рядом с ним на коленях стояла женщина, но вначале он увидел лишь ее гладкое смуглое плечо, с которого сползла красная блуза, и густые черные как смоль волосы.
Это бред… это точно бред. В этом безлюдном месте не может быть такой женщины. Ведь он спрятался под почти отвесной скалой, мили отделяют его от ближайшего жилья. Женщина повернула голову и взглянула на него.
У нее были огромные темные глаза, обрамленные длинными ресницами, и с первого взгляда он прочитал в ее глазах мягкость и женскую нежность… затем нежность исчезла, и она отвела взгляд.
— Как ты себя чувствуешь?
Ее речь была отрывистой, тон совершенно безразличным: ни дружеским, ни враждебным.
Несколько раз он пытался заговорить, прежде чем его губы смогли произнести:
— Хорошо. — После паузы он показал на припарку: — Чувствую облегчение.
Женщина никак не дала понять, что расслышала его слова, поднялась и подошла к краю укрытия, где, скрытая кустами, посмотрела в каньон. Он прислушался, но ничего не услышал. Через несколько минут она вернулась к нему, поставила на огонь воду и теперь подбрасывала в небольшое пламя тоненькие веточки. Дыма не было, и абсолютно не чувствовался запах гари.
— Отлично, — прошептал он. — Спасибо тебе.
Она жестко посмотрела на него.
— Я сделала бы это и для собаки!
Когда она вновь занялась раной, нежность исчезла из ее пальцев. Он наблюдал, как она работает, ему нравилось, как лежат на плечах ее темные волосы, как под тонкой блузкой вздымается грудь. Но она была угрюма и холодна.
— Если они узнают, что ты помогала мне, тебя ждет беда.
— Опасность поджидает на каждом шагу.
У Трэйса не было сил, он лежал уставясь вверх и, должно быть, уснул. Когда пробудился, женщины не было. Костер погас. Бок был заново перевязан, лицо и руки вымыты.
Джордан был не в состоянии что-либо делать и был рад, что от него и не требовалось никаких усилий. Он мог лишь гадать об этой девушке. Прошли часы, прежде чем он пробудился вновь от удаленных звуков, которые доносились из каньона, или далекого крика орла. Незнакомка заботилась о нем, когда думала, что он без сознания, но ее поведение резко менялось, когда она чувствовала его внимание. В этом не было никакого смысла… как не было смысла и в ее присутствии в этом месте.
Женщина не задавала никаких вопросов, значит, знала, почему он здесь. Она была опрятно одета, на ее одежде не было пыли от долгого путешествия, значит, чтобы добраться сюда, ей не надо было проделывать долгий путь. А если она живет поблизости, кто-нибудь из отряда Саттона должен знать ее. Мысли о Саттоне заставили вспомнить его об оружии.
Оперевшись о локоть, недалеко от себя он увидел седло, а рядом в пределах досягаемости его руки, ружье. Оба его револьвера лежали в кобурах, один он носил на поясе, а второй всегда был поблизости.
Вначале тропинки, которая вела вниз горы, была навалена куча сухих веток, так что малейший шум разбудил бы его. Кем бы ни была эта девушка, она позаботилась обо всем, а значит, она не была в дружеских отношениях с командой Саттона — Бэйлесса.
Однако как же она пробралась к нему, если тропинка заблокирована? Мысль о том, что существует еще один путь, взволновала его, и, если девушка знала об этом месте, могут знать и другие. В первый раз он внимательно осмотрелся.
Часть пещеры, освещаемая солнцем, поросла густой травой и кустарником. Туда, где лежал он, прямые солнечные лучи не попадали. Не могли попасть сюда и капли дождя, только разве что занесенные ветром. Для лошади травы в пещере было предостаточно, если только он не собирался здесь надолго задерживаться. Оглянувшись, Трейс обнаружил свою табакерку и папиросную бумагу, которые лежали на краю одеяла. Он свернул самокрутку и, раскурив, лег на спину, глубоко затянулся и выдохнул.
Девушка, наверно, индианка, но не из племени апачей, а эта земля принадлежала апачам. Хотя ее лицо и манеры не походили на индейские, а интонации определенно говорили, что она испанка. Говорили, что несколько мексиканских семей живут по эту сторону границы. Может, она как раз из одной из них?
Было очень жарко. Трэйс смял окурок и улегся поудобнее. Пот заливал ему лицо. Во рту ощущался противный привкус и очень хотелось пить, однако он никак не мог заставить себя подняться. Высоко в небе делал широкие ленивые круги канюк.
Ни один звук не нарушал тишину полудня. Гигантская стена противоположного края каньона погрузилась в тень. Приближался вечер. Где-то галопом проскакала лошадь, в жаркой тишине раздавался слабеющий стук копыт.
Мария Кристина услышала всадников еще до того, как они въехали в долину. С тех пор как умер ее отец, всадники ни разу не появлялись в каньоне, и теперь это не принесет ничего, кроме беды. В этой стране, если собирается группа всадников в десять человек, значит, произойдет убийство.
Она пошла к дремавшей в тени покрытого пухом тополя лошади и вытащила из кобуры старый «волкер»-кольт. Она держала его сбоку, так что за широкими складками ее блузки его не было видно.
У нее не было никаких причин верить в дружелюбие приближающихся всадников. Она была мексиканкой, у нее были овцы, но с другой стороны она была дочерью Пабло Чаверо, который погиб в этом каньоне западнее этого места. Он сражался даже тогда, когда кровь надгробной надписью пролилась на скалы. Прислушиваясь к стуку копыт, она одновременно наблюдала за лицами всадников. Только команда Саттона-Бэйлесса могла быть такой многочисленной.
— Хуанито! Посторожи овец!
