Феликс Гилман - Расколотый Мир

Играли они в пустой операционной в подвале восточного крыла. Вечером там было прохладно. На влажных стенах быстро появлялась плесень, которую приходилось отскабливать. Сичел принес из кухни виски. Они сидели на жестких деревянных стульях, расставленных вокруг операционного стола

— Из Клоана дурные вести, — сказал Сичел.

— Трагедия, — кивнул Кридмур. — По мне, виновата Линия. Немотивированная агрессия. Но не будем менять тему. Сичел, друг мой, что у тебя?

Сичел нахмурился, словно подмигнул пустой, скрытой шрамом глазницей. Он швырнул карты на стол. Одни Локомотивы — карты скверные.

— Будь проклят тот день, когда ты сюда явился, Кокль.

— Не кипятись. Это гостеприимный дом. Дух прощает всех, даже тех, кому везет в картах.

Кридмур напомнил себе, что сейчас ему лучше проигрывать. Когда соперники думали, что выигрывают, они становились разговорчивыми.

— Так и есть, — согласился Ренато, раздавая карты, — он все прощает.

Серьезный, как всегда, Ренато глотал слова — у него была раздроблена челюсть, и он прикрывал ее красным платком. Карты ему выпали хорошие, подумал Кридмур, в основном Стволы.

— Да, это верно, — сказал Сичел.

— Вздор, — сказал Малыш, сидевший в одиночестве на дальнем конце стола.

— Ну, ну, — покачал головой Ренато. — Ему нужно просто дать время. Ляг, расслабься, позволь Духу делать свое дело, и...

— Не нужно мне ничего прощать. Пусть прощения просят те уроды, которые все это со мной сотворили. А я их прощать не хочу. И сидеть здесь и гнить, как последний трус, тоже не собираюсь. Я собираюсь...

— Вот доиграешься и помрешь где-нибудь, — сказал Сичел.

— И что?

— Ты ведь солдатом был, так? Значит, тебе есть за что просить прощения. Не важно, на чьей ты воевал стороне. Дай я тебе одну историю расскажу. Двадцать лет назад... — начал Ренато.

Дальше Кридмур уже не слушал. Двадцать лет назад Ренато сражался на стороне богатого южного барона-выродка, присягнувшего в верности Стволам. Теперь его земли и, что главное, нефтяные скважины принадлежали Линии. Ренато был ходячей энциклопедией баек и притч о войне. Каждую из них венчала мораль о прощении, исцелении и, что важнее всего, о важности обращения к Духу, способному переложить ношу с плеч человека на свои метафизические плечи и унести ее прочь...

Кридмур обратил на себя внимание Малыша и закатил глаза.

Сичел начал свой собственный рассказ, что-то о женщине, которая последовала за армией и погибла в битве при Габбард-Хилле.

Доктор Хамза прервал его признанием в том, что в бытность студентом в Джаспере он любил заложить за воротник. Старых вояк его рассказ не впечатлил, но возмущаться они не стали.

Чтоб не терять сноровки, Кридмур ввернул пару небылиц о собственных солдатских подвигах. Притворился, что раскаивается в неких неназванных и несуществующих грехах, которые совершил в битвах у пролива Печин и Мельницы Хуки. Ренато и Сичел слушали с серьезными лицами.

Попечитель Дома Скорби принадлежал к Улыбчивым. Он горячо верил в пользу доверительных откровенных бесед и исповеди, и, хотя от персонала госпиталя не требовалось разделять его воззрения, они перенимали его привычки. Иногда весь дом напоминал собрание какого-то общества. Кругом все только и делали, что разговаривали друг с другом. «Меня зовут Джон Кридмур, и я хочу сознаться в своих преступлениях. Надеюсь, на этой неделе вы никуда не собираетесь...»

Он пригласил сюда Малыша в надежде, что остальные захотят поучать его. Так оно и вышло, но разговор затягивался, а у Кридмура была назначена встреча с симпатичной медсестрой.

— Иногда я все еще вижу их лица. Но Дух забрал у меня эту боль, так же, как забрал боль от потерянной руки, и теперь... — продолжил Сичел.

— Вранье, — прервал его Кридмур, надеясь перевести разговор на интересовавшую его тему, а интересовал его только Дух.

— Малыш, я не понимаю, о чем говорят эти люди. Я человек простой. Мой опыт подсказывает мне, что только время лечит раны. Со временем все можно забыть. Если же это не работает, попробуй выпивку, — сказал он.

Ренато терпеливо покачал головой:

— Если ты ищешь исцеления, Кокль, ты найдешь его здесь.

— Слыхал о Безымянном Городе?

— Еще бы, Кокль. О нем бродяги рассказывают. Да и старые солдаты тоже.

— Там с неба льет виски, женщины доступны, и работать никому не нужно, и агнец, и лев, и даже старый агент Стволов могут обрести покой.

Он взял со стола карту. Локомотивы. Для него бесполезна. Безымянный Город! Он не вспоминал о нем уже много лет!

— Так я к чему — по-моему, это все тоже брехня. Нет такого города. Поверить в него можно только от отчаяния.

Разве это не правда?

Но Ренато стоял на своем.

— Ты просто Духа не видел! Он существует!

— Я видел, как он ударил по тому летуну в небе. Я видел, что он охраняет наши ворота. Я признаю, что он существует. А вот насчет целительной силы не знаю. Где доказательства?

Ренато пожал плечами:

— Это нужно чувствовать.

Малыш фыркнул и бросил карты на стол. Локомотивы, Стволы, Племя, Женщины...

— С меня хватит, — сказал он. Но вставать с места не стал.

— Вот не знаю, чувствую я это или нет. Скажи мне, зачем он это делает? Какая ему от этого выгода? — сказал Кридмур.

— Не у всего есть причины, — сказал Ренато с раздражающей серьезностью проповедника.

— Я тоже всё! — признался Ситчел.

Хамза встал:

— Мне нужно идти к пациентам.

— Причины есть у всего, — сказал Кридмур.

— Может быть, — сказал Ренато. — А может, и нет.

Больше Кридмур не выдавил из них ничего. Вскоре он тоже выбыл из игры, и Ренато, забрав выигрыш, вернулся на пост.

Кридмур с Малышом остались вдвоем по разные стороны освещенного свечами стола.

— Ну что? — сказал Кридмур.

— Да пошел ты, — сказал Малыш и, хромая, ушел прочь.

В Доме было немало медсестер. Большинство из них — из близлежащих городов, в основном из Гринбэнка. Многие из них были красивы. Попечителю явно нравились симпатичные медсестры.

— Я согласен остаться здесь навсегда. Мне нравится здесь работать.

— Большинство мужчин здесь — калеки. Неудивительно, что медсестрам ты нравишься. Тебе нечем гордиться, Кридмур.

— Мне нравится общество медсестер. Я стар, обо мне нужно заботится.

— Скоро тебе это надоест.

— Никогда!

— А ты допроси их.

С Ханной он встречался заполдень в кустах за травяным садом; с Эллой — по вечерам в северной башне. С другими девушками — нерегулярно, но и не редко. Он очаровывал их рассказами о городах мира. Животная энергия, наполнявшая Кридмура, в Доме большая редкость, за которую его здесь ценили. Он даже умудрился пока не нажить себе ни одного врага.