Макс Брэнд - Игрок
— Приятель, — обратился к нему шериф. — Так дело не пойдет.
— А почему, собственно?
— Когда человек арестован, он отправляется в тюрьму, а потом в силу вступает закон. Это единственный способ, другого…
— Послушайте, шериф, а каким образом его будут судить? Соберутся двенадцать человек и будут рассуждать, виноват он или нет, разве не так?
— Верно.
— Так вот, нас здесь одиннадцать. Разве мы не годимся в присяжные? Ведь они только сидят и слушают, как законники их уговаривают, выворачивают все наизнанку, так что ложь становится правдой.
— Может, это и так, — медленно проговорил шериф, — но это не моего ума дело, в этих тонкостях не разбираюсь. А только говорю вам, ребята, этот человек — мой. Я его арестовал, я за него отвечаю, и…
— Постойте, постойте, шериф, вы же его еще не арестовали!
— Сейчас арестую. Коркоран, именем закона вы арестованы!
— Отлично, — сказал Коркоран. — Только сильно сомневаюсь, что вам удастся это сделать, хотя и надеюсь.
— Я-то нисколько не сомневаюсь, — проворчал шериф. — Удастся, будьте спокойны. Эти ребята мне не помешают, а в твоем подзуживании, Коркоран, я не нуждаюсь. А ну, ребята, отойдите, дайте мне арестовать моего человека. Вы что, не слышали, что я велел вам посторониться?
— А вы, шериф, не желаете слушать то, что мы вам говорим, не принимаете во внимание наши доводы.
— Что у вас могут быть за доводы? Кто вы такие, чтобы я вас слушал? Во. т ты, например… кто ты такой, черт тебя побери?
— Я твой друг, и я за тебя голосовал, Майк Нолан!
— Да, знаю, Джек, и вообще-то я о тебе очень хорошего мнения, старый мой товарищ. Но сейчас не валяй дурака, не встревай. Этот человек мой, и я его арестую. А ну, посторонитесь, дайте мне пройти!
Из угла комнаты послышался дрожащий писклявый голос Дорна:
— Посторонитесь, джентльмены! Пусть шериф арестует Коркорана. Пусть он посадит Коркорана в тюрьму, из которой тот убежит. Или пусть его судят, и присяжные его отпустят, потому что они ничего не знают об этом Коркоране, не знают того, что хорошо известно вам. Отпустят на свободу. А как вы думаете, сколько времени вы сами проживете, после того как Коркоран выйдет из тюрьмы? Или он такой человек, что забудет то, что вы собираетесь с ним сделать?
Никто не ответил на эту коварную тираду, однако головы согласно закивали. В словах Дорна заключалась известная истина, и она была отнюдь не в пользу невысокого изящного мужчины, который стоял сейчас у стола прямо перед лампой, поглаживая пальцами свою тросточку; его огромная тень почти скрывала и шерифа, и сгрудившихся вокруг него спорщиков.
— В последний раз говорю! Отойдете вы от него или нет?
— Хватай его, ребята! — раздался голос.
Клич исходил от Дорна. Но парни и не пытались выяснить, кто это крикнул. Они просто почувствовали, что эта команда призывала выполнить давно созревшее у них намерение. В одно мгновение четыре пары рук схватили добросердечного шерифа, так что он оказался совершенно беспомощным.
Нолан отчаянно ругался, пытаясь вырваться, но скоро понял, что дело безнадежно.
— Вы препятствуете осуществлению правосудия, — кричал шериф, — вот как это называется! Это будет стоить каждому из вас по десять лет, и я позабочусь о том, чтобы вы их получили. Коркоран! Ты что, так и будешь тут стоять и дожидаться, чтобы тебя линчевали?
— Хватай Коркорана! — кричали те, что держали шерифа.
— Что я могу сделать против десяти человек, шериф? — беспечно пожал плечами тот. — Лучше уж умереть спокойно, чем в драке.
Но его уже схватили с обеих сторон.
— Нет нужды применять силу, — спокойно урезонивал Коркоран подскочивших к нему людей. — Уверяю вас, я не чудотворец. Вы держите меня достаточно крепко, поэтому не утруждайте себя бесполезной борьбой. Только возьмите с собой шерифа, пусть посмотрит, как умирает настоящий джентльмен!
— Спокойно! — сказал один из них. — Если он не врет, так это же действительно такой козырь, которого мне в жизни не приходилось держать в руках! Вон шерифовы наручники. Давайте наденем их на Коркорана.
— Прекрасно, — согласился Коркоран. — Отличная идея!
С этими словами он поднял руки, по-прежнему держа в одной из них свою трость.
Его спокойствие всех поразило, но в то же время и усыпило бдительность. Достаточно было одного резкого слова с его стороны или попытки вырваться, и в него вцепились бы железной хваткой. Но надо же! Он по-прежнему стоял, слегка наклонившись над столом, вытянув руки, чтобы можно было надеть на него наручники, — сопротивление, считали все, тут абсолютно бесполезно.
Но стоило блестящему металлу приблизиться к его рукам, как вдруг он вскочил, ощетинившись, словно волк, почуявший приближение горного льва, или как сорвавшийся с места футболист, заслышавший или увидевший сигнал товарища по команде.
Итак, Коркоран взвился в воздух, сложившись пополам. Этот первый рывок помог ему вырваться из рук державших его людей. Вторым движением он принял позицию, хорошо известную футболистам и наиболее удобную для того, чтобы прорваться сквозь линию защитников, — многие знаменитые хафбеки не раз прорывали таким образом линию защиты, состоящую из опытных игроков, приготовившихся к атаке, чтобы выиграть столь необходимые ярды и забросить вожделенный гол. Именно то же самое предпринял и Коркоран, если не считать того, что его противники не являлись опытными футболистами. Если они и ждали какой-то опасности, то она должна была исходить исключительно от внезапно выхваченного револьвера. Но то, что они увидели, повергло всех в шок: это был человек, бросившийся на них с быстротой молнии.
Что же касается оружия, то против кого его можно было применить? Тот, кто успел выхватить револьвер, понял, что стрелять невозможно, потому что Коркоран вертелся среди своих же товарищей и вместо него можно легко попасть в своего же; держа оружие в одной руке, каждый пытался поймать Коркорана другой, однако с тем же успехом можно ловить смазанную салом свинью.
Многие игроки на футбольном поле испытывали в свое время аналогичные чувства: юркое тело Коркорана казалось неуловимым. Теперь же было вдвое легче, поскольку перед ним были не тренированные атлеты, а неуклюжие, неповоротливые шахтеры, более привычные к тяжелому труду в забое, нежели к ловким, проворным движениям на поле.
Поднявшаяся суматоха и тревожные крики привели к тому, что дверь в номер широко распахнулась, обнаружив плотную массу любопытных, собравшихся в коридоре и надеявшихся увидеть собственными глазами, что происходит в импровизированном зале суда. Однако никто не успел насладиться невиданным зрелищем, ибо по плечам и лицам неожиданно загуляла трость, нанося безжалостные удары. И, пользуясь тем, что люди в страхе отпрянули назад, Коркоран вонзился в середину толпы. Все смешалось: те, кто стояли сзади, не могли понять, что происходит; не соображая, в чем дело, они загородили преследователям проход, и Коркоран, стрелой пролетев вниз по лестнице, выскочил на веранду.
