Джентльмен с Медвежьей Речки - Роберт Ирвин Говард
– И не надейся! – возразил Гризли. – Думаешь, я позволю удаче вот так утечь у меня сквозь пальцы? Вот что я тебе скажу: ты разделишь со мной добычу! Мои ребята сегодня утром отбыли в Жеваное Ухо, у них там дельце, но скоро они вернутся. Нужно успеть управиться до их возвращения, а добычу заберем себе.
– Что ты несешь? – не понял я. – Мы с дядюшкой едем на Медвежью речку…
– Ну да! Я же не слепой! – фыркнул он с отвращением. – Дядюшка! Как же! Совсем за дурака меня держишь? Я же вижу, что он твой пленник, вон как ты его схватил за шею! Думаешь, я не понял, во что ты ввязался? Сам посуди. Такую работу вдвоем делать сподручней. Я знаю уйму способов развязать человеку язык. Зуб даю, если показать ему раскаленную кочергу, он быстренько скажет, где у него припрятаны деньжата.
Щеки дядюшки Исава так и побелели под бакенбардами, а я возмутился:
– Ах ты подлый мерзавец! Как тебе только ума хватило додуматься, будто я похитил собственного дядюшку из-за денег? Теперь мне придется тебя пристрелить.
– Значит, не хочешь делиться, да? – оскалился он. – Хочешь заграбастать всю добычу? Ну, я тебе покажу! – Он ловко, словно кошка, размахнулся и швырнул в меня ведро с водой. Я присел, и ведро прилетело прямо в голову дядюшке Исаву; он растянулся на полу в луже воды, а Хокинс с диким ревом подскочил к стене и схватил свой револьвер калибра сорок пять – девяносто. Но едва он успел повернуться ко мне, как я пулей выбил револьвер у него из рук. Тогда Гризли вытащил из сапога нож и, дико выпучив глаза, бросился на меня, а я перезарядил револьвер, но противник навалился на меня, прежде чем я успел выпустить очередную пулю.
Я бросил оружие, схватил Хокинса обеими руками, и мы сцепились не на шутку, разворотив половину комнаты и едва не растоптав дядюшку Исава, который пытался ползти к выходу, вереща так, что сердце сжималось.
В пылу рукопашной схватки Хокинс потерял нож, но не сдавался, потому что был ростом ничуть не меньше меня и в драке почти не уступал. Мы то вскакивали на ноги и принимались месить друг друга кулаками, то сжимали друг друга в тиски и катались по полу, кусаясь, изворачиваясь и лупя по чему придется, а один раз даже подмяли под себя дядюшку Исава, едва не расплющив его в лепешку.
Хокинс сумел уцепиться за столешницу, сорвал ее и треснул меня по голове, отчего я пришел в ярость, схватил с огня котел с бобами и надел ему на голову; горячие бобы – а в котле был почти целый галлон – посыпались Хокинсу за шиворот, и он отшатнулся, всей тушей налетел на полки и свалился в углу, а следом на него посыпались ружья и обломки досок.
Он встал, сжимая ружье, но глаза его так налились не то кровью, не то бобовым соусом, что первая пуля просвистела мимо меня, и, прежде чем он успел выстрелить снова, я врезал ему по подбородку, раскрошив челюсть, а он упал, вывихнув обе лодыжки, и остался лежать неподвижно.
Я огляделся в поисках дядюшки Исава, но его нигде не было, только входная дверь оказалась открыта. Я кинулся на улицу и увидел, что он уже взобрался на Капитана Кидда. Я окликнул его, но он пнул Капитана Кидда под ребра, и тот мгновенно исчез за деревьями. Вот только поскакал он не на север, где был Боевой Раскрас. Он поскакал на юго-восток, как раз к Бандитским горам. Я поднял револьвер и пустился в погоню, хотя не очень-то надеялся, что мне удастся их догнать. Индейская лошадь Гризли была неплоха, но с Капитаном Киддом ей не сравниться.
Я ни за что бы их не настиг, если бы Капитан Кидд решил позволить кому-то, кроме меня, объездить его. Дядюшка Исав еще держался молодцом, пробыл в седле довольно долго.
Но наконец Капитан Кидд устал от всех этих глупостей и, добравшись до той самой тропы, где он впервые рванул вперед, опустил нос к самой траве и принялся лягаться, скидывая наездника, да так, что копыта взлетали к самым облакам.
Дядюшка Исав так высоко подлетал, что между ним и седлом я ясно видел горные вершины; когда Капитан Кидд вставал на дыбы и подпрыгивал, казалось, будто начался судный день, но дядюшка Исав как-то умудрялся удержаться в седле, пока Капитан Кидд не подскочил так высоко над землей, словно собрался взлететь, и вот уж тогда дядюшка Исав с отчаянным воплем вывалился из седла и полетел головой вниз прямо в кусты.
Капитан Кидд довольно фыркнул, отошел на полянку и принялся пожевывать траву, а я слез с лошади и стал выковыривать дядюшку Исава из колючих зарослей. Вся его одежка была порвана в клочья, шкура расцарапана, словно дядюшка дрался со стаей диких зверей, а на ветках остался висеть внушительный рыжий клок.
Но сам дядюшка был настроен враждебно.
– Я понимаю, за что ты так со мной, – сказал он с горечью, будто бы я был виноват, что Капитан Кидд скинул его в колючки, – но ты от меня не получишь ни гроша. Никто, кроме меня, не знает, где спрятаны деньжата, а уж я тебе ни слова не скажу, вырывай мне хоть все ногти на ногах под самый корень.
– Я, конечно, знал, что ты прячешь клад, – сказал я, глубоко оскорбленный, – но мне ничего не надо.
Он недоверчиво фыркнул и съязвил:
– Конечно, а сюда ты меня приволок от скуки!
– Папаша хотел тебя видеть, – объяснил я. – Только не надо задавать мне дурацких вопросов. Папаша приказал мне держать рот на замке.
Я поискал глазами коня Гризли и понял, что он куда-то запропастился. Его явно не научили слушаться хозяев.
– Ну вот, теперь придется его искать, – сказал я с отвращением. – Посидишь тут, пока я не вернусь?
– А как же, – ответил дядюшка. – Посижу. А ты иди, лови жеребца. Я подожду.
Но я посмотрел на него повнимательней и покачал головой.
– Не подумай, что я тебе не доверяю, – говорю, – только что-то больно подозрительно у тебя глаза блестят, будто бы ты вскочишь и убежишь, едва я повернусь спиной. Мне самому это все не по нраву, да только я должен доставить тебя на Медвежью речку; так что свяжу-ка я тебя своим лассо на время, пока не вернусь.
Ну,
