Макс Брэнд - Остаться в живых
Я снова пошел к вождю, и мы вместе позавтракали; а потом весь день, час за часом, я уплетал его кушанья — монарх и сам каждые полчаса подносил ко рту очередные несколько ложек еды, попивая его ликер, который изрядно попахивал дымком, и травил всякие байки. Вот так и беседовали мы с ним по-английски. То есть вождь сидел, курил, пил и слушал, а я сидел, пил, курил и рассказывал, рассказывал, рассказывал… Это был один из лучших дней в моей жизни. А к концу его туземный владыка сказал, что со мной все будет в полном порядке и что он хотел бы оставить меня при дворе в качестве главного советника, наивысшего старейшины или визиря — как хотите, так и называйте.
Конечно же я не возражал. Такая жизнь меня вполне устраивала — уж куда лучше, чем пить мерзопакостное варево на покинутом мною корабле. Итак, вождь одарил меня рулоном ситца и отправил на ночь в отведенную мне хижину.
Проснувшись утром, кроме слуг, выделенных мне еще накануне, я обнаружил подарок в виде женщины и двух поросят. Свинок я поджарил, а женщину отправил обратно, потому как люблю, чтоб в доме было тихо и мирно, пусть даже дом этот — всего лишь хижина.
Царька немало удивило, что я отверг невесту. Когда я снова появился у него в тот день, его величество выстроил передо мной дюжину маленьких красоток, густо намазанных и раскрашенных с ног до головы да вдобавок еще и с кольцами в губах. Я сказал, что до смерти рад оказанной чести, но только вот в чем дело: на меня наложено колдовское заклятье, и как только я женюсь, с той самой минуты и до конца дней своих не смогу рассказать ни единой истории. Услышав это, царек мигом прогнал с глаз долой все это стадо. А я уселся на прежнее место и начал первую за то утро байку.
Так продолжалось шесть месяцев, и все это время я как сыр в масле катался, имея все, что только мог пожелать — и из еды, и из питья. Больше того, каждый день я получал подарки — от поросят и рулонов ткани до бус, ружей и патронов. Однажды мне преподнесли настоящее боевое каноэ, а в другой раз — пригоршню великолепных жемчужин. Но проблема заключалась в том, что каждый день я должен был рассказывать какие-нибудь новые истории. Единственной передышкой стала для меня война с соседями, но длилась она всего неделю — до тех пор, пока нашим врагам не надоело выслеживать нас в лесу. Туземцы заключили мир, и мне пришлось вернуться к выполнению своих обязанностей. Мне полагалось травить вождю всякие байки, пока он не уснет, и опять молоть языком, как только он проснется.
Я рассказал ему все истории, какие мне только доводилось когда-либо услыхать, и все истории, которые смог сочинить сам. Я повторил ему всю чепуху, уже выданную раньше, конечно же значительно ее приукрасив. Потом я принялся за переработку всего, что мне довелось прочесть в книгах, причем умудрился сделать их в два раза длиннее и запутаннее, чем в оригинале. Но уже тогда я почувствовал, что слова льются из меня все медленнее и медленнее. Наконец я пришел к выводу, что наступит день, когда я исчерпаюсь полностью. И вот он настал. Я сам себе не мог поверить, но это и впрямь случилось. Я открыл рот, собираясь начать обычный треп, и не сумел выдавить ни единого слова! Ни единого! Можете себе представить? Я не мог сказать даже: «на следующий день», или «как я уже говорил», или «а теперь вернемся к Биллу, которого мы оставили в ожидании пиратов на опушке леса»… О нет, я не мог издать ни звука, вообще ничего — я и в самом деле выскреб все до дна! Вождь спросил меня, в чем дело, и я ответил, что, должно быть, кто-то, пока я не видел, вытащил из меня затычку и оставил открытым на пару предыдущих ночей, а в результате вытекли все слова до последнего.
Услыхав это, царек широко раскрыл глаза и изумленно вытаращился на меня. А затем он раскрыл также рот и заревел и зарычал. Он вопил, что я всего-навсего жалкий притворщик, а никакой не знахарь, никакой не мудрец. Потом вызвал охрану и велел порубить меня на мелкие кусочки и поджарить на корм свиньям: мол, в сыром виде им такого не одолеть — уж больно тощий и жилистый; кожа да кости, одним словом. Но мне удалось пронырнуть между ногами начальника стражи, и тот повалился наземь, перегородив дверь на время, вполне достаточное, чтобы я мог удрать за пределы досягаемости их оружия. С таким стартом и имея все шансы угодить на вертел, я мчался что было духу до самого берега, далеко обгоняя туземных вояк.
А там я увидел корабль, который бросил якорь в гавани совсем недалеко от берега. Я прыгнул в воду что твоя утица и поплыл к нему. Мне сбросили канат, и я кое-как вскарабкался наверх. И что бы вы думали, я увидел, оказавшись на палубе?
— Что? — полюбопытствовал я.
— А парочку тех самых негодяев, спасаясь от которых сиганул за борт шесть месяцев назад! Они как раз завершили полный круг торгового плавания и теперь стояли передо мной, ухмыляясь, один другого краше — просто передать не могу, до чего обрадовались встрече!
— И что они сделали с тобой?
— Ну, как я уже говорил, боец из меня аховый, — проворчал Лэнки, — так что не стоит упоминать о том, что случилось дальше. Да я и слов-то подходящих не подберу. Но как бы то ни было, вот вам истинная причина, по которой я больше никогда не возьмусь наниматься рассказчиком.
Такая манера повествования типична для Лэнки. Его истории большей частью были выдуманными, но никто не смог бы угадать, что он сочинил, а что происходило на самом деле. И всегда оставалось ощущение, что какая-то часть рассказа была-таки правдивой, вот только пойди разбери, какая именно. После очередного выступления Лэнки мы, бывало, пытались сообща выделить истинные события из всего только что услышанного, но так-таки ни разу не сумели прийти к единому мнению на сей счет. Единственное, с чем соглашались все, это что Лэнки — самый непринужденный, естественный, мастерский лжец, какой только объявлялся в наших краях.
Вот так шли у нас дела, пока на ранчо не вернулся старик Джефф Порсон и все не испортил. Увидев, что Лэнки сидит в дверях дома для работников, в то время как солнце еще высоко в небе, он первым долгом спросил:
— Ты что, отпросился? Взял выходной? Или тебя уволили и ты ждешь, чтобы кто-нибудь подбросил до города?
Глава 3
БАНДИТ
По манере задавать вопросы Лэнки мог бы догадаться, что Джефф Порсон — важная Порсона на ранчо, но, глядя на его забавную, если не сказать больше, одежду и неказистый вид — впоследствии он признался мне, что никогда раньше не видел столь странно одетого хозяина, — Лэнки спокойно ответил:
— Да нет, я как раз занят своим обычным делом, незнакомец.
— И что же это у тебя за обычное дело, а? — поинтересовался Порсон.
— Размышлять за весь здешний люд.
